СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ ГВАРДЕЙЦА ТЫЛА

О чём рассказала фотография военных лет

Эта фотография военной поры нижегородцам хорошо известна. Она публиковалась в газетах и книгах, выходивших в местных изданиях. Много раз выставлялась на выставках, посвящённых войне. И где она сделана, тоже хорошо известно – Горьковский автозавод. Даже имя её автора знакомо – заводской фотограф Николай Николаевич Добровольский. Но это лишь один из снимков большой серии, которую ему пришлось сделать о бригаде молодых сварщиков в цехе, где собирались самоходные орудия СУ-76. Вскоре этот снимок появился в фотожурнале «Фронтовая иллюстрация». И фронтовики узнали, что на снимке изображён не просто подросток, пришедший на смену рабочему, ушедшему на фронт. Фотограф подобрал не просто хорошего сварщика, а бригадира фронтовой молодёжной бригады, который в этот самый день перекрыл свою норму выработки в четыре раза. На автозаводе его имя было хорошо известно – Алексей Елов. «Молнии» о результатах работы его бригады частенько вывешивались у проходной завода. Теперь же имена передовиков узнали на фронте. Рассказывая о защитниках Отечества, мы решили напомнить о герое с известной фотографии, о котором журналисты успели тогда написать.

Весть принёс телефон

Мама умерла на Пасху в сорок первом… Отец загулял и почти каждый день являлся домой выпивши, говорил, что с горя. Этого Лёшка понять не мог и потому не мог простить. В семье восемь ребятишек – все мальчишки. Лёшка второй по возрасту. Дома ни денег, ни хлеба… Тогда-то и поссорился он с отцом. Всерьёз. Дома стал бывать редко: пропадал всё больше на реке – ловил рыбу. Наловит муляв, вздёрнет на суровую нитку и продаст молоденькой учительнице. А потом бежит в магазин за хлебом… Считались старшие братья Еловы рыбаками удачливыми. Рыба их кормила до первой картошки. «Паслись» они на реке и в тот день, когда примчался кто-то из парнишек и, не заботясь больше о том, что распугает рыбу, заорал на весь белый свет: – Робя, война! Весть принёс телефон. Было тогда на всю деревню Теплово два радиоприёмника, да и кто их в воскресный день в деревне слушать будет. Первыми заплакали женщины на почте, и побежали босоногие гонцы по дворам… …Больше всего на свете Лёшка боялся, что в ФЗО его не возьмут по возрасту: не хватало там сколько-то дней. Но в сельсовете сделали одолжение, уступив его настойчивым просьбам, написали, что он, Алексей Елов, вполне годится в мастеровые люди. Он уехал в Кулебаки в июле, а осенью на фронт забирали отца. Лёшка узнал это от тётки. Тётку Лёшка любил. Она ему и сказала: – Хоть ты с отцом и в ссоре, а всё же это твой родной отец. Надо сходить, попрощаться. Война, Лёша, она никого не жалеет… Еле добрели они со старшим братом Виктором от Теплова до Кулебак: двадцать пять километров всё-таки. …Больше всех по отцу убивалась бабушка. Она уже жила потерями – Лёшкиного дедушку в гражданскую убили, сын погиб на финской, дочь умерла весной, а теперь и ещё один сын на войну уходит. И заплакали все Еловы – и старые, и малые. И простил Лёшка отца…

Пятый, танковый

Пятый цех автозавода делал танки. Корпуса приходили из Выксы, с металлургического. И когда распахивались огромные ворота и паровоз въезжал под крышу цеха, таща за собой платформы, гружённые корпусами танков, то вьюга гуляла по пролётам не хуже, чем на улице. Костерки из масляных тряпок горели тут и там, только бегать к ним Лёшке Елову было некогда. Над сварщиками тогда подшучивали: – Ну, братцы, вам лафа, у вас в руках своя печка! От этой «печки» у Лёшки на ладонях весь январь не заживали болячки. Но болячки ладно, а вот холод донимал. В стылой машине работать приходилось то сидя, то на коленях. Больше всего Лёшка боялся простудиться, тогда больного от работы отстранят. Вот и вертелся он как чертёнок: чтобы и сделать больше и не замёрзнуть. А друзья болели. То слесарь не выйдет, то подручный. А у Лёшки норма, план – фронтовой заказ. И если у всей бригады в месяц норма выработки 270 процентов, то у Елова – 350. И стал Лёшка Елов бригадиром. И хоть были в бригаде рабочие постарше, все согласились – «за Лёшку!», за трудолюбие, за характер весёлый, боевой и неугомонный. Дневал и ночевал Лёшка на заводе. В цехе, конечно, спать было невозможно: грохот и мороз, и они приспособили под «спальный корпус» кабинет начальника. На пол – брезент, а на брезент вповалку человек 20-30. А назавтра снова на 12 часов электрод в руки. Торопились, подача тока была неравномерной, и электроды просто сгорали или лопались. Придёт, бывало, в самый разгар мастер: – Сегодня надо до победного, парни! До победного – значит, в ночь. В одну из таких ночей затянуло в наждак полусонному Лёшке левую руку. Обошлось – руку удалось вырвать, но осталась глубокая царапина, присыпанная наждачной пылью. Полмесяца нарыв покоя не давал.

Грустные истории

– Этот? – спросила врач, зло поглядывая на Елова, пришедшего на перевязку. – Этот, этот, паразит, – сказала санитарка. – Да что случилось-то? – не понял Лёшка. – Что я сделал? – Ещё спрашиваешь? Бессовестный! Давай больничный и завтра чтобы на работу. Лёшка молча взял «закрытый» больничный. В дверях столкнулся с медсестрой. – Катя, этот, что ли, бюллетень украл со стола? – спросила врач у сестры. – Нет, тот был повыше и почернявее. – Елов, вернись! – крикнула врач в коридор. – Я тебе больничный продлю, рано тебе ещё на работу. Ошиблись мы! Не ты это! Но Лёшку до того взяла тогда обида, что он только махнул здоровой рукой. – Да ну вас, на работу пойду! Но что за обиды в цехе – ерунда! Некогда было думать, кто прав, кто виноват. Но однажды от обиды он, весельчак и балагур Алексей Елов, чуть не плакал. Получил он тогда премию да зарплату. Да подзанял у друзей. И купил себе первый в жизни костюм – как-никак, в женихах ходил, дожидался своего часа. Костюм был чёрный и сидел на Лёшке как влитой. Костюм лежал на полке у квартирной хозяйки, дожидался своего часа. Хозяйка была женщина одинокая и скрашивала своё одиночество как могла. Нередко и гостей привечала. В один прекрасный день Лёшкиного костюма на полке не оказалось. Хозяйка в удивление: мол, знать ничего не знаю, куда он мог деться. Ушёл тогда Лёшка в тёмный чулан. Стыдно ему было, уже взрослому, как он считал, на людях слёзы точить.

За отличие в труде

Не было такого звания «Гвардеец тыла». Оно само по себе появилось. Стали им называть тех, кто в труде отличался. Что ни день, в цехе появлялись «молнии»: такой-то и такой-то гвардеец тыла перевыполнил норму на столько-то, перечислил в Фонд обороны столько-то рублей. Лёшка Елов привык видеть свою фамилию в этих листках: «Равняйтесь на Алексея Елова». А он частенько побивал рекорды – стиснув зубы, но бил. Его фронтовая бригада с честью выдерживала сравнение со знаменитыми тогда шубинской и бронниковской бригадами. А потом, надо же такому случиться, в один из дней никто не вышел на работу. С крупозным воспалением лёгких свалился крепыш Вася Перевозчиков, у бойкого и ловкого Гриши Тумакова прихватило с голодухи желудок. И остался Лёшка один. Он к мастеру: – Выделите в помощь кого-нибудь! Мастер руками развёл: – А кого? Все в работе. И завертелся Лёшка волчком, без передышки. Вот тогда-то он и дал рекордную норму в 536 процентов. Но запомнился не тем, а песней: «Гулял по Уралу Чапаев-герой…» Вспомнил, что пел в школе – и неплохо. В Кулебаках на смотре его на бис трижды вызывали. И тут попросили его спеть. Женщины восхищались: – Ну, Лёха, «Кировец» – и тот заглушает. А «Кировец» был многотонный пресс. Шумный, гулкий, грохотавший на весь цех.

Валентина ШАБАНОВА.

Фото из открытых источников.