ФЛАГМАН КАРАБЕЛЬНЫХ НАУК
В последнее время мы привыкли к выражению — «место силы», которым определяем скопление какой-то неведомой природной аномальной энергии. В этих местах всегда происходит что-то, чему нет объяснения. Их забывают, к ним возвращаются, напитывают новыми легендами и не перестают удивляться. Но есть на нашей нижегородской земле место особой силы. Это районный центр Сеченово. Слыхать — слыхали, но что в нём удивительного? Если дать название этому месту, то, пожалуй, подойдет «Дворянское гнездо». А удивительность вся в том, что здесь рождались и взрастали необычные дети. Это «гнездо» когда-то называлось Тёплым Станом. В одной из научных книг его назвали «могучим гнездом умов, обогативших человечество своими разнообразными научными открытиями и достижениями в физиологии, медицине, музыке, математике». Вот ведь как. И так хочется поведать о всех, кто это сделал, а заодно и приоткрыть таинственную завесу над этим аномальным местом, поименованным Иваном Грозным за встретившим его войско теплом. С кого начнём? Пожалуй, с самой мировой величины — академика кораблестроителя Алексея Николаевича Крылова.
«Шаркуном» не стал
Чтобы соблюсти справедливость, уточним: академика Крылова считают прямым своим земляком ульяновцы, чуваши и нижегородцы. Родился он в Симбирской губернии, которая сегодня именуется Ульяновской областью, но в сельце Висяга, которое сегодня находится в Чувашии. А детство провёл в Теплом Стане, отошедшем к нижегородчине, в этом дворянском гнезде, где почти все дворяне состояли хоть в каком-то, да родстве. В детстве резвый мальчик Алексей «в шалостях мало стеснялся», слывший у строгих родственниц разбойником, был одарен ко дням рождения отцом и дедом странными подарками. Отец привёз с Нижегородской ярмарки детский топорик из кулебакской крепкой стали и вручил своему пятилетнему «другу Алёше», как он его называл, со словами: «Не руби сплеча, но с пользою». А дед, отставной гвардейский полковник, участник Бородинского сражения, преподнёс ему чертёжную готовальню, приобретённую в самом Париже, после его взятия, и пистолет системы «Смитт и Вессон». И тоже напутствовал словами: «Умей трудиться и защищать свой труд». Пистолет оказался кстати отцу, которому приходилось колесить по муромским дорогам, где хватало лихих людишек. И отдал он его сыну, когда тот, уже будучи в чине полковника, заведовал Опытовым бассейном. Все три вещи стали семейными реликвиями. А топорик был первой и последней детской игрушкой будущего академика. Вот так росли дворянские дети в дворянском гнезде. Алексей сам выбрал своей судьбой море, которое он видел, когда его возили в Севастополь. И заявил об этом на семейном совете, когда решали, куда его отдать в учёбу. Тётушка возразила, что хотела бы видеть племянника «на поприще более умственном». На что племянник возразил: «Ума миру не занимать, ему нужна отвага и мужество». Довольный выбором сына отец тут же подвёл итог: «Значит в Петербург, в Морское училище». И подался Алексей Крылов, 14-летний юноша, в Северную столицу России в незнакомую для себя жизнь, но к «нашим». А эти «наши» — были теплостанцами, уже укоренившимися в Петербурге. Они приняли его радушно «как близкого и милого сердцу родственника». И в первую очередь его приветила семья Сеченовых, брата знаменитого физиолога Ивана Михайловича Сеченова, которому Алексей «со товарищами» носили лягушек для опытов, когда тот наведывался в Теплый Стан. И, как потом вспоминал Алексей Николаевич Крылов, пришлось отпускать грех за эти деяния у теплостанского священника. Развивавшаяся близорукость заставила отказаться от чисто флотской карьеры и сосредоточиться на мире кораблей. В прошлое уходил флот, сработанный топором и ведомый парусами. Новый флот из железа и стали требовал математических знаний, которым суждено было только зарождаться, а он любил погружаться в мир расчётов и формул. Выходило по всему, что он оказался в нужном месте и в нужное время. А ещё «дядя Саша», будущий великий математик Александр Михайлович Ляпунов, наезжавший в гости к Сеченовым, убеждал, что в мире чисел кроется необъятный простор для мыслей. Благо, эту тягу кадета Крылова к точным наукам вовремя заметили преподаватели Морского училища. И первым был капитан 2-го ранга Бартенев, преподававший навигацию: — Вам у меня учиться нечему. Чтобы не скучать, занимайтесь на моих уроках чем хотите, я вас спрашивать не буду, а раз и навсегда поставлю вам двенадцать. Двенадцать баллов Крылову поставили все преподаватели Морского училища, но был один «нуль» — по бальным танцам. А тут он выполнил наказ отца — «шаркуном, смотри, не заделайся».
С юношеским задором
С укрощения строптивой компасной стрелки начал он путь в корабельные науки, когда был определен в Компасную мастерскую Главного гидрографического управления. На железные корабли напала, казалось бы, неизлечимая болезнь, которую назвали девиацией. Кроме избытка железа, на компасы влияли электрические токи, качка, вибрация корабля, магнитные силы Земли и много всего, что предстояло выяснить. Одними расчётами тут не обойтись. Надо было проводить опыты и эксперименты, а ещё изобретать приборы, помогающие определять погрешности компасов. Крылов был убеждён, что девиация должна быть учтена уже при конструировании компаса. Первой его печатной работой была брошюрка «О расположении стрелок на картушке компаса». 54 года он не бросал эту тему и в 1940 году вышла его монография «Основы теории компаса», за которую через год он был удостоен Сталинской премии. Гироскопия, механика, баллистика, минное дело, вибрация, качка, астрономия, а новообразующиеся науки… Надо было всё держать в поле зрения. Времени катастрофически стало не хватать. И он находит резерв. Это досуг, то свободное время, которое неожиданно выпадало. И однажды даже на каком-то важном банкете предложил «за досуг» тост. В Морском техническом комитете, где он служил, за год приходило до 45 000 посетителей. Чтобы разрядиться от такого утомительного наплыва, он на досуге начал изучать метод Ньютона определения параболической кометной орбиты. В тот год приближалась комета Галлея и был всеобщий интерес к ней. В журнале «Известия Морской академии» вышла его работа «Об определении орбит планет по малому числу наблюдений». Другой раз в свободное время от лекций он занялся переводом «Начал» Ньютона. В конце концов настоял на издании книги с комментариями, доступной для слушателей Морской академии. Считал, что на море лучшее средство от качки решение пятизначных логарифмов и задач по внешней баллистике. Очень помогает… Он не был кабинетным учёным. Один из биографов написал: «Юношеский задор, незатухающий фейерверк молодости сопровождали его неукротимые силы». Он бывал всюду: на заводах, на испытаниях, ездил за рубеж. Вот один из отзывов директоров германских судостроительных фирм. «Конечно, мы слышали, кто такой Крылов, но никто не мог представить себе, что может существовать человек с такими совершенно невероятными способностями и с такими полными, почти немыслимыми знаниями всех кораблей всего флота и с таким глубоким пониманием того, как станет вести себя каждый корабль».
Не ведал усталости
Они нашли друг друга: адмирал Степан Макаров и капитан Алексей Крылов. Вначале знакомство было заочным. Крылов знал адмирала по его военным походам, а адмирал читал всё, что было написано молодым учёным. Их тандем определил судьбу русского флота. Свидетели их опытов видели, с каким азартом они запускали кораблики в Опытовом бассейне. И как радовались, когда эти кораблики… или переворачивались, или тонули. Каждая такая крохотная неудачка в бассейне выявляла проблемы в кораблестроении. В те годы статистика морских катастроф наглядно свидетельствовала о том, что многие из них порождены незнанием поведения корабля на море. В 1893 году у берегов Сирии при полном штиле затонул английский броненосец «Виктория». Выяснилось, что вода стала поступать через незначительную пробоину в носовой части, полученной от несильного столкновения с другим кораблём. Откачка воды не помогла, погиб весь экипаж и командующий эскадрой. Можно ли было спасти броненосец? Учёными разных стран строились предположения. Как показало время, самую оригинальную идею высказал российский флотоводец Степан Макаров. Он предложил спасать корабли… затоплением. Его теорию тут же обозвали «безумной». Между тем идея захватила Алексея Крылова. Если трюм корабля разграничить отсеками, то можно, затапливая их в определённом порядке, выравнивать корабль и держать его на плаву. Математически он рассчитал всё и предложил создавать специальные таблицы для каждого корабля. Но это была теоретическая часть, а на практике Опытовый бассейн стали посещать слушатели Морской академии и у них появился новый цикл лекций «О непотопляемости военных судов», читаемый адмиралом Макаровым, но с дополнением капитана Крылова, который «сформулировал всё с краткостью и точностью математической». А с таблицами о непотопляемости произошло следующее: Крылов, отстаивая свою правоту, никогда не говорил вполголоса. «За резкий тон и недопустимые в служебном докладе выражения» при защите этих таблиц, он получил выговор. Но таблицы пришли на вооружение русского флота. После морской войны с Японией, где были разбиты остатки старого российского флота, он постарался опросить как можно больше уцелевших флотских офицеров о причинах поражений. Пришло время исполнять наказ погибшего адмирала Макарова, в кабинете которого висел, как казалось многим, странный лозунг: «Помни войну!» Крылов ещё решительнее вступил в схватку с тогдашними вершителями судеб России. Но, как всегда, это было не лобовое столкновение, которое бы только тешило самолюбие обеих сторон. Он говорил: «Столб нельзя перепрыгнуть, но обойти можно». Один из современников писал: «Массивная, привлекательной стати энергичная фигура генерала Крылова, казалось, не ведала устали. Не уставал и мозг: решения больших технических задач, принимаемые учёным, как быстры, так и верны». Будучи председателем Морского технического совета, он расписывает программу строительства военных кораблей, но с условием, чтобы они строились «на русских заводах, русскими силами, из русских материалов». Он даже вникает в несвойственное ему дело — формирование флотских экипажей и называет неумелое их комплектование в основном из жителей центральных губерний России, «видевших воду только в колодце», одной из важных причин поражения в войне с Японией. «Само собой разумеется, — писал Крылов, — мне не оставалась чуждой и коммерческая деятельность». Он, думая и о гражданском грузовом оборотистом флоте, где скорость была залогом прибыли, консультирует строительство танкеров и лесовозов. Крылову предлагали избираться на пост вице-президента Академии наук. На что он ответил: «Не имеет смысла отрывать меня от вверенной мне постройки судов, в проекты которых я внес много своего». Корабелы всего мира говорят о «теориях Крылова», «способах Крылова», «курсах Крылова», «приборах Крылова»… Но главное, что он всегда следовал наказу своего наставника: «Помни войну». Строительство боевого корабля — дело не скорое. Но время подстёгивало. «Не о едином дне надо заботиться, а предвидеть, что можно и проектировать корабль так, чтобы он возможно долгое время оставался боеспособным и мощным». За девять лет до начала Великой Отечественной войны советский флот получил десятки боевых вымпелов. Заново были созданы три флота Черноморский, Северный и Тихоокеанский. В самый разгар войны академику Алексею Николаевичу Крылову присвоили звание Героя Социалистического Труда. Его не стало осенью 1945 года на 83 году жизни. Последней незаконченной рукописью, оставшейся на письменном столе, была «История открытия планеты Нептун»…
Вячеслав ФЁДОРОВ.
Фото из открытых источников.