ХОРОШИЙ, СЕРЬЁЗНЫЙ, ЧЕСТНЫЙ ПАРЕНЬ
В нашей рубрике «Неизвестные знаменитости» наметился неожиданный поворот. Его подсказали читатели. Они посоветовали в биографических публикациях рассказывать не только об уроженцах нашей земли, но и о людях, которые даже кратковременным пребыванием оставили заметный след в истории Нижегородчины. Мы тоже думали об этом. И рубрику придумали: «На Осыпной. У Дмитриева». Не совсем понятно? На улице Осыпной располагалась фотография нижегородского светописца Максима Петровича Дмитриева. Вот мы и решили просмотреть его собрание фотографий, на которых остались запечатлены люди известные и малоизвестные, посещавшие наш город. С кем или с чем были связаны их визиты? Начнём, пожалуй, вот с этой фотографии. Из узнаваемых персонажей здесь один — Максим Горький. А кто второй? Конечно, найдутся знатоки, которые опознают человека с гуслями, но их будет не так много. Для большинства читателей он остаётся неизвестным до сих пор. Сегодня раскроем имя этого человека.
Видение Горького
Его псевдоним был — Скиталец. А наделили таким в редакции «Самарской газеты», где он сотрудничал, нередко принося материалы без подписи. Вот и стали их метить этаким псевдонимом, который тут же понравился самому автору. Скитальцем он был не придуманным. С детства, выучившись играть на гуслях, стал постоянным спутником отца в скитаниях по Поволжью. Отец — песенник и гусляр — не мог усидеть дома. И не то чтобы семья жила в нужде, отец всё искал жизненную удачу и стремился её догнать. Переезды следовали за переездами. Бабушка следила за внучком и подросшего забрала к себе в деревню, оградив от бесцельных странствий. Но было уже поздно. От отца он унаследовал «тёплый и мягкий» грудной бас, от бабки напитался народными сказками, которые та знала во множестве, а сам вошёл в жизнь «с неукротимой жаждой борьбы с пережитками прошлого и горячим стремлением к светлому будущему». Словом, с революционным настроем. Скиталец… Да не Скиталец он, а человек с именем и фамилией — Степан Гаврилович Петров. Будущий писатель, в своё время печатаемый и читаемый. В наше время забытый. «Псевдоним — ни в коем случае изменять нельзя, об этом усиленно прошу. Это очень важно для меня, Петрову — безразлично, для всех — тоже безразлично. Пускай кто хочет, смеется, потом я попытаюсь заставить задуматься над такой штукой, как Скиталец, — не Петров, а вообще скиталец». Так он просил своего товарища. Писателем стал под большим влиянием Максима Горького. Но это было не просто снисходительное влияние старшего по возрасту на младшего, или опытного — на начинающего. Дружба искренняя и своеобразная. О своеобразии и хотелось бы рассказать, которое отражено в этой фотографии. Была ли цель у Степана Петрова встретиться с Горьким? В «Самарской газете» они могли работать вместе, но разминулись. Горький отправился в Нижний Новгород репортёром от «Самарской газеты» на Всероссийскую художественно-промышленную выставку и решил остаться в родном городе. О Горьком Скитальцу расскажут коллеги. Узнает он, что Горький человек интересный: «Оригинальный: высокий такой, в крылатке и широкой шляпе ходил, плащ носил, демоном тогда кричал — «проклятый мир» с крыши по ночам пел!» Скиталец читал все рассказы Горького, напечатанные в «Самарской газете» под псевдонимом Иегудиил Хламида, и всё больше убеждался, что встреча с ним просто необходима. Он видел в этом, пока ещё заочном товарище, единомышленника. А писательству надо было ещё учиться. Встреча состоялась всё в той же Самаре летом 1899 года, куда Горький заехал по делам. Скиталец так описывает первое видение Горького: «Калитка отворилась, и вошёл высокий молодой человек в длинном крылатом плаще, какие тогда уже вышли из моды, в широкополой шляпе и голубой косоворотке, широкоплечий, но очень худой, с бледным лицом и небольшими светлыми усами. В этом неправильном, словно топором вырубленном лице при первом взгляде было какое-то мрачно-суровое выражение, как бы никого близко к себе не допускающее. Хозяин пошёл ему навстречу, гость улыбнулся неожиданно добродушной улыбкой и снял шляпу, обнаружив густые, длинные, прямые волосы. Это и был Максим Горький — лет тридцати от роду, молодой, начинающий тогда писатель».
«Весёлые преступники»
Знал ли Скиталец, что это знакомство будет опасным? Царская охранка уже вела Горького, отмечая каждый его шаг и, естественно, новые знакомства. В разработку был включён и Скиталец. Но прежде было время напряжённой учёбы. Скиталец писал своему брату: «Живу на полном иждивении Горького. Под его влиянием быстро развиваюсь, развертываюсь. Горький возится со мной, как с ребёнком. Нянчится, учит меня, заставляет до бесконечности переделывать мои работы. Сам поправляет их, дает темы. При таких хлопотах даже и бездарного человека можно выучить писательству, а я же не совсем бездарный. Он руководит моим чтением, я весь ушел в работу». А Горький сообщал , что у него живет Скиталец, работает, как вол, не пьёт: «Хороший, серьезный, честный парень! Верю, что из него выйдет нечто, хотя и не крупное, может быть, но хорошее, цельное». Как результат, в журнале «Жизнь» появляется небольшая повесть «Октава», история о плотнике, ставшем церковным певчим, но спившемся из-за издевательств толстосумов. Это был первый выход Скитальца в большую литературу. Горький не сомневался в успехе повести, когда приглашал Скитальца в Нижний: «Это можно великолепно написать, и это дозарезу нужно! Это очень важно! Понимаете ли вы, что такие писатели теперь необходимы? Вы — интеллигент, вы из народа, и у вас, по-видимому, столько накопилось здесь — стукнул он себя в грудь». А ещё через год они оба сидели в Нижегородском остроге. Горький в камере № 4, Скиталец — этажом выше. Поводом для ареста послужило обвинение в приобретении мимеографа для печатания революционных прокламаций и воззваний. Они купили аппарат в складчину в Петербурге. Охранка это хорошо знала, но ждала первых выходов листовок, чтобы арестовать «преступников» с поличным. Отсидка Горького и Скитальца в остроге превратилась в городскую легенду. Тюрьма — заведение не особо весёлое, тягостное и довольно скучное. У Скитальца был опыт отсидки, он решил поделиться им с Горьким. К этому времени как раз написал слова к задуманной им опере-буфф «Весёлые преступники» и предложил её разыграть. Даже подыскал подходящую точку во дворе тюрьмы, где действо будет видно всем. Горькому идея понравилась, тем более, в тюрьму заточили 26 революционно настроенных студентов, сосланных в Нижний, и он видел, как они тяжело переносят неволю. Скиталец проявил чудеса перевоплощений. В опере он был всем: пел, показывал балетные номера и даже руками изображал декорации. Успех был ошеломляющий. К тюрьме спешили и горожане, до кого дошли слухи о происходившем, а город ими полнился. В воспоминаниях Скиталец отметит: «Пел каждый вечер, стоя на подоконнике своего раскрытого окна и держась руками за железную решетку». Это уже были выступления для городской публики. Легенда о «весёлых преступниках» бытовала в городе долго. Сидючи в Нижегородском остроге, Скиталец написал автобиографическое стихотворение «Гусляр». В нём есть такие строки:
Ах! Не кончил этой песенки гусляр,
Не приходит он на людный на базар,
Не видать его в царёвом кабаке,
И не слышно звонких песен на реке.
Только видно — у тюремных у ворот
Каждый вечер собирается народ,
А из башни песни льются и гремят
Гусли звонкие рокочут и звенят!
Так закончилось трёхмесячное сидение в Нижегородском остроге. Но это не всё. Мы до времени оставили фотографию Дмитриева, чтобы рассказать ещё одну историю, связанную со Скитальцем.
И всё-таки вы его знаете
Мы должны быть благодарны Алексею Максимовичу Горькому за его любовь к фотографированию. Самых приметных своих гостей, наезжавших к нему в Нижний, он обязательно вёл на Осыпную улицу в ателье нижегородского фотографа Максима Петровича Дмитриева. Как сейчас говорят, на совместную фотосессию. Максимыч был хитрованом. Он знал, что фото с ним принесёт неизвестному автору первоначальную известность. Лично его распространяемые портретные открытки шли влёт у читающей публики, а тут рядом какой-то писатель с именем Скиталец да ещё с гуслями. Разве не вызовет он интереса у читателей. Подобные открытки печатал и распространял Всемирный Почтовый союз, в котором состояла Россия. Вот и на этот раз отпечатанная открытка с Горьким и Скитальцем поступила в Россию, но к читателям не дошла. К этому времени цензурой было запрещено к распространению изображение «писателя Горького в Империи на основании резолюции г-на Министра Внутренних дел». Пострадал и Скиталец. Он был обвинён как автор «тенденциозного» стихотворения «Гусляр», прочитанного им в Москве в Колонном зале «Благотворительного собрания», на благотворительном вечере. Присутствовавший на вечере писатель Н.Д. Телешов вспоминал: «После скрипок, фраков, причёсок и дамских декольте вдруг поднимается на эстраду, почти вбегает, косматый, свирепого вида блузник, делает движения, как бы собираясь засучивать рукава, быстрым шагом подходит к самому краю помоста и, вскинув голову, громким голосом, на весь огромный зал, переполненный нарядной публикой, выбрасывает слова, точно камни:
Я вхожу во дворец к богачу
И пропеть ему песню хочу.
Я пою ему, звонко смеясь:
«На душе твоей копоть и грязь;
Не спою тебе песни такой,
Чтоб тебя очищала собой:
Пусть лежит на душе твоей тень,
Песнь свободы не нравится вам.
И звенит она, словно кистень,
По пустым головам!»
Вот такую историю поведала нам фотография из большой коллекции нижегородского светописца Максима Дмитриева. Если пожелаете — ещё расскажем. А то, что вы не знали писателя Степана Гавриловича Петрова-Скитальца, так то дело поправимое. Книги его можно найти и почитать. Но прежде напомним, что знаете вы его. Разве вы никогда не слышали песню о Степане Разине и несчастной княжне? Эту историю под гусли, купленные под городом Козьмодемьянском, хорошо Скиталец напевал. А Шаляпин, подхвативший её, был последователем. Лихая песня «Колокольчики-бубенчики» на слова Скитальца была хитом начала XX века. Она в фильмах о той жизни запечатлена. Приложил автор руку и к вальсу «На сопках Маньчжурии», написав один из вариантов текста.
Вячеслав ФЁДОРОВ.
Фото из открытых источников.
