Полет «Востока»

Мир уже не будет прежним
Над страной гремела торжественная музыка. Советское радио приветствовало утреннее солнце величавой, волнующей мелодией патриотической песни «Широка страна моя родная».
Затем прозвучало лаконичное сообщение, навсегда покончившее с вековечной изоляцией человечества на родной планете: «12 апреля 1961 года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли первый в мире космический корабль-спутник “Восток” с человеком на борту».
Страна – от Ленинграда до Петропавловска – затаила дыхание. Трамваи и автобусы останавливались, чтобы пассажиры могли прослушать сообщение: его транслировали через репродукторы на площадях. Рабочие выключали станки, продавщицы выбегали из-за прилавков. Школьники забыли об уроках. Высоко-высоко над ними их соотечественник, советский гражданин, мчался среди звезд вокруг Земли со скоростью 18000 миль в час – мчался прямо в историю, ведь он стал первым человеком, полетевшим в космос.
По радио сообщили фамилию космонавта: Юрий Алексеевич Гагарин, 27 лет, майор.
По официальным данным, «Восток» был запущен со стартовой площадки (ее местонахождение не раскрывалось) ровно в 9.07 утра по московскому времени. Периодически в эфир выходили краткие бюллетени: в 9.22 утра Гагарин, находясь над Южной Америкой, передал: “Полет проходит нормально, чувствую себя хорошо”.
В 10.15 он снова связался с Землей, уже над Африкой: «Полет протекает нормально, состояние невесомости переношу хорошо».
В 11.10 пришло сообщение о том, что в 10.25 Гагарин завершил облет земного шара, и на корабле была включена тормозная двигательная установка.
Начался весьма рискованный этап полета: «Восток» – его нос раскалился добела при входе в атмосферу – с огромной скоростью устремился к земле. Вся Россия с волнением ожидала: что же дальше? Государственные радиостанции держали паузу, нагнетая напряжение. Лишь в 12.25 диктор гордо объявил: «В 10.55 космонавт Гагарин благополучно вернулся на священную землю нашей Родины – Страны Советов».
В воздух полетели шляпы. Русские кричали от восторга, обнимались, бежали звонить друзьям.
Полет Юрия Гагарина проходил на невиданной высоте (188 миль) и с невиданной скоростью (18000 миль в час), но и эта невероятная статистика бледнеет перед перспективами, которые открывает это событие. Вековая мечта человечества о космических путешествиях стала явью.
Доброе русское лицо
Советские власти, как правило, дают самый минимум информации об участниках своей космической программы, но на прошлой неделе все механизмы государства работали на то, чтобы превратить полет Гагарина в триумф, причем, как ни парадоксально, все это напоминает рекламу вполне «капиталистического» толка.
Составляются петиции с призывом переименовать одну из площадей Москвы в честь первого космонавта. Именем Гагарина уже назвали ледник. Типографии печатают заранее подготовленные почтовые марки с его портретом. Репортеры, засучив рукава, стараются сообщить соотечественникам как можно больше сведений о национальном герое. Один переполненный чувствами журналист написал, что у Гагарина «доброе русское лицо с широко расставленными глазами». Его коллега, интервьюировавший первого космонавта вскоре после приземления, был в таком восхищении от нового кумира, что пошел еще дальше: «Его глаза сияли, словно в них все еще отражался свет звезд».
Все радиостанции передали запись телефонного разговора между Гагариным (соотечественники тут же окрестили его Гага) и премьером Хрущевым, отдыхавшим на Черном море.
«Образцовый бойскаут»
В свете всего этого не стоит удивляться, что официальная биография Гагарина звучит так, будто ее специально сочинили для такого случая.
Жаждущему подробностей миру представлен безупречный портрет советского «нового человека» – примерный аналог образцового американского бойскаута откуда-нибудь из Айовы.
Этот жизненный путь выглядит таким красивым, правильным и «буржуазным», что русские белоэмигранты, разбросанные жизнью на всем пространстве от Южной Америки до Тирона (штат Пенсильвания), припомнили, что в царской России был княжеский род Гагариных, и заявили, что Юрий – один из его представителей. Однако предположение о его дворянском происхождении кажется сомнительным.
Репортеры, пытаясь нарастить мясо на кости официальной информации, взяли у Валентины Гагариной интервью в ее подмосковной двухкомнатной квартире. Там яблоку было негде упасть от взволнованных соседей, и как раз когда приехали журналисты, по радио передали сообщение: ее муж чувствует себя хорошо.
Валентина выключила приемник и вытерла слезы, старшая дочь тем временем невозмутимо грызла яблоко. Валентина объяснила, что ничего не знала о предстоящем полете, а о том, что муж носит звание майора, впервые услышала по радио. Ей было известно, что у Юрия какое-то важное задание, но о том, что он готовится отправиться в космос, понятия не имела: «Он боялся расстроить меня, ведь я ждала ребенка».
Теперь с тайнами покончено. Всякий раз, включая радио, Валентина слышит голос мужа или торжествующие сообщения о его подвиге. Специальные выпуски газет тоже посвящены ему. Одна за другой они перепечатывают его рассказ: свидетельство человека, первым побывавшего в космосе.
Голубой поясок
«С корабля-спутника видно, конечно, хуже, чем с самолета, но все-таки очень и очень хорошо, – рассказал Гагарин. – Была заметна выпуклость, округлость Земли. Картина горизонта очень своеобразна и очень красива. Можно видеть необыкновенный по красочности переход от светлой поверхности Земли к совершенно черному небу, на котором видны звезды. Переход этот очень тоненький, как бы пленка-поясок, окружающая земной шар. Она нежно-голубого цвета».
На вопрос о первых ощущениях после возвращения на Землю он ответил: «Трудно описать словами чувства, охватившие меня, когда я ступил на советскую землю. Во-первых, я был рад, что успешно выполнил задание. В целом все мои чувства можно описать одним словом: радость. Когда спускался, то пел песню: «Родина слышит, Родина знает…»
По словам Гагарина, когда корабль вышел на орбиту и наступила невесомость, все стало легче делать.
«Луны я не видел, – продолжал он. – Солн­це в космосе светит в несколько десятков раз ярче, чем у нас на Земле. Звезды видны очень хорошо: они яркие, четкие. Вся картина звездного неба выглядит куда контрастнее, чем с Земли».
Для ученых эти впечатления не стали неожиданностью. На все, о чем сообщил первый космонавт, указывали данные, полученные с аппаратуры спутников, или теоретические расчеты. «Голубой поясок», который наблюдал Гагарин, – это тот самый небосвод, что мы видим невооруженным глазом: атмосфера рассеивает синюю часть спектра солнечного света. Тем не менее рассказанные им подробности завораживают своей свежестью: Гагарин побывал там, где не бывал никто.
Безумный риск?
К тому времени, когда прозвучало официальное сообщение о полете Гагарина, советские граждане уже были «подготовлены». Напряжение резко возросло из-за, казалось бы, безрассудной смелости, проявленной властями: они обнародовали факт запуска, когда «Восток» еще находился на орбите, и впереди был самый сложный этап – возвращение корабля. Если бы в последнюю минуту произошел какой-нибудь сбой, Гагарин был бы обречен на медленную смерть в космосе на своем корабле или сгорел бы при спуске в атмосфере. Именно так закончились несколько пробных запусков без людей на борту.
Неужели Советы решились столь безрассудно рискнуть своим престижем? Большинство иностранных наблюдателей уверены, что нет.
Вполне вероятно, майор Гагарин побывал на орбите и благополучно вернулся еще до того, как прозвучало первое сообщение о запуске. Есть и другие небольшие загадки, связанные с полетом «Востока».
К примеру, согласно официальной версии, Гагарин вышел на связь всего через 15 минут после старта, и в этот момент он уже находился над Южной Америкой. Однако от предполагаемого места запуска этот континент отделяет почти половина земного шара. Кроме того, на конференции по освоению космоса во Флоренции 66-летнему академику Анатолию Благонравову (еще в царской России он занимался разработкой артиллерийских систем, а в наши дни часто выступает по космической тематике) задали вопрос: каким образом Гагарин наблюдал за Землей с орбиты? Тот ответил, что он делал это «по радио».
Это заявление, наводившее на мысль, что «Восток» не имел иллюминаторов, не могло вызвать у американских экспертов ничего, кроме улыбки: они отметили, что даже у нашего спускаемого аппарата «Меркурий» есть иллюминаторы из прочного жаростойкого материала.
Пышная встреча
Похоже, официальную Москву эти проблемы нисколько не смущали. Сегодня каждый старт ракеты – не только научный эксперимент, но и пропагандистский ход. На сей раз, однако, даже плохо организованное и страдающее неточностями пропагандистское «сопровождение» нисколько не смазало впечатления от великого научно-технического прорыва.
Уже через день после полета Москва встречала Гагарина, как героя. Красная площадь, где проводятся самые торжественные мероприятия, ждала его в праздничном убранстве.
Гагарин прилетел на турбовинтовом лайнере в сопровождении эскорта истребителей. Помимо родителей и жены Валентины, его встречало все высшее советское руководство. Премьер Хрущев по-медвежьи обхватил его руками и крепко расцеловал; на этом фоне теплое объятие Валентины выглядело скромным. Один за другим высокие начальники приветствовали космонавта. Затем кавалькада украшенных цветами машин медленно направилась к Красной площади, навстречу артиллерий­скому салюту из 20 орудий.
На следующий день история полета начала обретать все больше глянца. Русские газеты писали, что в ночь перед стартом Гагарин спал сном младенца, что в капсулу «Востока» он забирался с таким спокойствием, словно отправлялся на рыбалку. На пресс-конференции – она проходила в зеленом с белой колоннадой здании московского Дома ученых – Гагарин и группа специалистов, включавшая и президента Академии наук СССР Александра Несмеянова, не сообщили почти ничего нового, но с неизменным энтузиазмом в очередной раз рассказали о полете. Кроме того, они пообещали, что скоро будет обнародована дополнительная научная информация об этом событии.
На реплику о том, что в американских газетах появилось предположение о княжеском происхождении космонавта, тот ответил кратко: «Должен их разочаровать».
«Давайте, ребята»
Когда в Вашингтоне осознали, что этот пропагандистский бой проигран, все нужные люди произнесли все приличествующие слова.
Президент Кеннеди поздравил русских. К нему присоединился и глава НАСА Джеймс Уэбб. Но за этими любезностями скрывались уныние, стыд, а то и ярость: Америку в очередной раз опередили в космосе.
На мысе Канаверал американские астронавты по-прежнему ждут своего часа совершить суб­орбитальный полет на «Меркурии». Но сейчас это кажется незначительной, пустой и бесполезной затеей.
Участники программы с трудом скрывают разочарование. Все они работали в бешеном ритме, кое-кто едва держится на ногах от усталости; наконец, они не ощущают достаточной поддержки от своей страны.
«Мы могли бы запустить туда человека, – возмущенно рассказывает один из них. – Мы могли бы сделать это за месяц до русских, если бы два года назад наверху просто приняли решение ускорить программу». Другой вторит ему: «Мы все мечтали, чтобы кто-то сказал: «Ладно, давайте, ребята, делаем». Победу у нас отняли решения, принятые на самом верху. Если бы «Санта-Марию» Колумба так же готовили к плаванию, она бы никогда не покинула порт».
Можно понять обиду этих людей, но они правы лишь отчасти. Поражения США в космосе обусловлены несколькими решениями на самом высоком уровне, принятыми уже давно.
Пожалуй, самая серьезная проблема нашей космической программы – отсутствие достаточно мощного и надежного двигателя для первой ступени ракеты-носителя. У русских тяга таких двигателей превышает 800000 фунтов. Они были разработаны для межконтинентальных баллистических ракет с тяжелыми ядерными боеголовками. Американские двигатели слабее по мощности, поскольку наши физики-атомщики справедливо сочли, что смогут разработать боеголовки со сравнительно небольшим весом, которые не нуждаются в гигантских ракетах для доставки к цели.
Именно с отсутствием мощного двигателя связаны многие известные всем беды американцев. Все, что мы запускаем в космос, включая и обитаемую капсулу «Меркурий», должно быть максимально легким.
Звезда на Западе
Тем не менее многим американцам, работающим в космической программе, эти утешительные оправдания начинают надоедать. Они винят во всем отсутствие воображения у американского руководства, проявившееся уже давно. Конструктор Вернер фон Браун, еще работая в Германии в первой половине сороковых, просчитал возможность запуска спутников и однозначно заявлял: это будет иметь огромное пропагандистское значение. Прибыв в США в 1945 году, он предложил потрясти мир «американской звездой, поднявшейся на Западе». Американские энтузиасты освоения космоса подхватили его призыв, но правитель­ство отнюдь не спешило поддер­жать эту идею.
(Публикуется в сокращении.)