«Я выжил один из тысячи»

По  дюжине внуков и правнуков
…Свою половинку Валентин далеко искать не стал. Нина жила в доме напротив. Поженились в 1946 году. Вырастили пятерых детей. 65 лет прожили вместе! И теперь у Кураевых двенадцать внуков и столько же правнуков! Съедутся — пройти негде в небольшой избенке деда. 
Показывает мне фотографию: сидит ветеран у плетня вместе с губернатором области Валерием Шанцевым и наяривает на балалайке! Это было на 80-летии Большеболдинского района.
До сих пор Кураев — активный участник подобных праздников. Оптимист и жизнелюб. Хорошо рисует, отлично поет.
— А как я в молодости пел! — вспоминает. — Хотел было в артисты идти, уже заявление подал. Но не сложилось. До войны поэму Пушкина «Цыганы» читал со сцены. И сейчас ее помню.
И долго читал мне пушкинские строки…
Откуда вдохновение и силы берутся? Ведь горюшка в жизни хлебнуть пришлось ему по самую маковку.
Рвался на фронт
В 1941 году, еще до армии, его отправили рыть противотанковые рвы под Муромом. Но война требовала солдат — забрали в зиму того же 41-го. На станции Дивизионная, под Улан-Удэ, с деревянной винтовкой в руках новобранцев обучали технике рукопашного боя. С утра до вечера.
Разве мог деятельный Кураев долго муштрой заниматься? Да и другим она порядком надоела. Собрались десять человек и по­шли к командиру: «Отправляйте нас добровольцами на фронт!» Выдали воинам полушубки, ватные штаны, валенки, телогрейки и в товарном вагоне отправили на запад.
Фронтовик рассказывает:
— В вагоне буржуйка, но она не спасала. Все замерзало. Хлеб в ледяной камень превращался. Голод и холод сделали свое дело: солдаты стали умирать. В Омске, в эшелоне, от крупозного воспаления легких умер и мой двоюродный брат Петр Дмитриевич Кураев. Я до такой степени ослаб, что потерял сознание.
Валентина успели отправить в больницу,  тоже с крупозным воспалением легких. Целый месяц лечился, выписали только в феврале 1942-го.
Кураев опять просится на фронт. И в марте его отправили в Новороссийск.
Валентин Федорович вспоминает:
— Пункт нашего назначения был Керченский полуостров. Но порт в Новороссийске постоянно бомбили — морем не пройдешь. Триста  километров шли пешком до Тамани. Как начали нас немцы бомбить! Меня с политруком землей завалило. Еле выкарабкались. В глазах туман, ничего не слышу. Сильнейшая контузия. Держали оборону за Сивашом. Но ее быстро прорвали немцы…
Навстречу  фашистам вылетела наша конница. Но что могут сделать лошадки и конники с сабельками против пулеметов и пушек? Все тут и полегли… Нашу оборону смяли, и в кольце окружения солдат Валентин Кураев попал в плен.
Когда смерть и жизнь равнозначны
Военнопленных угнали в Германию — работать на угольных шахтах. Кандалы на руках и ногах,  деревянные колодки. Втроем решили бежать. Еле сбили оковы. Погоню в кустах и воде целый день пережидали. А дело было осенью, холодно! Шли ночью. На пути канал, решили его перейти, но попались на глаза немцам. Беглецов схватили, бросили в застенки.
Фронтовик продолжает рассказ:
— Майор решил нас повесить. Укрепили веревки на каштане. А нам в то время было уже совершенно безразлично: что жить, что помирать! Голодные, полураздетые, бессильные… Видя наше полное безразличие к своей судьбе, майор, видимо, потерял интерес к казни. Веревки сняли и погнали на работы.
Однажды заставили пруд рыть.
— Какие мы рыльщики! Сил никаких. Один пленный не выдержал, схватил лопату и жахнул ею изо всех сил надсмотрщика. Тот повалился замертво. Пленного, конечно, тут же застрелили. А меня отправили в штрафную шахту, из которой убежать уже нельзя. Кто не выполнял  задание, били розгами. Были в шахте и русские полицаи, избивали палками. Сколько наших там полегло! Вся германская земля удобрена телами солдат.  Я выжил один из тысячи.
Долгих три года страдал солдат в плену. Освободила Кураева армия США. Подполковнику-американцу русский паренек очень понравился.  Он долго звал Валентина переехать в Америку.
— Почему я не поехал? До сих пор не знаю…
Офицер перевез пленного на Эльбу и сдал нашим войскам. После плена место для солдата у нас зачастую было одно: лагерь за колючей проволокой. Вызывают на допрос:
— Где в плен попал? 
— Керченский полуостров.
Все, видимо, сошлось, и Кураева не посадили. Выдали обмундирование и отправили за Эльбу дослуживать. Шел 1945 год, война к тому времени закончилась. Потом в Берлин Кураева служить перевели.  Живой и непосредственный, умелый,  он всегда нравился людям. Вот и командир  рекомендовал его в ряды  ВЛКСМ  и долго уговаривал бравого солдата остаться на сверхсрочную службу. Но остаться Валентин не смог: видимо, крепко надоела чужбина, звала к себе Родина. А на Родине воина опять ждал допрос. Вызывают, спрашивают:
— Ваши документы!
— Вот мои военный и комсомольский билеты.
Удивился особист. Не ожидал увидеть комсомольца. Как вовремя  приняли  его в ряды ВЛКСМ! Это, видимо, и спасло Кураева.
— Вернулся я в Аносово к разбитому корыту. Из нашей семьи воевали отец и три брата. Отец пропал без вести, старший брат-политрук погиб сразу на границе, был убит и второй брат. Отец, к счастью, потом  вернулся с войны.
Смерть так часто была совсем рядом с Валентином, но всегда уходила прочь. И, кажется, он догадывается, почему…
Откуда же помощь?
Было это до войны, когда Кураев работал заведующим сельским клубом. Как раз в это время рушили церковь в селе. Валентин зашел посмотреть — все иконы порублены, разбиты. А одна целая лежит. Схватил  ее, сунул под одежду и спрятал в клубе.
Потом рассказал матери.  Она попросила: «Принеси икону мне». И заверила сына: «Ты спас икону от поругания. И теперь, где бы ты ни был, она спасет тебя».
Когда Валентин лежал в окопе в полузабытьи после сильнейшей ­контузии, ему явилась мать и успо­коила: «Ты останешься жив».
Сын уверен:
— Это икона спасала меня всегда. Мать за меня молилась Богу и тем  сохранила. Она была очень верующим человеком, пела в церкви на клиросе. Я с детства Бога признавал, всегда молился и сейчас молюсь… 
После смерти матери потемневшая от времени икона с редким ветхозаветным сюжетом «Рождение Божией Матери» находится в красном углу  избы  Кураева. Фотографировать ее хозяин мне  категорически запретил…
52 года проработал он техником-лесоводом.  Валентин Федорович награжден орденом «Знак Почета». Объясняет:
— Всегда стремился быть в передовых. Должен был искупить свою вину…
Не утерпел я, прямо спросил:
— А вы чувствуете свою вину?
— Я — нет. Чем же я виноват? Тем, что выжил один из тысячи?  Такую тягость перенес! Но другие меня упрекали… 
За что? По-моему, из всех фронтовых путей  долгая военная дорога через плен — самая трудная и трагическая для воина. Не приведи Господи никому другому.

Александр КРЫЛОВ.
Фото автора.
Большеболдинский район,
с. Аносово.