Сергей КАРАСЕВ

Но жизнь отмерила ему всего 42 года. Имя его не забылось. Выходят сборники его непубликовавшихся стихов. Живет он и в нашей памяти. Старшее поколение нижегородских журналистов работало с ним в «Ленинской смене» и «Нижегородской правде».

Воспоминания о школьном митинге

Урок отменяется пятый,

Хоть в школе порядки тверды.

В спортивном физрук угловатый

Поспешно равняет ряды.

Горластая наша орава

Сегодня на диво смирна.

Директор по полному праву

Сегодня надел ордена.

 

Быть может, излишне сурово

В шеренгах нахмурились мы.

«Даманский» – суровое

слово

Врезается в наши умы.

 

Почти перестав шевелиться,

Директора слушает зал.

У Кольки братан на границе,

У Кольки темнеют глаза.

Какая-то сила крутая

На месте стоять не дает.

Нам с Колькой сейчас

не хватает

Двух слов: «Добровольцы,

вперед!»

 

Мы станем взрослее и строже,

Что надо, узнаем сполна.

Для нас у страны еще тоже

Шинельного хватит сукна.

Но высшею властью над нами

Навеки — что б не было там! –

Директор, седой, с орденами,

и Колькин безусый братан.

* * *

Д. Арсенину

Здесь каждый куст – художнику

подарок,

Вокруг лозинки недостойной

нет,

Хотя недолговечен и неярок

Полуразмытый болдинский

рассвет.

 

Здесь, в Болдине,

рябиной воздух вышит,

Летит листва, качаясь

и скользя…

Завидуй другу,

если лучше пишет,

Но гению завидовать нельзя.

 

В мечтах и то приблизиться

нелепо

К нему на шаг.

И только, может быть,

Деревья –

Потому что ближе к небу –

На равных с ним достойны

говорить.

 

Мы взвешиваем бережно

и строго

Любое слово, сказанное

здесь.

А куст рябины

в роще за дорогой

Растет себе – и пламенеет

весь!

* * *

Так надежнее –

вместе со всеми:

Ни вперед забежать,

ни отстать…

Слишком поздно строптивое

время

Нам позволило смелыми

стать.

Наша юность бузила,

но все же

Вся истлела, не вспыхнув, она.

Уложить на прокрустово ложе

Нас умела родная страна.

 

Впрочем, подло порочить

державу.

Здесь не место нелепой

вражде.

Добываем бесславье и славу

Мы, достойные наших

вождей.

 

Нет, иллюзиям давним

не сбыться,

В легионе

не сбиться с ноги.

Одинокие гордые птицы

От земли далеки-далеки…

 

А она, как и прежде, сырая.

А могилы доселе немы…

Правду всю – до предела,

до края —

Как ни горько,

расскажем не мы.

Трофей

Там, в Берлине, когда уезжал,

Подарила товарищу рота

С темной надписью

светлый кинжал.

«С нами бог!» – перевел ему

кто-то.

 

И солдат, как вернулся домой,

Где его победителем ждали,

Резал хлеб,

тот, что был с лебедой,

Тем кинжалом

из крупповской стали.

 

Темный сахар

в ладони колол,

Чистил крупные ломти селедки.

И, накрыв незатейливый стол,

Он кинжал

положил посередке.

 

Чтобы жители,

сколько их есть

(Пусть встречало солдата

немного),

Знали:

воина русского честь

Посильней чужеземного бога.

* * *

Август хрустнул

тяжелою веткой,

Запах яблок

приплыл за версту.

Кто-то щедрый

красиво и метко

Прямо в озеро

кинул звезду.

Ты представь:

тебе снова шестнадцать,

Ни морщинки

на чистом лице.

В эту ночь

хорошо целоваться

На каком-нибудь

темном крыльце.

И молчать,

и бояться рассвета…

Первым чувством

взметен и смущен,

Сам не знаешь ты,

правда ли это?

А на ложь

не способен еще.