УПРОСИЛ ПОСЛАТЬ НА СЕВЕРНЫЙ
О чём рассказала мемориальная доска
Эта памятная мемориальная доска установлена на бывшем Дворце пионеров, из-за отсутствия таковых, превращённого во Дворец творчества. Согласно ей, из этого здания «уходили подростки-добровольцы в школу юнг ВМФ, став юными героями Великой Отечественной войны 1942-1945 гг.». По сути, было создано образовательное заведение «в целях создания кадров будущих специалистов флота высокой квалификации, требующих длительного обучения и практического плавания на кораблях ВМФ». Народного комиссара ВМФ адмирал Н.Г. Кузнецов издал соответствующий приказ, который подлежал исполнению. И 5 июня 1942 года бюро ЦК ВЛКСМ приняло решение «О наборе в школу юнг Военно-морского флота». В приказе особо оговаривалось, что её выпускников к участию в боевых действиях привлекать не нужно. Но кто тогда знал, сколько продлится война… В первый набор 1942 года из Горьковской области на учёбу направили 258 человек, из них 25 – из Выксунского района. Среди ребят был и паренёк Саша Чаулин, комсомолец, 1926 года рождения.
Каждый четвёртый…
Его военная биография отразилась в письмах, которые Саша отправлял домой – родителям и младшей сестрёнке. Старшим докладывал о своей жизни, а сестрёнку – «пупу», ещё школьницу, пытался учить уму-разуму. Эти письма хранились в архиве бывшего комиссара Соловецкой школы юнг, капитана 1-го ранга Сергея Сергеевича Шахова. Он передал их в Горьковский музей юнг с пожеланием обязательно узнать о судьбе Саши Чаулина, который после войны числился «без вести пропавшим». Три набора юнг прошло через Соловецкую школу. В ней учились 4111 ребят, не вернулись с войны – 1028. Каждый четвёртый… Вот как о пареньке вспоминала тётя, учитель истории Анастасия Сергеевна Чаулина: «Сашу знаю с раннего детства. Это был крепкий, энергичный, стремительный, подвижный мальчик с большими карими глазами, с ямочками на щеках. С малолетства жила в нём мечта о море. Как и откуда она явилась, неведомо никому. И удивительно это для мест наших, удалённых от моря на многие сотни километров. Был Саша в классе заводилой. Очень любил играть в различные игры. И каждый раз выходил победителем. Он непременно должен быть первым: забраться на самое высокое дерево, дальше всех послать мяч, быстрее всех пробежать, дальше всех заплыть. Во всех играх Саша, конечно, был командиром. Он надевал фуфайку, ладно подтягивался морским ремнём, на шапку прикреплял пятиконечную звезду, брал «настоящую» винтовку, сделанную из дерева, и вот шум, крик на всю улицу… Как учился Саша в школе? Он был самим собой. У него было всё своё, неповторимое. Он не был безвольным, легко отступающим от своего принципа. Ему нелегко давался русский язык. В школе он не очень любил немецкий. Ему было трудно быть усидчивым, безмолвным, без своего «я». Он был очень способным мальчиком, но требовалось заставить себя быть пунктуальным, аккуратным. Это ему удавалось не всегда».
Флотский разведчик
После войны о Саше Чаулине известие пришло одно: «Пропал без вести». А в ответе из морского штаба значилось: «Не вернулся с боевого задания». Такая формулировка многое меняет. И хоть письма от Саши приходили домой часто, родные о нём мало что знали: «…сказать, где я, не могу – это военная тайна», «нахожусь в хорошем месте». И лишь единожды приоткрыл завесу секретности: «Папа, отвечаю тебе. Учусь на радиста. Мою фотографию поместили на Доску почёта»… Сестрёнка с любопытством спрашивала о развлечениях, танцах, изрядно повеселив юнгу. На вопрос о свободном времени «пупа» получила такой ответ: «…Сегодня генеральная стирка была. Выстирал рабочее платье, две тельняшки, простыню, наволочку, форменные воротнички, носовые платки, носки. Ох и досталось же моим рукам!» Юнги с нетерпением ждали окончания учёбы. Они не расставались с желанием попасть на фронт. Саша писал: «…Только вот жаль, что не приходится участвовать в боях, самому непосредственно душить и уничтожать фашистскую мразь. Иногда так обидно становится, что не нахожу себе места. Сами подумайте, каково мне: кто-то бьёт гитлеровцев, уничтожает их, а я узнаю об этом из сводок Совинформбюро. Принимаю их ежедневно, передаю по радио адресатам, а сам при этом мечусь от жажды мести за всё поруганное и разорённое на нашей земле, разрушенное этими варварами». Закончив учёбу, Саша Чаулин получил распределение на Черноморский флот. Командование школы поступило согласно приказу: «К участию в боевых действиях не привлекать». Но выпускник не согласился с командованием и подал рапорт о переводе на Северный флот: «По моей просьбе переведён на другое место службы, именно на то, на которое мне больше всего хотелось. Где именно, с кем и как, сказать сейчас не могу. Знаю только, что бывать придётся везде: на воде, под водой, на суше. Увидите учительницу немецкого языка Спидальскую, поблагодарите от меня за обучение и скажите, что я был дураком, пренебрегая этим предметом. Он мне сейчас как нельзя нужен. Потому и приходится заниматься по десять часов в сутки, навёрстывать упущенное». В донесении о безвозвратных потерях указывалось его место службы: «СФ, Штаб части РО, 2 отд.». Не трудно догадаться, что «РО» – это разведотряд. Если быть точнее то это 181-й особый разведывательный отряд Северного флота, «осваивавший» побережье Норвегии. Кратковременные вылазки предпринимались и прежде, но необходимо было установить постоянный пост наблюдения на мысе Нордкин. Отсюда просматривалось всё движение вражеских конвоев и пролёты эскадрилий бомбардировщиков.
«Окружены… отстреливаемся…»
5 апреля 1944 года в район мыса скрытно подошла подводная лодка С-15 и легла на грунт. Ночью при всплытии лодки разведчики с мыса сообщили, что всё спокойно и можно начинать смену группы. С мыса уходили норвежцы Сверре Седерстрем, Франс Юопари и Элиф Даль. Позади у них была полугодовая вахта. Их меняла группа из двух человек – командира Алексея Чемоданова и радиста Александра Чаулина. Седерстрем, пока его напарники доставляли груз с подлодки, провёл Чемоданова и Чаулина по своим недавним владениям, показал, в каких местах безопаснее всего укрывать имущество, откуда надёжнее держать связь с базой. Ни Чемоданов, ни Чаулин норвежским языком не владели, поэтому в их задании не предусматривалась встреча с местными жителями. Хоть берег и был пустынным, но и сюда могли заглянуть норвежские охотники. Из радиограмм Седерстрема было известно, что местные жители на контакт не идут, они запуганы массовыми арестами и расстрелами. Так что высадившимся разведчикам предстояло долгих семь месяцев провести на горном пятачке в укрытии, где стояла палатка из двойного брезента. Жильё было довольно сносным, если считать, что предыдущая группа провела в нём осень и весну, им же отводилось тёплое время года. В палатке была даже печка, и прежние жильцы оставили небольшой запас сушняка, собранного в скалах. Разведчик 181-го отдельного разведотряда Северного флота, впоследствии ставший Героем Советского Союза Макар Андреевич Бабиков, писал в своих воспоминаниях: «В обязанности Чемоданова и Чаулина входило наблюдение за морем и небом, за плаванием кораблей и судов, за полётами самолётов. В задании особо оговаривалось, чтобы на связь выходили только при острой необходимости, когда обнаружат конвой или отряд боевых кораблей, либо признаки чрезвычайных обстоятельств. Слушать их будут беспрерывно. Задания командования пойдут только по расписанию, поэтому радиограммы с базы предписывалось слушать в назначенное время. Если радист из Полярного не отстучит своих позывных, не волноваться, помнить, что им полагается сидеть как можно тише». Лодка, высадившая их, ушла, и разведчики остались вдвоём. Странная для них выпала на ближайшие семь месяцев война – сидеть на сбитой скамеечке среди камней и молча смотреть в сторону моря. Только иногда они позволяли себе неторопливый разговор. Командир рассказывал о семье, оставшейся в Ижевске. До войны он служил в погранвойсках, так что с выдержкой и терпением у него всё было в порядке. Вечером 6 июня на базу пришла тревожная радиограмма. Днём недалеко от базы разведчиков был замечен посторонний человек. Приближаться к посту он не стал, а поспешно зашагал прочь. Но пристанище было обнаружено. В ответной радиограмме предписывалось срочно уходить на запасную точку. Собрали всё, что могли унести, и двинулись. Предстояло пройти 360 километров по гористой и увалистой местности, отстукивая ежедневно о виденном в пути. В начале октября, когда уже запорошил снег и ударили первые морозы, разведчики услышали известие о том, что в Заполярье началось наступление. Теперь стало понятно, зачем им приказали возвращаться «по зелёной». В следующий радиограмме предписывалось организовать наблюдение за стратегической дорогой Петсамо-Рованиеми. 14 октября Чемоданов и Чаулин заняли позицию на холме, усеянном валунами. Дорога хорошо просматривалась. Весь день вели наблюдение, а ночью отходили к скалам, отсылали очередные радиограммы, разминались и грелись у неприметного костра. Не знали они, что в те дни их товарищи по отряду штурмовали вражеский порт в районе Лиинахамари и уже взяли мыс Крестовый с батареями, прикрывавшими порт. Как-то ночью разведчики увидели артиллерийские сполохи. Их наблюдательный пункт со дня на день мог оказаться в прифронтовой полосе, а это увеличивало опасность обнаружения. По наводке пеленгаторщиков горные егеря прочёсывали местность, всё ближе подбираясь к работающей рации… Когда первый раз Саша Чаулин и Алексей Чемоданов не вышли на связь, особой тревоги не было. Но рация разведчиков молчала и на второй день, и на третий… 20 октября во второй половине дня дежуривший радист принял радиограмму: «Окружены… отстреливаемся… прощайте»… Уже после войны специалисты, работавшие с военными документами, установили, что после длительного преследования Александр Чаулин и Алексей Чемоданов были затравлены овчарками. Посмертно их представили к ордену Отечественной войны I степени. Имя Саши Чаулина хорошо известно школьникам Выксы и жителям города.
Вячеслав ФЁДОРОВ.
Фото из открытых источников.
