КАНДИДАТ НА СВЕРХЗАДАЧУ
Он обладал феноменальной памятью и не испытывал страха перед грозным оружием
29 августа информационные каналы России напомнили о том, что 75 лет назад на Семипалатинском полигоне была испытана первая советская атомная бомба. Если быть точными, то это была не полноценная бомба, а всего лишь заряд, которым планировалось оснастить бомбу. Но это уже было начало создания оружия для противостояния с Америкой, которая это оружие имела и применила в Японии. Долгое время мы не знали, что атомная эпопея начиналась на нашей земле. И этот взрыв был порождением труда учёных сокрытого от людских глаз и стёртого с географических карт города, в котором они работали. Сейчас мы знаем, что это город Саров. Но мало что ведаем о тех людях, кому обязаны этим великим научным подвигом, который прикрыл миром нашу землю. Об одном из секретных создателей атомного оружия мы и попытаемся вам рассказать. Имя ему – Юлий Борисович Харитон.
В кратчайшие сроки
Как только этот город не назывался. Перечислим те названия, что знаем: «Объект», «Приволжская контора № 214», «Кремлёв», «Арзамас-75», «Арзамас-16»… И до появления города здесь было не пустое место. Стоял монастырь, у которого была своя история. Был святой Серафим, пожалованный святостью по просьбе царя, у которого после посещения этих мест появился наследник. Сюда натаптывали тропы паломники со всей «Рассеюшки». А потом пришло время, когда от этих святых и намоленых мест отреклись. Монастырь приспособили под колонию да пробили сюда железную дорогу, эпизоды строительства которой вошли в первый советский звуковой фильм «Путёвка в жизнь». Ещё разместили в нём маленький заводик под № 551, где тачали оболочки для снарядов. Посёлок вокруг монастыря стал жить рядовой жизнью, с названием на карте – Саров. Новую жизнь посёлку определили в 1946 году правительственным постановлением за подписью Сталина об образовании так называемого КБ-11, котороге впоследствии должно было стать центром по созданию ядерного оружия. Специально созданные комиссии уже подбирали для него место. Главное условие было одно: поглуше и недалеко от Москвы. А в это время комплектовался штат так называемых «конструкторов», в который должны были войти лучшие физики страны. Кстати, подбор учёных начался в самый разгар войны в 1943 году. И взялся за эту сложную задачу руководитель одной из секретных физических лабораторий академик Игорь Курчатов. Ему и предстоит принять на себя научную часть будущего атомного проекта. В помощники он выбрал физика Юлия Харитона, руководившего в то время лабораторией взрывчатых веществ в Институте химической физики. Единственной отговоркой Харитона было то, что его коллектив работает в настоящее время для нужд фронта. Но Курчатов убеждать умел. Он и определил ему сверхзадачу – не просто создание атомной бомбы, а в кратчайшие сроки. Юлий Борисович в своих воспоминаниях признавался, что привлечение его к созданию атомной бомбы неожиданностью не было – к этому всё шло, а то, что он будет этим руководить… Когда он был рассекречен и в первый раз появился на телевидении в совместной российско-американской передаче, заокеанские студенты спросили, когда он начал заниматься цепной реакцией. Ответ для них был шокирующим: «В 1926 году».
Бомбу называли «Изделием»
Главный конструктор секретного КБ Юлий Борисович Харитон прибыл в строящийся секретный город. Что он мог тогда увидеть? «Крестьяне окрестных нищих деревень видели сплошную ограду из колючей проволоки, охватившую огромную территорию. Говорят, они нашли этому явлению весьма оригинальное объяснение – там устроили «пробный коммунизм». Этот «пробный коммунизм» – объект – представлял собой некий симбиоз из сверхсовременного научно-исследовательского института, опытных заводов, испытательных полигонов – и большого лагеря». «Странным порождением эпохи» называл это поселение Андрей Дмитриевич Сахаров. Для поры поиска «врагов народа» характеристика Главного конструктора была «идеальной». Два года он стажировался в Кембридже, бывал во Франции, Германии. Его отец за антисоветскую пропаганду был выслан из страны на «философском пароходе» в вынужденную эмиграцию. Мать эмигрировала раньше. Во время войны сестра жила на оккупированной территории. Ему оставалось стать незаменимым. Он понял это и пользовался своим случившимся правом, как превышением должностных полномочий – звонил напрямую куратору атомного проекта Берии и освобождал идеологически проштрафившихся физиков, над которыми сгущались тучи. Начальник первого главного Управления при Совете министров СССР (оно занималось атомной проблемой) Борис Ванников как-то сказал о нём: «Такая маленькая голова, но в ней что-то фантастическое, какая-то нечеловеческая материя». Действительно, для руководителя он выглядел «неважнецки»: небольшого роста, худой, даже можно сказать – тщедушный, со слабым, абсолютно не начальственным голосом. Он сам почувствовал свою слабину и, предвидя будущее расширение атомограда, попросил назначить директора с большим опытом организационной работы. И он был прав. Директор стал уникальным организатором и в итоге – дважды Героем Социалистического Труда. Сам Главный конструктор удивлял другим. Вспоминают коллеги: «Как этот мягкий, интеллигентный человек может управлять коллективом, который состоял сплошь из самородков – уникальных теоретиков и экспериментаторов? Сотрудники, каждый из которых был со своим непростым характером, неукоснительно исполняли все его решения. При этом Юлий Харитон никогда не ругался матом, мог только иной раз упомянуть чёрта». То, что предстояло им создавать, они называли «Изделием». Разведка докладывала, что таких «изделий» Америка уже имеет несколько десятков и даже расписала на каждое «изделие» свою цель. Надо было торопиться! Для убыстрения работ решено было воспользоваться разведданными, полученными от английского физика Клауса Фукса, имевшего допуск к «Манхеттенскому проекту» по участию к разработке атомной бомбы. Ещё в конце 1941 года он вышел на контакт с советским военным разведчиком и передал подробное описание плутониевой бомбы. Убеждённый коммунист, Клаус Фукс понимал опасность единовладения этим оружием. «Равновесие, очевидно, должно существовать». Ходили легенды, что бомбу просто купили, заплатив учёному солидную сумму за представленные им расчёты и чертежи «беби», как ласково называли бомбу её американские создатели. Никаких финансовых сделок не было. Клаус решительно отказался от какой-либо материальной поддержки и просил больше не поднимать разговор на эту тему. Один из учёных-атомщиков сказал: «Когда стало ясно, что сделать это в принципе возможно, больше никакой информации можно было бы не получать – мы всё равно бы сделали». В отличие от американских физиков в Сарове бомбу называли «Изделием». Позже, когда о создании «изделия» узнают американцы, то они перекрестят его в «Джо-1» и далее будет «Джо-2», «Джо-3»…
Время «Ч»
Аналитикам американской разведки было легко вычислить, кто из советских физиков задействован в создании атомного оружия: их научные работы перестали появляться в печати. Было очевидно, что в СССР предпринят «мозговой штурм» лучшими учёными-физиками, которых один за другим скрывала секретность. Соратники Юлия Борисовича Харитона вспоминали, что в своём кабинете он задерживался до глубокой ночи, а в 8 утра уже был на работе. Благодаря своей феноменальной памяти знал наизусть тысячи чертежей и свободно в них ориентировался. Как-то само собой исчезли выходные, превратившиеся в дни совещаний. «Он мягко и застенчиво извинялся перед сотрудниками за очередной вызов, передавал привет их жёнам. Он проверял каждую деталь перед испытаниями и, к примеру, лично возглавлял разработку нейтронного запала для первой бомбы». Сброс бомбы с самолёта не предусматривался. На полигоне под Семипалатинском сооружалась вышка, на которой было решено взорвать создаваемый заряд. Почему вдруг на вышке, а не на земле? И тут всё было предусмотрено: облако взрыва от поднятой бомбы «уходило» вверх, а не расползалось по поверхности земли. Коллегами Харитона было замечено, что он не испытывал страха перед ядерным оружием. Да он и сам об этом говорил после рассекречивания, веря, что оно никогда не будет применено. Когда американцы организовали полёты самолётов с атомными бомбами к нашим границам, Харитон выступил против аналогичных полётов. «Бомба никогда не может быть абсолютно безопасной, – говорил он, – на то она и бомба. Военным следует быть чрезвычайно осторожными с атомным оружием». Наши бомбардировщики так и не летали на дежурства с ядерными бомбами. Американцы же за время своих полётов имели 31 инцидент с атомным оружием, включая его потери. Август 1949 года… Заряд из плутония, изготовленный на одном из заводов, был отправлен литерным поездом в КБ-11. Здесь была проведена контрольная сборка. Она показала, что всё соответствует техническим требованиям. Испытания были назначены на 29 августа. К этому времени было готово три атомных заряда. Испытания должны были дать старт серийному изготовлению бомб. Серия получила индекс РДС – «Реактивный двигатель специальный» или «Россия делает сама». В намеченный день в 4 часа утра по московскому и в 7 утра по местному времени в отдалённом степном районе Казахской ССР свершилось то, чего все ждали. В степи вспыхнул «непереносимо яркий свет», поднялся белый огненный шар, который стал наливаться красным, до хруста оплавляя степную песчаную почву. Чуть погодя раздался грохот. Над полем поднималось грибообразное облако. Стальная башня, выстроенная незадолго, испарилась, опоры моста неподалёку свернуло в бараний рог. «Хозяину это понравится! – ликуя, сказал Берия и одарил Харитона благодарным поцелуем в лоб. Позже Хозяин заметит: «Если бы мы опоздали с атомной бомбой на один-полтора года, то, наверно, «попробовали» бы её на себе». Американцы узнают о советском триумфе спустя неделю, когда их самолёт-разведчик доставит пробы воздуха из района Камчатки. Сохранился документ, зафиксировавший количество людей, которые были посвящены в тайну первого взрыва: «Подписи о неразглашении сведений об испытании отобраны от 2883 человек, в том числе от 713 непосредственно участвовавших в испытании работников КБ-11, полигона, научно-исследовательских организаций и руководящих органов, включая всех уполномоченных Совета Министров и учёных. У остальных работников полигона в количестве 3013 человек отобрание подписок будет закончено в трёхдневный срок…» Жизнь Юлия Борисовича Харитона – это начало летописи отечественной атомной эры. Он был отмечен тремя звёздами Героя Социалистического Труда. Как и многие физики первой волны, Юлий Харитон не избежал облучения. Это было на одном эксперименте. Доза оказалась большой, но не смертельной. Это не помешало ему дожить до 92 лет и создать ядерный центр, который в наши дни – ведущее предприятие атомной промышленности России. В 1994 году Юлия Борисовича Харитона пригласили в Америку, в Лос-Аламос, на торжества по случаю годовщины их первого ядерного взрыва. Но куда уже ехать человеку, которому 90 лет… И он отправляет письмо, как завещание: «Дай бог, чтобы те, кто идут после нас, нашли пути, нашли в себе твёрдость духа и решимость, стремясь к лучшему, не натворить худшего».
Вячеслав ФЁДОРОВ.
Фото из открытых источников.