Posted in История
09.05.2024

ПОТЕРПЕТЬ, МАЗУРКА, НАДО

О чём горевала деревня

Галя родилась в деревне Средние Луги Тоншаевского района. Была она единственной дочерью. В семье при этом её не баловали — не принято было в те годы ублажать детей. Когда подросла, часть домашних забот ей пришлось взять на себя: мама всё чаще жаловалась на здоровье, потом и вовсе перестала вести хозяйство. Отец отвёз её в больницу, и вскоре она там скончалась. А отец женился снова. Собрали они с новой женой чемоданы и уехали в Казахстан. Осталась девочка одна в доме, было ей всего 15 лет.

Пришлось повзрослеть

Скотины — полный двор: корова, свиньи, куры. Из маленькой хрупкой девчонки превратилась Галина во взрослую серьёзную девушку, которой нужно было и воды из колодца наносить, и печь истопить, и обед сварить, сшить, связать, во дворе с хозяйством управиться. У колхозного бригадира дяди Жени сердце сжималось, когда он видел, как племянница вместо посиделок с девчонками хлопочет по дому с утра до вечера. С первых дней, как осталась в доме одна, стал бригадир Галину опекать: с сенокосом поможет, с дровами, в обиду не давал, если что. Только не случалось такого, чтобы кто-то обижал сироту, все деревенские её жалели и помогали, кто чем может. Трудолюбивая и проворная, Галя справлялась с любыми заданиями в колхозе, куда бы её ни отправили. Но больше всего любила, когда бригадир назначал на те работы, где нужно лошадь запрячь и поехать то за сеном, то за дровами. И лошадь по кличке Мазурка тоже любила, когда девушка приходила за ней на конный двор. Обе радовались. Их в колхозе даже подружками звали — настолько они друг к другу привязаны были. Случалось, взгрустнётся Гале, всплакнёт она, уткнувшись в лошадиную гриву, так Мазурка её языком лижет, уговаривает: не плачь, мол, пройдут печали. А если вдруг лошади тяжело везти воз, так тут уж девушка изо всех сил старается ей помочь: и сани подталкивает, и ласковых слов не жалеет: «Давай, Мазурочка, чуть-чуть потерпеть надо». А бывает, и вместе всплакнут. Вот так и работали, друг друга поддерживая. Когда война началась, Гале 17 лет было. Круто поменялась их жизнь — реже пришлось им друг с другом видеться.

Маленькая начальница

Колхозу теперь предстояло не только со всеми полевыми работами справляться, но и отправлять на фронт сушёные овощи. Дядя Женя тут же решил, что старшей по этому производству лучше всего назначить племянницу — она всё на лету схватывает и этому делу быстро обучится, а потом и колхозниц научит. Отправил он Галину в Тоншаево, чтобы та усвоила, как правильно овощи сушить. Быстро обучилась девушка простой науке — картофель вымыть, в печке запарить, остудить, очистить, порезать, разложить на противень, высушить, в мешки сложить, на фронт отправить. Теперь она бригадирила среди женщин, и слушались её односельчанки, понимая, что та всё делает правильно. Потом и лук научились сушить, и морковку — любой овощ. С самого детства Галя отличалась тем, что очень точно определяла, прямо ли доска прибита или столб вкопан. Её даже мужики зазывали «стрельнуть глазом», когда строили что-то — знали, что точнее никто не определит, куда наклонить и какой край приподнять. В общем, как только пришла команда из военкомата направить кого-то учиться на снайпера, бригадир попереживал немножко, но тут племянницу не пожалел — надо значит надо. Ей к тому времени уже 18 исполнилось. И тут девчонка отличилась — из всей группы только ей по окончании учёбы выдали корочки «с отличием». «Глазалмаз», — говорили про неё все, с кем училась, стреляла она без промаха. Вернулась Галя в деревню, понимая, что совсем скоро отправят её на фронт. Неспокойно было бригадиру, переживал за племянницу — куда ей на фронт, совсем ещё ребёнок. Схитрил он, записал её в бригаду на лесоповал, которая отправлялась в Ширту на всю зиму. «Работа там не из лёгких, но голова цела будет», — рассуждал дядя Женя. На лесоповале работали одни женщины, мужчины все на фронт ушли. Ох, и досталось им — голодно, холодно, работа тяжёлая. А под весну в один из дней в Ширту из Лугов пришёл мужик, нашёл Галину и говорит: «Мазурку твою на фронт забирают». Посовещались бабы и дали девчонке отпуск на неделю, чтобы с подружкой своей попрощалась.

Окопы

Вновь поменялась жизнь у Галины. Отправилась её Мазурка на фронт, а тут новый приказ – кого-то нужно на окопы отправлять, что тянулись от Коврова до Горького. И опять бригадир принимает решение, что вместо лесоповала племянница поедет окопы рыть. Галя и две девочки с Украины поселились втроем в одной комнате. Так и прожили два года втроём, как три родные сестры. Работа на окопах была ничуть не легче — лопаты огромные, земля тяжеленная. Но девчонки так считали: «Работать так работать». Не жалели себя. Начальник как-то раз наблюдал за ними да и пожалел Галину: забрал у неё лопату, а взамен дал полегче да поменьше: «Ты, говорит, старательная, и маленькой лопатой не меньше сделаешь, может, хоть устанешь поменьше». Одна из хохлушек, Оксана, заболела, разрешили ей домой ехать. А она плачет, что не добраться до дома одной. Тогда и вторую подружку отпустили с окопов. Вцепились девчонки друг в друга, рыдают — знать, не свидимся больше, а ведь родными стали за два года. Так и вышло — больше не свиделись. Только много лет спустя у Галины внучка родилась, и назвали её Оксаной, как ту подружку, с которой два года вместе были прожиты. Как-то раз почтальон принёс в Луги весточку с фронта от бойца Красной армии. «Ты и представить себе не можешь, — писал он жене, — какой случай со мной произошёл. Дают мне лошадь боевую, я гляжу на неё и понимаю, что это Мазурка наша. Как я обрадовался! Окликнул её по имени, и она признала меня, заржала громко и по-особому. Вот ведь как бывает. Передай Галинке, что мы теперь с ней вдвоём здесь — стало быть, друг друга храним. Всё легче вдвоем-то». Спустя полгода в одном из боев Мазурка погибла. Вся деревня горевала.

Детский дом

Вернулась Галина домой в Луги, а в это время в Письменер ребятишек вывезли ленинградских, детский дом для них открыли. Приехали дети худые, голодные, в лохмотьях. Выросшая сиротой, Галина всем сердцем жалела их. Переехала она в Письменер, устроилась портнихой в детский дом, шила всё, от трусов до шапочек. И их учила. Там, в Письменере, замуж вышла, дочку родила, Людмилу. Детдомовские дети нянчили дочку, когда Галина работой была занята. Всех детей она любила, но всем сердцем привязалась к весёлой худенькой девочке Гале Шатрун. И та всё просила удочерить её, да только не разрешили Втюриным. Почему — неизвестно. Скорее всего, чтобы другим ребятишкам не обидно было. Людмила Николаевна свято хранит память не только о своей маме, но и обо всех ребятах детского дома, которых любила и оберегала Галина Петровна. Разыскала она «девчонку», которая в Сарове жила, — общались, созванивались, но, по всему, нет её уже в живых, не выходит больше на связь. Эмма Львовна и Дина Донцова жили в Глазове, теперь и их нет. А вот свою названную сестру Галину Шатрун Людмила Николаевна до сих пор разыскивает и надежды не теряет. Знает только, что та живёт в Рекшино. Если хоть какая-то весточка будет, обязательно съездит и навестит. А может быть, дети её прочитают о том, что есть у их мамы названная сестричка. — Обрету племянников и почувствую себя счастливой. И всем, кто в этом участие примет, благодарна буду безмерно, — искренне надеется Людмила Николаевна. Про «девчонок» она рассказывает с особой теплотой, помнит их такими, какими в детском доме были, и не беда, что им уже за 80. Они для неё — та ниточка, которая связывает семью Гераскиных с прошлым. С тем прошлым, которое забыть невозможно.

Татьяна ПОСАЖЕННИКОВА.

Фото из семейного архива Л. ГЕРАСКИНОЙ.

Тоншаевский округ.