КОНСТРУКТОР ДОЛЖЕН БЫТЬ ВСЕМ
Лет семь назад в старом музейном архиве одного из засекреченных московских предприятий была совершенно неожиданно обнаружена пожелтевшая машинописная рукопись мемуаров главного конструктора бронетехники 1930-х годов, доктора технических наук, Героя Социалистического Труда, инженер-полковника Николая Александровича Астрова. Рукопись была бесценной. В ней автор рассказывал о создании первых советских лёгких танков, о встречах с И. Сталиным, о разрушенных судьбах талантливых учёных того времени, о конструкторах и конструкторском труде. Судя по тому, что рукопись была скрыта в бумагах, автор, видимо, не надеялся на её издание, по крайней мере, в ближайшее время. Он явно писал «в стол», понимая, что цензура изрядно поработает над мемуарами. Одна лишь фраза из его откровений: «Оказалось, что вся продукция отрасли, выпускавшаяся почти 10 лет, была практически малопригодной для участия в Великой Отечественной войне, не только не могла сопротивляться движению немецких армий, но и несла гибель множеству советских бойцов, управляющих этой техникой». Это он писал о предвоенном периоде, в котором ему пришлось работать. Но впереди была война.
Сотворение «саранчи»
Главными героями советских довоенных оборонных фильмов были самолёты и лёгкие танки. Лётчики были самыми почитаемыми военными. А танки на экранах прыгали через препятствия, форсировали реки, валили деревья и с огромной скоростью неслись на киношного врага. Всё это впечатляло и создавало картину непобедимости. Хотя на самом деле до киношных побед было далеко. Так даже к середине 30-х годов прошлого века командование Красной армии не определилось в приоритетах развития броневой техники и особенно танков. Конкурентом бронированных машин оставались… лошади. Маршалы из Гражданской войны видели конные лавы и всадников с шашками наголо. А генералитет помоложе склонялся к броне и видел атакующие лавы лёгких маневренных танков, пусть и повторяющих стремительные атаки кавалерии. В спорах был найден компромисс: армии была оставлена кавалерия и попутно усилено её насыщение лёгкими танками. Но какими они должны быть — эти лёгкие танки? Этого не представлял себе даже Наркомат обороны. Он выдавал заводам «Татьянки» — тактико-технические требования на конструирование танков, в которых прослеживалось простое копирование зарубежных образцов, преимущественно английских или американских. Но ни Англия, ни Америка не подвергались опасности вторжения предполагаемого врага — фашистов. Англию отгораживал от материка пролив Ла-Манш, а Америку аж Атлантический океан. Главный конструктор московского танкового завода № 37 Николай Александрович Астров чётко представлял себе, что выполняя эти «Татьянки», танкового щита для страны не собрать. Его КБ успело до войны создать несколько образцов лёгких танков, предъявив к ним свои требования. Армия вооружилась танками Т-40, Т-50, заканчивалось проектирование Т-60. Названия эти нам сейчас мало о чём говорят. Их даже в кинохронике первых месяцев войны не увидишь. А дальше «малюток» заслонила знаменитая «тридцатьчетвёрка». Перед войной многим машиностроительным заводам было выдано задание на выпуск лёгких танков. Это задание пока миновало ГАЗ. Завод продолжал выпускать грузовики, которые в большом количестве были нужны армии. Но главный конструктор Андрей Александрович Липгарт понимал, что заводу предстоит выпускать и танки. Но где взять специалистов, знающих это дело? Вот тут он и обратился к главному конструктору московского завода № 37 Николаю Астрову. Они знали друг друга по совместной работе в научно-исследовательском институте. Кроме этого, Николаю Астрову был хорошо известен конструкторско-экспериментальный отдел Горьковского автозавода. В воспоминаниях он писал: «Я часто бывал на этом заводе, уровень технологии которого был несравнимо, на несколько порядков выше уровня технологии Московского завода. Каждая поездка на ГАЗ была для меня равноценна поездке в Америку, и я всё своё время в командировках, сколько хватало сил, вечерами и ночью проводил в цехах ГАЗа, изучая его технологию, а днём работал в КЭО, имевшей богатый испытательный отдел». Видимо, тогда они обо всём и договорились. Липгарт даже определил ему должность своего заместителя по танкостроению. В августе 1941 года подошло время: Государственный комитет обороны принял решение о постановке на конвейер ГАЗа лёгких танков. И в середине августа перед Липгартом предстал его старый знакомый Николай Астров в облачении танкиста. Оказалось, что он пригнал своим ходом новый танк Т-60, загрузив его всей необходимой документацией. А марш от столицы пошёл танку в зачёт государственных испытаний ходовой части. Но прежде танк был принят на вооружение прямо на испытательном полигоне в присутствии Сталина и всех членов Государственного комитета обороны. Тут же был назначен головной завод по его выпуску, куда и прибыл конструктор Николай Астров с предписанием о немедленном выпуске первых танков к 15 октября.
Правильно понять задачу
Если вежливо попросить танк Т-34 чуть-чуть подвинуться с первого места своей военной популярности, то на втором месте окажется лёгкий танк Т-70. 8231 поступило их на поля сражений за годы войны, причём 6843 из них было выпущено на Горьковском автозаводе. Т-70 был детищем конструкторов Николая Астрова и Андрея Липгарта. Создавали они его нелегально, безо всяких вспомогательных подсказок — «Татьян», основываясь на своём видении требований войны. Позже Липгарт напишет: «Мы конструировали машины такими, какими, по нашему мнению, они должны быть. Оказалось, что мы правильно понимали задачу, так как при утверждении машин сколько-нибудь существенных замечаний сделано не было. Отлично поработали конструкторы, строители образцов и испытатели». Танк имел усиленную броню, литую башню, более мощную пушку и два спаренных в «затылок» автомобильных мотора. Для лёгкого танка всё было внове. Астрову пришлось держать экзамен перед верховным прямо на плацу Кремля. Было замечено, что Сталин не спешил и внимательно вглядывался в каждый узел танка. Конечно, он знал о замечаниях, которые предъявили к новой машине члены приёмной комиссии, но заострять на них внимание не стал. Он спокойно сказал, что рекомендует поставить танк на производство. На заводе существовал особый клан — испытатели танков. В основном это были опытные механики-водители. Конструкторы их слёзно просили не писать рапорты об отправке на фронт. Астров всегда задавал им один вопрос, на который не ждал ответа: «Кто будет давать танки фронту?». Ни один фронтовик не упрекнёт этих людей в том, что они отсиделись в тылу. Приезжавшие с фронта на автозавод танкисты, видя разрушенные бомбёжками цеха, покорёженные взрывами конструкции, сами пережившие бомбовые налёты, признавались: «У вас страшнее, чем на фронте». У меня в блокноте сохранилась запись беседы с одним из испытателей — Глебом Ивановичем Зябловым: «Конструкторов Астрова и Липгарта мы всегда видели на испытаниях. Они требовали от нас самых подробных отчётов, вплоть до мелочей. Астров учил нас кратко, ясно и понятно излагать свои наблюдения и принимать решения. А у нас с русским языком был непорядок — у многих испытателей позади было лишь несколько классов школы. Мы думали, что нашей задачей было выжать из машины всё возможное. Астров иногда сам садился за рычаги управления и показывал нам, как надо выполнять задание. Мы видели, как меняются конструкции танков, и знали, что у конструкторов созрели новые идеи». Подсчитано, что в процессе изготовления танков Т-70 были уточнены и переделаны 45 чертежей из 184 по корпусу и по двигателю — 43 из 164. Из воспоминаний Николая Александровича Астрова: «Я всегда, а в молодости особенно, стремился участвовать не только в конструировании, но и в производстве, а главное — в испытаниях. Испытывая в помещении мой первый танк ПТ-1, я так отравился выхлопными газами, что меня еле откачали в 1-й Градской больнице. Я едва не утонул в ледяной воде в половодье на Москвереке при испытании этого танка на плаву; чуть не сгорел в перекувыркнувшемся танке; мне чудом не отрубило голову металлическим винтом аэросаней, которые мы изготовляли на ГАЗе в начале 1942 г. Было много и других опасных и курьёзных случаев, но о них как-нибудь потом». Но не суждено было танку Т-70 дойти до Берлина. Лёгкие танки постепенно снимали с производства. Они свою миссию выполнили, обеспечив ударную силу в начальный период войны. Теперь нашим войскам требовались другие орудия, которые могли бы сопровождать пехоту в наступлении. Николай Александрович Астров это предвидел. И если враг называл советские лёгкие танки «неистребимой саранчой», то теперь фронту стала нужна «рабочая лошадка». Но то, что в итоге получилось, причислили к «пушкам с высшим образованием» — самоходкам. Астров поступил просто: на испытанную ходовую часть танка Т-70 он решил поставить хорошо зарекомендовавшую себя в боях 76 мм пушку ЗИС-3, благо, что её делали в Горьком. Испытывать новое оружие почти не пришлось. В мемуарах маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского читаем: «Особенно полюбились солдатам самоходные артиллерийские установки СУ-76. Эти лёгкие подвижные машины поспевали всюду, чтобы выручить пехоту, а пехотинцы, в свою очередь, готовы были грудью заслонить их от огня вражеских бронебойщиков». За годы войны на ГАЗе было собрано более 9000 установок СУ-76, а это почти 60 процентов от всей выпущенной в стране самоходной артиллерии.
Заповеди сгодились
В 1943 году Николай Александрович Астров покинул ГАЗ и, став конструктором секретным, одарил Вооружённые силы страны 26 типами боевых машин, принятых на вооружение. Среди них те, название которых звучат и поныне, — зенитные ракетные комплексы «Куб», «Бук», «Тор», «Тунгуска», «Шилка», а в арсенале десантников до сих пор стоят на вооружении его самоходные артиллерийские установки. Даже вагоны метро приходилось проектировать. Но это ещё не итог его жизни. Пришлось ему «зацепить» пору технической деградации 80-х и начала 90-х годов, когда рушился институт генеральных и главных конструкторов вооружений и военной техники. Помните то время, когда голосованием выбирали руководителей заводов и конструкторских коллективов? Хорошо, что глупость не приживается. Она и не прижилась, но вред всё-таки нанесла. Именно к этому времени и относятся написанные им воспоминания, которые были обнаружены в заводском архиве. Он уверял в своих записях, что от деятельности главных и генеральных конструкторов зависит национальная безопасность. Он писал: «Сейчас многие полагают, что конструирование не относится к творческим процессам. По моему мнению, это глубокое и обидное заблуждение, и попытки, часто встречающиеся в последнее время, уверить всех в том, что конструирование — это типичное ремесленное отправление, ничего, кроме вреда не приносят. На чертеже важно всё, любая линия ответственна». По данным социологов, профессия инженера-конструктора в те годы уже не привлекала молодёжь. Опустели конструкторские бюро военных предприятий. Николай Александрович Астров, зная, что пишет свои заповеди «в стол», всё-таки надеялся, что они сгодятся. «Главный конструктор должен быть непрерывно болен и притом заразной болезнью — стремлением к наилучшему решению темы. Название её не постоянно и меняется одновременно со сменой темы. Если он заболел поиском решения, но не смог заразить этой болезнью всех участвующих в разработке подразделений КБ, плохи его дела. Чем острее будет заболевание,… тем быстрее и успешнее будет решена общая для всех задача и тем легче будет выполняться план мероприятий и тем меньше будет жалоб из войск и рекламаций». И они действительно сгодились, его услышали. В 2016 году возродился институт генеральных и главных конструкторов. Он не дожил до этого времени, но предвидел, что оно вернётся. Герой Социалистического Труда, лауреат Госпремий СССР, доктор технических наук. инженер-полковник Николай Александрович Астров нашёл упокоение на Аксиньинском кладбище (село Аксиньино) в Одинцовском районе Московской области. На его памятнике выбито: «Создателю могучих машин, конструктору от Бога». Понимайте эти слова как хотите.
Вячеслав ФЁДОРОВ.
Фото Николая ДОБРОВОЛЬСКОГО.