ФАМИЛИЯ

Наши давние читатели, наверняка, уже знакомы с творчеством самобытного прозаика из Дивеева Антона Лукина, и вот мы снова предлагаем вашему вниманию его рассказы. Для тех, кому это имя пока неизвестно, напомним, что Антон — член Союза писателей России: он написал и выпустил уже нескольких книг, является постоянным автором литературных журналов и лауреатом многих премий и конкурсов. Молодой прозаик остаётся верен своей малой родине, которая, вероятно, и питает его творческими силами, наполняя тексты безграничной любовью к родной земле и к людям, её населяющим.

Мартышкин Игорь попал в затруднительное положение. Полюбил парень Князеву Марусю. И она к нему всем сердцем. Дело к свадьбе шло. Игорь ездил в город за кольцами. Ходил свататься к родителям невесты. Даже с датой определились. Свадьбу решили справить осенью. Как придёт из армии Марусин брат. — Лето быстро пролетит. И глазом моргнуть не успеете, — заверил Марусин отец. — Ежели любовь настоящая, то и время ей нипочём. Она не такие преграды выдерживала. На том и сошлись. Прогуливаясь вечером за селом, молодые вслух размышляли о семейной жизни. Каким будет дом, мебель, сад… Что во дворе обязательно поставят будку, в которой будет жить замечательный и милый пёс. Но стоило завести речь о фамилии, как завязался спор. Оказалось, что Маруся не желает быть Мартышкиной. Своя фамилия ей нравилась больше. И как бы Игорь ни пытался уговорить девушку, та не поддавалась ни в какую. Не будет Мартышкиной и всё. Точка!.. Но и юноша оказался принципиальным. Как так! Его супруга. Законная жена. И не будет Мартышкиной? — Дорогая. Ты людей не смеши, — сказал Игорь. — Собралась замуж, будь добра следовать традициям. Как и полагается… Может, и платье с фатой не наденешь? — Платье надену. — Ну вот. — А Мартышкиной не буду. Игорь насупился. — И как же, интересно мне, прикажешь тебя величать? — Князевой. Парень промолчал. Прошлись молча. — Хорошо. Допустим, — обронил Мартышкин. — Спросят меня, как жену зовут, а я отвечу — Маруся Князева. Эх, парень, скажут мне. Какая же она тебе жена? Какого-то князя. Никак не твоя. И будут правы… Мужики на работе засмеют. — А меня не засмеют?.. Как и тебя, макакой прозовут, — вырвалось у Маруси. — Какой-такой какой? — растерялся Игорь. — Один дурак ляпнул и все повторяют… И ты туда же. — Извини. Не буду. — Чего не буду? — Повторять не буду… И Мартышкиной тоже. — Как знаешь, — с обидой произнёс Игорь. — Не сердись. Не надо. Парень молча проводил невесту до калитки. Обменявшись неловкими взглядами, быстро расстались. Оба понимали, что не правы. И в первую очередь Игорь. Неужели захочет красивая девушка носить эдакую фамилию? Это он с ней свыкся. Какую дали при рождении, с той и вырос. И то… хлебнул горюшка. В школьные годы дразнили. И сейчас нет-нет да макакой прозовут. В глаза, конечно, побоятся сказать. Силушкой природа не обидела. По улыбке разок стукнуть может. И всё равно весельчаки находились. Раз уж с ним так, то её, хрупкую и беззащитную, вовсе задёргают. Шпана малолетняя проходу не даст. В голове вертелась одна и та же фраза. И не давала покоя. «Из грязи в князи». Становилось обидно. Даже злоба охватывала. — Вот ишо! Удумала чего, — заступился дома дед. — Фамилию не возьмёт. Ишь ты! — Может, и правда не стоит. Сейчас этим никого не удивишь. Артисты и вовсе живут у каждого своя. — Радуйся, отец слов таких не слышит. Он бы ремнём быстро отходил. Да я бы помог, — рассердился старик. — Фамилия ему наша не угодила. Ты погляди. — И что делать? Не силой же заставлять. — Коли любит, то и фамилия полюбится. Экое дело. Рода Мартышкиных ишо никто не стыдился. Ишь ты!.. Стрекоза какая… И не смотри на меня так. Парень тревожно вздохнул: — Видать, свадьба под угрозой. — Ты это брось, — проронил дед. — Времени полно. Образумится. — В самом деле, сынок, — вмешалась мать. — Поговорил бы снова. А то я могу. Глядишь, лучше подход найду. — Не надо. Игорь вышел во двор. — Не вмешивайся, — велел старик. — Сами разберутся. Вечером Игорь вновь поднял волнующий его вопрос. — Ну, что ты в самом деле какой? — улыбнулась девица. — Какой? — Настырный. Не надо. Не будь таким, — Маруся поправила волосы, облокотилась на калитку. — Не желаю я быть Мартышкиной. Пойми это, пожалуйста. — И как быть? — Ну, как… ну… Бери ты мою фамилию. А что? Князев Игорь. Звучит, правда? Парень стиснул зубы. Шевельнул скулами. Нахмурился. Стало обидно и горько от услышанных слов. — Не хватало ещё царскую фамилию носить. Маруся насторожилась. Перемена в голосе не сулила ничего хорошего. Догадавшись, что Игорь сердится, как можно мягче сказала: — Какая же она царская? Вовсе нет. — Всё равно. Аристократическая. Девушку тоже кольнула обида. — Можно подумать, твоя лучше. — Получше будет, — ответил Игорь. — Мало их, князей, в своё время раскулачивали. — Что? — опешила девица. — И зелёные обои мне не по нраву. Вот что. Маруся распахнула калитку, поспешила к дому. На полпути остановилась. Развернулась. Сердито глянула на жениха. Топнула ногой. — Раз так, то и женись на простолюдинке. А меня, благородную, голубых кровей, не смей беспокоить больше, — девушка показала язык и скрылась за кустом малины. Парень виновато опустил голову. Медленно поплёлся в сторону дома. На душе было тяжко. Сердце больно трепыхалось в груди. Понимал, что наломал дров. Вряд ли это само собой исправится. Никогда ещё с Марусей не ссорились. А тут… Из-за обычного, казалось бы, пустяка… Даже страшно сделалось. Зачем ей всего этого наговорил? Для чего пытался обидеть?.. И подумать не мог, что между ними когда-нибудь мелькнёт стрела недопонимания. — Ну, что? — встретили его на пороге. — Не донимайте, пожалуйста. Не надо. Игорь прошёл в комнату. Тихо прикрыл за собой дверь. — Видать, случилось чего, — обратилась женщина к старику. — Сердцем чувствую. — Милые бранятся — только тешатся, — проронил свекор. — Сами разберутся. Не мешай. Шли дни. Недели. Игорь и Маруся избегали друг друга. Возвращаясь с работы, парень запирался в комнате, не желая никого видеть. Лишь ночью осторожно выходил во двор, стараясь никого не разбудить. Присаживался на завалинку. Подолгу глядел на луну. Похудел. От улыбки, что всем так нравилась, не осталось и следа. — Неужто и в самом деле беда в дверь постучала? Ишь, — тревожился старик. — Юбовь, юбовь… Никуда в эти годы от тебя не скроешься. Наступили последние дни лета. Мать, беспокоясь за сына, не находила места. Много раз пыталась поговорить. Не удавалось. Парень увиливал от беседы. Прятался. Уходил в себя. И всё же разговор состоялся. Игорь топил баню. Бежать с поленьями в руках было некуда. Мать подала чистое бельё. Присела рядом. — Почто нагнетаешь себя? — как можно мягче спросила она. — Раздули из мухи слона. Теперь страдаете оба. Зачем? Кому что хотите доказать?.. Видела её давеча. И на ней, бедняжке, лица нет. Ни к чему хорошему молчание ваше не приведёт. Пойми это. — Не надо, мама. — Деда он послушал!.. А сердце слушать не желает. Гляди! Упустишь счастье. Взмахнёт в небо и не воротишь. Коли любишь, борись. Всеми силами. Слышишь? Не поддавайся капризу детскому… Её тоже понять можно. Это я в её годы с одной работы на другую бегала. До фамилии ли мне тогда было? Парень вздохнул. — Не так всё просто, как кажется. — Жизнь — не прямая дорога. Пойми это. Будут и изгибы. И трещины будут. Не одну шишку набьёшь ещё… Всё, милый. Детство кончилось. Учись преодолевать трудности. Не опускай руки. Ко всему будь готов. Игорь отвёл взгляд. Сердце больно кольнуло. Припомнились обидные слова, что наговорил Марусе. Сделалось мерзко. Он взял бельё и молча вошёл в предбанник. — Молодые вы… и глупые, — донеслись из-за двери слова матери. Игорь присел на лавку. Прислонился виском к бревну. Мысли терзали душу. Упрямство и боль вели жесточайшую борьбу, причиняя новые муки. Юноша глянул на ладони, сжал кулаки. Не желая мучить себя ещё больше, разделся и вошёл в баню. Женщина воротилась в избу. — Ну… разобрались? — спросил старик. — Если и дальше так пойдёт, свадьбе не быть. — О как, — поднял брови свёкор. — Передумал? — Вы же видите, как он страдает. Зачем так? Ладно бы избранница была непутёвая. Можно понять. Но… На глазах выросла. Слова худого сказать не смею. Люблю, как родную. — Да. Да. — И подумать нельзя было, что… так произойдёт. А всё гордость. Детская гордыня в душе разыгралась. После локти кусать будут и в подушку плакать. Наперёд знаю, — сетовала женщина. — Люди измены прощают, а здесь… Пустяшное дело, а разобраться не в силах. По разным углам прячутся. Не иначе и есть, что дети. — Дело, может, и не пустяшное, как кажется на первый взгляд. — Я вас умоляю. Счастье ребёнка мне дороже всего на свете… Пойду к ней сама. Поговорю. Поймёт. Неужели не поймёт? Во всём разобраться можно, если постараться. — Не спеши, — остановил старик. — Сам наведаю. — Сами? — Помирить, конечно, надо. А то… случись чего, на меня же всех собак после спустит. Мы, Мартышкины, такие. Коль обиду затаили, эт надолго. Старик застал Марусю у околицы. Девушка бегала на луг. Носила пастуху Еремею обед. — Добрый день, Арсений Игнатьевич, — поздоровалась девица и робко отвела взгляд в сторону. — Здравствуй, милая, — кивнул старик. — Совсем навещать перестала. Али забыла вовсе? Девушка растерялась. С испугом подняла глаза. — Неужели причину не знаете? — Отчего же. Знаю. Да только… повод ли это? Скажи. К такому благородному шагу пришли. Семью завести решили. И вдруг на тебе… Околесица такая. — Ну как же? — Ответственность, — перебил старик. — Вот что на первом месте вопреки всему должно быть. А вы?.. Седину мою позорите. Родителей срамите. Дело это?.. — Извините. — Игорьку тоже ить… Что? — Что? — тихо переспросила девушка. — Обидно. Поди тоже живая душа. Всё понимает. Всё чувствует. Страдает. Ночи не спит. Луной любуется. — Зачем луной? — Пошто мне знать, — пожал плечами старик. — Как юбовь запоёт, тут вы и стихи писать, и на луну глазеть горазды. Молодцы. Гори всё синим пламенем и с места не сдвинемся. Все нас бросили, никому мы не нужны. Одни-одинёшеньки. Маруся промолчала. — В мои годы этакого безобразия не было. В юбовь не играли, — сказал старик. — Помню, спросил Евдокию прямо — пойдёшь? Пойду — ответила. И ничего лишнего. Трудились не покладая рук и жили душа в душу. Сорок два года прожили и слова дурного не сказали друг другу. А ить тоже, как и вам, двадцати годков не было. А вы… Хуже детоньки малого ведёте себя. Не стыдно? Маруся опустила глаза. — Ты, милая, одно пойми. Не имя красит человека, а его поступки. Каждая фамилия — род человеческий. Память предков. История не одного поколения. И вычеркнуть из памяти, отказаться от неё не дозволено никому. Прадед Игоря с фамилией этой на фронте воевал. День и ночь гитлеровских захватчиков бил, не щадя сил своих. На танк с гранатой бросился. Звезду Героя получил… посмертно. И вдруг — на тебе… Неужто парню не обидно? Узнать от любимой, что фамилия его, оказывается, недостойная. Не то что обида, злость возьмёт. — Так ведь и он дразниться стал, — заступилась за себя Маруся. — Эт что за новость ещё? — Аристократка, говорит. Раскулачить надо. Старик по-доброму улыбнулся. Снял кепку. Почесал лысый затылок. — Н-да. Обидеть человека ума большого не надо. Думается мне, что оба вы молодцы. От того и стыдитесь друг друга. Одно пойми. Дурной язык острее лезвия. Хоть сто фамилий поменяй, а народ всё равно Мартышкиной величать будет. Все оскорбления идут не от ума большого. Дураков слушать — себя не уважать. Юбовь! Вот что оберегать нужно. А там и счастья не упустите. — И как быть? — тихо спросила Маруся. — Мириться. За тем и пришёл. — Отчего же сам не идёт? Все вечера у калитки просидела. До утра в окно гляжу, а он… — девушка опомнилась. — Вы хотите, чтобы я?.. Но… Первая… Тоже… Поймите меня правильно. — Здесь правда твоя, — согласился старик. — Ты вот что. С первыми сумерками ступай к мостку. Игорёк тоже явится. Там и поговорите. — Вы ему… — Ничего не скажу. Не бойся. Мало ли зачем тебя к реке занесло вечером. Отраженьем любуешься. Девушка улыбнулась. — Придёт? — тихо спросила. — Никуды не денется. А не пойдёт, самолично прутом погоню. Маруся обняла старика. Крепко прижала к себе. — Спасибо огромное, Арсений Игнатьевич!.. Спасибо, родненький. — Ну, будет. Будет тебе, — зарумянился старик. — Ступай с богом. — Побегу? — Поспешай не торопясь. Девушка ещё раз обняла старика и быстро зашагала в гору, где виднелась улица. Старик, глядя ей вслед, улыбнулся. — Эх, юность, юность. Юбовь, юбовь. И не спеша направился следом.

Антон ЛУКИН.

Фото из архива автора.

В ближайших номерах «ЗН» будут опубликованы другие рассказы Антона Лукина.