«ИСКУССТВО НУЖНО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ЛЕГЧЕ ПОНИМАТЬ ЖИЗНЬ»
Почти четыре месяца длилась в Арсенале масштабная выставка «Названо Вазари. Возрождение», объединявшая экспонаты из коллекций Пушкинского музея и произведения современного искусства. Это часть большого выставочного проекта, которые посвящены трём периодам мирового искусства — Готике, Возрождению и Маньеризму. Названием всех трёх периодов мы обязаны итальянцу Джорджо Вазари. Чем осталась в истории эпоха Возрождения, если в интервью возможно ответить на этот вопрос? С этого вопроса начался наш разговор с Анной Гор, заместителем директора Государственного музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина по региональному развитию.
Человек в центре
— Ответить в интервью, конечно, невозможно. Этому многоаспектному вопросу посвящены тысячи книг, над ними работают тысячи авторов. Но если упрощать, то эпоха Возрождения — это тот самый переломный момент в мировоззрении человечества, который начался на рубеже XIII-XIV веков и в настоящее время фактически не завершился. Может быть, он завершается на наших глазах — пока нет временной дистанции, мы не можем этого оценить. Может быть, он связан с каким-то совершенно новым принципом организации мышления или с искусственным интеллектом. Но всё то, чему мы учились, к чему мы склонны, как мы понимаем мир — всё это началось в эпоху Возрождения и продолжалось в разных формах. Формы меняются, а сам подход фактически остаётся прежним.
— На чём основан этот подход? Может быть, главное — это гуманистическое зерно, о котором часто говорили на выставке?
— Важно не путать гуманизм и гуманность. Гуманизм — это определённый мировоззренческий подход, когда человек в центре и всё исследуется с точки зрения человека. Он может быть совсем не гуманным. Таких войн, которые были в то время в Италии, поискать — сколько людей истреблялось! Но позже на основе гуманизма развилась идеология гуманности, подхода к человеку как к существу, которое надо охранять, поддерживать, защищать. Но сначала, ещё в античные времена, появился подход, что человек находится в центре вселенной. «Человек есть мера всех вещей». Одна эпоха сменяла другую, и средневековый подход был таким: есть Бог, а где-то там внизу есть человечки, и человечки должны делать то, что велит им Бог. А в эпоху Возрождения человек стал задавать вопросы, и ответить ему мог Бог или природа, или другой человек, или другие мыслители, или тексты. Но ответы были всегда разные. Этот поиск диалога был очень важен. Большая часть людей была тогда неграмотная, эти люди жили своей обычной жизнью. Но появлялись и другие — очень способные, владеющие несколькими языками, латинским, греческим — интеллектуалы того времени.
А земляк-то был сокровищем
— Насколько распространён был латинский язык?
— Латинским языком владели тогда все грамотные люди. Во Флоренции развивался банковский бизнес, банков, дел и договоров было много, и все эти дела вели нотариусы. Их языком профессионального общения была латынь. Она же была языком священнослужителей и языком текстов. Латыни противопоставил живой итальянский язык итальянский поэт Данте, когда Данте написал свою La Divina Commedia («Божественная комедия». — Ред.). Вообще-то изначально она называлось Commedia, по названию литературного жанра. Уже после смерти Данте другой итальянский писатель и поэт, Бокаччо, сказал: «Она же божественна!» И это название Бокаччо — «Божественная комедия» — закрепилось. Бокаччо очень хорошо знал Данте и его тексты. Данте родился во Флоренции, но был оттуда изгнан. Когда Данте умер, стало ясно, что Флоренция даже не может похоронить в родном городе изгнанного ею гражданина. Похоронен Данте в Равенне, где он и умер. А во Флоренции сделали ложную гробницу в церкви Санта Кроче. До сих пор в этой церкви стоит гробница Данте, где его нет. После смерти Данте был признан во Флоренции, и Бокаччо написал флорентийцам инвективу, мол, вы не поняли, какое сокровище было вашим земляком. После этого власти Флоренции попросили Бокаччо собирать вокруг себя жителей и комментировать «Божественную комедию», то есть литературоведчески осмысливать и рассказывать об этом жителям, создавать дискуссии про этот важнейший для Флоренции текст. Но только после смерти автора! Увы, человечество извлекает мало уроков из важных эпизодов.
— Кто такой человек эпохи Возрождения?
— Это человек, не обладающий узкой специализацией, у него очень широкий взгляд на вещи и владение сразу несколькими опциями, несколькими возможностями. Понятно, что тот, кто выделывал кожи или работал с пряжей, владел одним ремеслом. Другое дело — тот, кто изучал Платона, при этом интересовался астрономией, при этом делал зарисовки и, может быть, как Леонардо да Винчи, когда тайно, а когда и явно, исследовал анатомическое строение на трупах, что было непростым, но крайне важным занятием, особенно для художников. Знать, как прикреплены мышцы и суставы, понимать, как они взаимодействуют, — это значит научиться передавать движения. Художник, писатель, философ, архитектор, который проявил себя сразу в нескольких областях и стал называться человеком эпохи Возрождения.
Возрождение — совсем не идеальная эпоха
— Этот термин появился позже?
— Конечно. Надо понимать, что всегда, во все времена «лицом к лицу — лица не увидать. Большое видится на расстоянии». Не все вещи сразу заметны. Нам иногда кажется, что это была идеальная эпоха — ничего подобного. Она очень сложная, тяжёлая, во многом некомфортная, местами кровавая, подлая, какая угодно! Люди есть люди. Но разносторонний взгляд, разностороннее умение проанализировать жизнь вокруг с точки зрения разного знания (ключевое слово — знание) — это и есть человек эпохи Возрождения. — Режиссёр Юрий Грымов считает, что эпоха Возрождения проявилась в 90-е годы прошлого века, когда человек мог обратиться ко множеству профессий. Как и сам Грымов — чем он только не занимался, и всё у него получалось. Вы согласны с этой мыслью? — В 90-е годы не было особого нерва интеллектуального подхода. Ведь человек Возрождения не просто действует — он прежде всего думает. А в 90-е нам не очень было время думать. Мы, скорее, действовали. — Многие ли сегодня интересуются Возрождением? — Выставку про Возрождение и сорок событий, которые его сопровождали, посетили 28 тысяч человек. Не думаю, что это мало. В своё время кинокритик и социолог Даниил Дондурей говорил, что в каждом обществе хорошего качественного зрителя не более чем четыре процента населения. Это некая социальная данность. В эпоху Возрождения людей этого интеллектуального полёта можно пересчитать. И это не делает эпоху Возрождения менее качественной, поскольку эти считаные люди делают своё время.
Другое — это плохо?
— Мы называем Вазари первым искусствоведом. Правильно ли говорить, что он первый в истории человечества?
— Не совсем так. Чем Вазари отличался от всех биографов, которые были и до него? Он первым пытался осмыслить эти биографии как некоторую общую историю искусств в целом. Он сравнивал, пытался выявить тенденции, пытался упаковать это в некую картину художественного мира. Он ввёл в оборот слово Rinascimento, что и означает «возрождение», возрождение античности. Вазари заметил это явление, описал, ввёл термин. Но у человечества всегда есть вопрос: «А другое — оно же плохое?» Нет. Другое — оно не плохое, а просто — другое. Настроиться на то, чтобы воспринять это «другое» как по-своему хорошее — это самое сложное в общении с искусством. Поэтому нам очень часто кажется, что всякое новое «другое» — плохое. А оно не плохое, просто часто «мы не умеем этих кошек готовить». И это работает и назад, и вперёд. Были времена, когда нам всем нравились и были понятны художники-передвижники. Хорошие художники, в какой-то момент утратившие актуальность. Но их актуализация происходит. Новое поколение искусствоведов рассмотрело передвижничество с точки зрения экономики — как экономическую модель существования художника. Передвижники — первые в России художники, которые начали продавать входные билеты на свои выставки и много на этом зарабатывали. Иногда больше, чем своей живописью. И никакого тебе осуждения строя, который заставляет людей тянуть баржу вдоль реки. Это я к тому, что взгляды и подходы меняются. Надо просто уметь с этим обращаться — практиковать, ходить на выставки и читать книжки. И со временем получать удовольствие от думания, от осмысления, узнавания.
Главное — широкий кругозор
— Можно ли воспитать в себе качества человека Возрождения?
— Зачем? Мы люди XXI века. Нам совершенно не обязательно становиться такими, какими были люди 600-700 лет назад. Главное, чтобы у нас был широкий кругозор. Но знать, что было в эпоху Возрождения и почему это происходило, очень полезно, интересно, а главное — это продуцирует новое движение мысли.
— Какой главный вывод можно сделать, близко познакомившись с эпохой Возрождения?
— Мне кажется, что эпоха Возрождения — это очень духоподъёмный сюжет. Это то, что может человека приподнять над повседневностью, показать, как была устроена жизнь в какие-то другие времена. В этом смысле знать эпоху Возрождения так же интересно, как знать эпоху Древней Греции или, например, Франции XVIII века. Изучать прошлое через искусство — это очень полезно. Потому что художники во все времена знали, умели, понимали и фиксировали чуточку больше, чем обычные люди. И про своё время, вольно или невольно, знали чуточку больше. Так, например, Вермеер точно знал о Голландии XVII века чуточку больше, чем торговцы на рыбном рынке в Делфте, хотя этот рынок, созданный в XIV веке, до сих пор существует и действует. А буквально через два квартала — дом, где родился Вермеер. И они через искусство — наши современники. При этом Вермеер знал о голландской жизни XVII века одно, а Рембрандт — немножко другое, а Хальс — третье. И это три титана голландского искусства XVII века, но они разные, и в этой разности мы ищем человеческие проявления времени. Они-то нам и интересны.
— Зачем человеку искусство?
— Человеку искусство нужно для того, чтобы лучше понимать жизнь и чтобы легче было её пережить. Потому что жизнь всегда непроста. Искусство говорит о том, что ты не один это переживаешь. Нельзя сказать, что человечество со временем стало лучше или что жизнь его стала легче. Просто мы живые. И мы не одни в этом мире. Искусство помогает нам это понять.
Беседу вела Светлана КУКИНА.
Фото Александра ВОЛОЖАНИНА и Антона БАКЛЫКОВА.
