ПЁТР, СТАВШИЙ ПАВЛОМ
Когда-то, а это было не так уж и давно, в первые майские дни мы всегда вспоминали его имя. В Сормове им особенно гордились. Этот 25-летний молодой парень стал символом пролетарской борьбы с угнетателями рабочего класса. Его имя занесли в реестр пламенных революционеров, но теперь, по пришествии новых времён и пересмотре наших взглядов на свою историю, оно постепенно угасает в памяти. Кто этот парень? Думаем, что вы его ещё помните — Пётр Андреевич Заломов. Человек, поднявший знамя рабочей справедливости. Человек, сознательно шедший на самопожертвование. Он никого не собирался свергать, он хотел пробудить внимание правящей власти на новое в России — появившийся класс рабочих. Мы знаем его имя, помним, что он совершил, но кто он был и как сложилась его жизнь… С того времени прошло 120 лет. Кое-что из той истории мы не знали…
Что же произошло 1 мая 1902 года?
Утро этого дня было дождливым. Организаторы демонстрации решили её не откладывать и ждать окончания ненастья. Дождь перестал только в шесть вечера. Терпеливо ждали начала шествия и две роты солдат, спрятавшиеся в мастерских завода. Пётр Заломов пожелал нести знамя с самым боевым призывом «Долой самодержавие!» Шествию далеко от завода отойти не дали. Солдаты решительно перехватили их на Большой Сормовской дороге. Дальше всё было хрестоматийно, как писали в школьных учебниках: Пётр Заломов с некоторыми организаторами демонстрации были арестованы, а красное знамя приобщено к вещественным доказательствам. Офицер, арестовавший Заломова, напишет в отчете: «Впереди колонны с флагом в руках шел красивый молодой человек». Позднее в своих воспоминаниях Пётр Заломов отметит одну деталь, которая в подробностях раскрылась только после рассекречивания дел охранки и анализа обстановки, которая в тот день сложилась. В участке пристава при заводе, куда его привели, он увидел… нижегородского губернатора Унтербергера. Не велика ли честь — молодого бунтовщика встречает сам губернатор? Он задал лишь один вопрос: «Где ты взял знамя?» Пётр Заломов отвечать отказался. И далее в воспоминаниях идёт, казалось бы, ничего не значащая фраза, оброненная губернатором: — Ну вот, видите, я говорил! Эти слова были обращены к сопровождавшим губернатора лицам, среди которых, кроме военных, были и люди в штатском. Кто они, почему сам губернатор приехал посмотреть на демонстрацию и какой смысл был в оброненных им словах? Понятно, что для Петра Заломова это на всю жизнь осталось тайной. Вряд ли молодому бунтарю была в подробностях известна биография губернатора, где можно было прочесть такие слова: «Будучи губернатором Приморья, Унтербергер ни в каких деяниях антинародного свойства замечен не был, наоборот, всячески старался снизить социальную напряжённость в регионе». Нижегородцы с его появлением заметили кое-какие новые изменения в городе: такие, например, как обустройство волжских причалов. Обжившись на новом месте, он предложил выкупить болдинское имение А.С. Пушкина для создания государственного мемориального музея. Вполне возможно, что Унтербергер появился в Сормове, чтобы снизить «социальную напряженность», поговорив с демонстрантами, но охрана не советовала ему появляться на людях. Были какието причины? А причина, действительно, была, и довольно серьёзная. В воспоминаниях главного террориста царской России Бориса Савинкова можно найти упоминания об Унтербергере. Он был свидетелем того, как члены боевой организации эсэров на своём «сходняке» включили нижегородского губернатора в список приговоренных к смерти. Охранка, конечно, об этом знала из донесений своей агентуры. Конечно, знал об этом и губернатор. 1 мая 1902 года демонстрация планировалась мирной, и никто на губернатора покушаться не собирался. Об этом он и мог сказать, окружившей его охране: вот, мол, видите, а вы боялись. Выйди он к сормовским рабочим и поговори с ними, может быть, и судьба Петра Заломова сложилась бы иначе, и заводские условия работы изменились. Но произошло то, что произошло.
Так долой или нет?
Петру Заломову, если следовать точно букве закона, грозила казнь через повешение за публичный призыв к «ниспровержению существующего порядка». В воспоминаниях он напишет, что готовился к этому приговору. Готовился к пыткам и допросам, через которые предстояло пройти и, главное, не выдать товарищей. Адвокаты молодых рабочих, оказавшихся на скамье подсудимых, предупреждали, что суд сделает всё, чтобы подвести их под статью, которая предусматривала каторгу. Процесс предстоял быть громким и заметным. Намечалось одно из первых судилищ участников массовых первомайских демонстраций в России. Тюремные раздумья натолкнули Петра Заломова на неожиданное решение: защищаться на суде он не будет. Он просто расскажет, что его привело в ряды демонстрантов. Расскажет о той тяжёлой и несправедливой жизни брошенного на произвол заводчиков и забытого властями рабочего класса. Это будет его исповедь, речь, которую должны услышать. Как вспоминал Петр Андреевич, к её написанию приложил руку и Максим Горький, который по возможности опекал молодых сормовичей, оказавшихся под арестом, подкармливал их хорошими обедами, советовал, как вести себя на процессе. Спокойная, без всяческих обвинений и нападок на власть, рабочая исповедь Петра Заломова, выступавшего на суде первым, расстроила ход процесса. Он потерял политический окрас. Лозунг «Долой самодержавие», который был лишь написан на знамени, но не произнесенный как призыв к свержению власти, оказался слабым аргументом обвинения. А надо сказать, что о «необходимости покончить с самодержавием» открыто говорил купецпромышленник Савва Морозов. Министр финансов России Сергей Юльевич Витте в воспоминаниях отметил, что тот пошел дальше, рассуждая об «изгнившей власти Романовых». Для Саввы Морозова была примером английская королева, которая только обозначала власть. Примерно такую власть он хотел и для России. А в Нижнем Новгороде взгляды Саввы Морозова на власть разделял купец Бугров. О царе он отзывался так: «Не горяч уголёк. Десяток слов скажет — семь не нужны, а три — не его… Ласков, глаза бабьи. А царь до такой минуты владыка, пока страшен». Понятно, что Бугров о революции и не мечтал, но ссуживал деньги Горькому на помощь рабочим в их борьбе. Он хотел перемен в стране. И никто не бежал наперегонки в полицейский участок докладывать о неблагонадёжности купца. На суде Петру Заломову был задан прямой вопрос: «Как вы относитесь к царю?» Заломов ответил: «Если русский царь не будет иметь никакой власти, а вся власть будет принадлежать выборным от всего народа, то и я против царя ничего иметь не буду». Не будем забывать, что это был 1902 год, и до революции было еще далековато.
«Мать» и сын
Казнить Петра Заломова не вышло. Оправдать — значит признать процесс неудачным. Семь демонстрантов всё-таки оправдали, а шестерых отправили в ссылку на разные сроки. Может, в Петре Заломове увидели неуёмного бунтаря, который мог в будущем доставлять беспокойство, суд решил отослать его на Енисей, в Сибирь, пожизненно. Там бы он и сгинул. Все подробности своей жизни в сибирской ссылке Пётр Андреевич Заломов описал в воспоминаниях. Это два десятка страниц. Ссылка была короткой. Горький не терял из виду своего подопечного и прислал ему денег на побег. Пётр успевает к февральской революции 1905 года, которую он уже встретил в Москве. Горький, представляя Заломова художнику И.Е. Репину, скажет, что тот видит перед собой революционера. Портретист не поверит: «канонизированный» Заломов с реальным человеком не совпадает. В самый разгар революционных событий в Москве у Заломова случается сердечный приступ и обнаруживается туберкулёз. Охранка предписывает ему «курорт» — город Суджа в Курской губернии. О первом появлении Петра Андреевича в Судже отмечено краеведами в старых номерах журнала «Простор»: «… Осенью 1906 года на улицах Суджи стал появляться высокий худощавый человек крепкого телосложения. На нём была блуза из тёмного сукна и такого покроя, какие не шились в здешних местах. Длинные узловатые руки с тяжёлыми запястьями, могучие, чуть согнутые плечи выдавали в нём мастерового. Из-под широкого разлёта бровей глядели удивительно живые глаза». Но в Судже он появляется не один, а с женой Жозефиной Эдуардовной Гашер, французской дворянкой, дочерью инженера, учившейся на Бестужевских курсах и увлёкшейся революцией. Познакомиться с Петром Заломовым ей помогли листовки с его речью на нижегородском суде, которые она распространяла. В сибирскую ссылку она последовала с ним под видом родственницы. Пётр для неё «всегда был так строг и серьёзен, что казалось немыслимым разговаривать с ним о чём-то, кроме прокламаций». Это её вполне устраивало. К сожалению, Пётр Заломов не написал о своей реакции, когда узнал, что в Германии вышла книга, написанная Горьким — «Мать». Этому роману суждено было мгновенно стать мировым бестселлером. Только за год её перевели на двенадцать европейских языков. «Я думаю, — писал Горький в 1908 году, — что «Мать» — вещь своевременная и, может быть, десятокдругой людей, прочитав эту вещь, вздохнет полегче… Проще говоря, моя задача — поддержать падающий дух сопротивления темным и враждебным силам жизни». Казалось бы, кому была интересна жизнь молодого российского рабочего. Но ведь книгу читали, переводили. Не будем касаться литературных достоинств романа. Самому Горькому он не очень нравился. Кто бы мог подумать тогда в Судже, что герой романа Павел Власов живёт рядом с ними и знаменит в провинциальном городке прежде всего своим садоводческим пристрастием. О его успехах сообщал даже журнал «Плодоовощное хозяйство». Старые садоводы должны помнить, что существовал сорт яблок, выведенный им, — Ранет Заломова. В свою первую ссылку Пётр Заломов отправился как «сын крестьянина» — так было записано в постановлении суда. «Крестьянское» проснулось в нём в Судже. Он стал одним из первых председателей местного колхоза. «Крестьяне, как дети, ждали от революции какого-то необычайного чуда, вроде того, что каждая десятина земли превратится в десять десятин, что всё им будет даваться бесплатно». А сам пришёл к убеждению, что «в основу хозяйственного возрождения СССР мы должны поставить не чудо, а науку». Его пытались пристроить на работу во всевозможные руководящие органы. Но в череде чиновников он видел много карьеристов и называл их «наёмниками» с партбилетами. Интересно получается: мы знали биографию Петра Заломова по его книжному двойнику — Павлу Власову. Чтение романа «Мать» входило в школьную программу. Как водилось, на уроках литературы мы препарировали героев и оценивали их деяния. Павел Власов для нас остался просто революционером, фанатично следовавшим начертанному на знамени, которое он нёс, лозунгу. Вас удивит утверждение современного критика Павла Басинского, который считает: «Роман «Мать» — одно из самых загадочных произведений Горького». В то время, когда роман был написан, его понимали совсем по-другому. Горький тогда увлекался идеями богостроительства и созданием религии без Бога на основе коллективного опыта и трудовой деятельности человека. Главный герой романа не случайно с апостольским именем Павел, а сормовская демонстрация «крестный ход» — и речь Петра Заломова на суде — это программа жизни нового человека. Человека труда. Вот вам и социалистический реализм пролетарского писателя. У Максима Горького была мысль продолжить роман «Мать» романом «Сын», но теперь понятно, почему у писателя не заладилось. Наступили совсем иные времена, в которых рождались свои герои. А Пётр Заломов останется в нашей памяти как человек, ответивший на задаваемый самому себе вопрос: «Зачем я живу?»
Вячеслав ФЁДОРОВ.
#газета #землянижегородская #история #знаменитость #революционер