МАЛЬЧИК, КОТОРОМУ НЕ БОЛЬНО
Альберт ЛИХАНОВ
(Окончание. Начало в №№ 4-7).
Возвращение Мамы
Потом вернулась Мама. Она очень странно приехала из заграничного отпуска. Позвонила Папе по мобильнику. И он вышел из дома в сад, чтобы никто не слышал его ответов. Или вопросов? Оказалось, что Мама уже в городе. Ночует в нашей квартире, потому что ей очень некогда. Обещала приехать, как только освободится. Эти ее слова передал мне Папа. Он присел на краешек моей кровати. И выглядел очень расстроенным. Каким-то разбитым. Потом и вовсе повесил голову. — Не горюй, — сказал я ему. — Вдруг и правда что-то такое у нее срочное. Она же все-таки — О-гого! Я хотел его рассмешить. Но он только грустно повторил: — О-го-го! Мама приехала через два дня, с порога стала громко смеяться и рассказывать, что сдавала какой-то отчет. Почти экзамен. Ко мне вошла с ворохом подарков — несколько пакетов сразу протягивала перед собой. Но я протянул руки не к ним, а к ней, чтобы обнять. Она почему-то не поняла. Она все пакеты мне протягивала. Потом мы стали разговаривать. Вчетвером. Но это просто так говорится, потому что Папа и Бабушка молчали, а я слушал. Говорила только Мама. Она рассказывала про море, и Бабушка вздыхала, а я знал, о чем: вот бы туда нашего Мальчика. Она ведь без Мамы не раз повторяла эту фразу. Мама рассказывала про кипарисы — такие высокие стройные деревья, про рестораны и кого и как она там повстречала. Получалось так, что она везде была одна, ну я и спросил: — Почему же ты не взяла Папу? Но он не дал ей ответить: — Что значит — «не взяла»? — возмущенно сказал он, не глядя на меня, а значит, и не мне отвечал. — Я же не чемодан. Не зонтик, например. И кто бы остался с тобой? — наконец взглянул на меня. — Ну и его взяла бы! — пробурчала Бабушка. — Ну ладно вам, ладно меня пилить! — воскликнула Мама каким-то уравновешенным, хотя и громким голосом: — Мы и так тут все засиделись. Считайте, я проложила дорожку! Узнала! Теперь поедем все. — Когда? — спросил я, наверное, от имени всех. — Как только ты поправишься! — воскликнула Мама. — А то ведь может наступить осложнение. После этих слов я постарался натянуть на себя одеяло. Спрятаться. Как от тех, похожих друг на друга братьев-разбойников. Думаете, мне захотелось всплакнуть? Совершенно нет. Наверное, я уже привык, что все время утыкался в эту мягкую стенку. Ну что ж, еще раз! Только вот слушать, что дальше станет рассказывать Мама, мне не хотелось. И она это поняла. Заторопилась, сказала, что ночевать на даче не сможет, у нее неотложная встреча с партнерами в известном клубе. И ей еще надо переодеться. А будут на встрече те-то и такие-то. Но я знал, что Папа и Бабушка ее уже не слышат. Стоят там, в прихожей, как два манекена, — это такие куклы, на которых надевают взрослую одежду в магазинах. Стоят и стоят. Улыбаются и улыбаются. Все на них есть. Ничего в них нет. Но в Бабушке, а особенно в Папе — было!
Мамины посылки
Мама перестала приезжать. Но раз в три дня присылала машиной посылки с едой. Их раскладывала Бабушка. Готовила завтраки и ужины, варила обед. Всякий раз Мама посылала что-нибудь мне. Например, шоколадку в красивой обертке с бумажкой, на которой написано: Мальчику. Не маминой рукой. Или книжку. Или машинку. Или какую-нибудь куклу, точно их у меня мало. Бабушка шлепала ко мне, приклеив к своему лицу улыбку, желая порадовать, но, увидев меня, всю неправду с себя сбрасывала. Я не хмурился, не злился, не плакал. Я просто просил Бабушку отложить посылку в сторону. Сначала-то она что-то говорила. Предлагала, настаивала, уговаривала. Клала Мамин подарок на кровать. Я к ним не прикасался. И тогда Бабушка стала складывать их на стул. Постепенно выросла гора. Пришлось ставить под стул. Когда Бабушка выходила, я брал увеличительное стекло, этот иллюминатор в жизнь Чока, и смотрел-смотрел на него. Как он все сидит-сидит. Терпит-терпит. А на тенетах его тихо лежат две — огромные для него — туши: мухи и комара. Но он к ним не прикасается. Как я к Маминым посылкам. Чоку чего-то другого хочется. Он не еды ждет. И не того, что я. Однажды я смотрел-глядел, и вдруг что-то большое и непонятное хлопнуло в паучковую сеть. Я вгляделся. Это была капелька. Воды, что ли? Я отстранил круглое стеклянное колесо, потрогал щеку и понял: это из меня выкатилась слезинка. И упала прямо к Чоку. Я поразился! Он вдруг побежал к ней, посидел мгновение перед чистым светлым шариком. И вдруг начал пить! Пить мою слезинку! Я откинулся, бросил на одеяло чудесную линзу в золотом ободке с белой ручкой и тихо заплакал, свернувшись калачиком. Потом, наверное, уснул. А проснулся от того, что ктото гладит меня по плечу. Это был Папа. Я обернулся к нему. — Я не понял, — тихо сказал он, — ты спишь или плачешь? Я поднялся кое-как и повис у него на шее. И тут мне Папа сказал слова, которым я не удивился. Потому что, наверное, уже отплакал их. И все, что они обозначали. — Наша Мама, сынок, — сказал Папа каким-то бесчувственным, деревянным голосом, — бросила нас. У нее новая семья. Он набрал воздуха в легкие, прежде чем ударить меня: — И у нее будет новый ребенок. Но мне не было больно. Откуда-то я все чувствовал и все знал. Я терпел, как паучок, — без конца и до конца.
Если вы открыли для себя нового писателя, то теперь вам надо идти в библиотеку и взять его произведения. Мы познакомили вас лишь с одной главой книги Альберта Лиханова «Мальчик, которому не больно».
#газета #землянижегородская #проза #литература #чтение