ЗА ДАЛЬЮ — ДАЛЬ
Вот, скажете, Даль стал неизвестной знаменитостью? Да какой же он неизвестный? Совсем недавно поставили ему памятник на Верхневолжской набережной. Место, где он жил, тоже отмечено памятным знаком. Но давайте рассудим так, что мы знаем о его пребывании в Нижнем Новгороде? Как он здесь появился? Чем занимался? О его месте рождения говорил его литературный псевдоним — Казак Луганский. Для Нижнего Новгорода он был «чужаком», но быстро пообжился, и мы считаем его нижегородцем, оставившим заметный след. Какой? Затрудняетесь ответить? Вот, пожалуйста, и неизвестность перед вами. О Владимире Ивановиче Дале написаны книги, и в каждой, естественно, отмечено его пребывание в Нижнем Новгороде. Но упоминается об этом бегло. Выходит, не так уж и значима была его жизнь в Нижнем Новгороде? А давайте посмотрим.
До буквы «П»
В 1849 году Владимир Иванович Даль добровольно выбрал для своего места жительства и службы Нижний Новгород. Было ему в ту пору 48 лет, и пребывал он в самом зрелом, для государственного служащего, возрасте. Позади 8 лет служения чиновником особых поручений при Оренбургском генерал-губернаторе и 9 лет начальником особой канцелярии Министерства внутренних дел России. Вроде ни наградами, ни чинами обойден не был: статский советник — по-военному генерал-майор. И вдруг отъезд в провинцию, да ещё с понижением — управляющим Удельной конторой. Правда, на то было его объяснение. Даль считал свою работу «гибельным направлением бесплодного тунеядного письмоводства, где все дела делаются только на бумаге, а на деле всё идёт наоборот… руки не поднимаются на работу, голова тупеет, сердце дремлет, с души воротит». Но, как ни странно, уезжал-то он на ту же чиновничью службу, где предстояло ведать жизнью и работой 35 тысяч государственных крестьян. «Гибельное направление» продлится ещё десять лет. Парадокс, но именно в эти годы и оставит Даль в Нижнем Новгороде совсем иной след, чем его безупречная и неподкупная служба. Как же так получилось? А разгадка крылась в том, что у этого человека была потаённая жизнь, да не одна. Мало кто знает, что изначально Даль был морским офицером, затем, оставшись военным, стал врачом и принимал участие в баталиях, пребывал хирургом, гомеопатом, попутно начал писать рассказы и небольшие повести. Его считают учёным в области этнографии и статистики, в ценных фондах библиотек до сих пор можно увидеть школьные учебники Даля по зоологии и ботанике. Он стал одним из учредителей Русского географического общества. Трудно себе представить, но главную из потаённых жизней он определил себе в… 18 лет, когда в звании мичмана добирался к месту службы на Черноморский флот. Ехал зимой. Дорогой замерз и от ямщика услышал незнакомое слово — «замолаживает». Это была надежда — ямщик предупредил, что с пасмурными тучами тепло идёт. Незнакомое слово согрело, и как-то само получилось, что занёс его мичман первым в записную книжку. Так и определился он с главной целью своей жизни: «Пришла пора подорожить народным языком». А дорожить языком он и приехал в Нижний Новгород в спокой, подальше от высокого начальства, которое вызывало много ненужного беспокойства. Дочь Даля Мария вспоминала, что отец всегда с большим желанием отправлялся в поездки по губернии. Если бы установить мемориальные доски в местах, где побывал Даль, то мы бы увидели их во многих районах нашей области, а ещё бы узнать, какие слова он здесь услышал, записал и живы ли эти словечки сегодня, так и музейные уголки бы сотворились. У Даля были десятки «доброхотных дателей» из «разночинских сфер», от которых он получал письма или встречался в поездках. Заразил он собирательством словечек, пословиц и поговорок гимназистов, которые с азартом восприняли новое увлечение и несли ему свои находки. Может показаться, что отошёл он от своих чиновных дел, отдавшись всецело собирательству. Но нет, продолжал исполнять служебные дела справно, оставляя время и на задуманный «Толковый словарь «живого» Великорусского языка», заканчивая рабочий день в 3 часа ночи. Боялся одного: «Если у нас дома случится пожар, то вы не кидайтесь спасать какое-либо имущество, а возьмите рукопись Словаря вместе с ящиками стола, в которых она находится и вынесите на лужайку в сад». Этого делать не пришлось. Уйдя в отставку и переезжая из Нижнего в Москву, Даль увез тысячи «ремешков», как он называл полоски бумаги, на которых делал записи, вчистую добравшись до «любимой согласной русских» — буквы «П».
Веку не угодил
В это трудно поверить, если сказать, что в XIX веке Владимир Даль был одним, если не самым, популярным русским писателем. Это сейчас он оценен нами в первую очередь как создатель уникального «Толкового словаря» и редко кто может похвалиться чем-то читанным из четырёх тысяч страниц, им написанных. 145 повестей и рассказов насчитывает его десятитомное собрание сочинений. И никто не может сказать вслед за Гоголем, что «каждая его строчка меня учит и вразумляет». Складывается такое впечатление, что чем-то он не угодил XX веку, в котором постарались ограничить память о нём, а в советское время и вовсе «отжать» к второстепенным писателям. Что же случилось? За что он впал в немилость? А причиной была его публицистическая статья, написанная в Нижнем Новгороде и напечатанная в «Санкт-Петербургских ведомостях». Она носила название «Заметки о грамотности». В ней он высказал крамольную мысль против обучения крестьян грамоте. Как так, и это накануне реальной отмены крепостного права. Крестьянам светила долгожданная свобода. Коллеги-писатели усиленно рисовали образ отсталой и лапотной России, которой были необходимы перемены. Далю пришлось прочитать в разных журналах много нелестных слов о себе. Он попробовал оправдаться: «Может быть, я и выразился не довольно ясно»… Скорее всего его подвело более точное толкование слова грамотность — учение грамоте, только и всего. «Грамотность по себе не есть просвещение, а только средство к достижению его, если же она употреблена будет не на это, а на другое дело, то она вредна». Сам Даль организовал в Нижегородской губернии несколько центров по обучению различным профессиям: швеи, кузнеца, садовода, пчеловода… «Не думаю, чтобы следовало принимать какие-либо меры для лишения народа грамотности; но, может быть, не для чего в настоящую пору слишком старательно распространять её, заботиться о ней почти исключительно, видеть в ней одно благо и спасение». Оригинальность его мыслей очевидна, но кто их примет к пониманию. В них не было революционного порыва, призыва к крестьянской свободе. В итоге крестьяне оказались перед пропастью этой самой свободы, не зная, что с ней делать. Кстати сказать, крепостных крестьян в России была лишь треть, живших в основном в центральной её части, густо населённой поместьями. В своих же поездках Даль видел и другую крестьянскую жизнь «на северах», за Уралом и в Сибири, где крепостного права и не знали: «…Известное дело, чем дальше у нас пойдёте на север, тем зажиточнее находите мужиков, и тем более опрятности и роскоши найдёте в образе их жизни». Он нашёл единомышленника в Пушкине: «…Взгляните на русского крестьянина: есть ли и тень рабского унижения в его поступи и речи? О его смелости и смышлёности и говорить нечего. Переимчивость его известна. Проворство и ловкость удивительны. …Наш крестьянин опрятен по привычке и по правилу: каждую субботу ходит он в баню; умывается по нескольку раз в день…» Так что Владимир Иванович имел полное право дать совет коллегам: «Сидя на одном месте, в столице, нельзя выучиться по-русски, а сидя в Петербурге и подавно. Это вещь невозможная. Писателям нашим необходимо проветриваться от времени до времени в губерниях и прислушиваться чутко направо и налево». Но коллеги на него обиделись и надолго определили в консерваторы.
Талисман Пушкина
Его верным единомышленником оставался Пушкин. Они сблизились в Оренбурге, когда поэт приезжал собирать материал к задуманной книге о Пугачёве. Даль сопровождал его в поездках по губернии, чем оказал помощь в контактах с местным населением. Пушкина опасались. За длинные ногти на руках старообрядцы приняли его за антихриста. Разговора не получалось. Но они хорошо знали Даля и через него Пушкин входил к ним в доверие. Три подарочных экземпляра книги «Истории пугачёвского бунта» Пушкин отослал в Оренбург губернатору, Далю и капитану Артюхову, который организовал охоту, потешал охотничьими байками и парил в баньке, которая считалась лучшей в городе. Пушкин одобрил задуманное Далем собирание слов: «Ваше собрание не просто затея, не увлечение. Это ещё совершенно новое у нас дело. Вам можно позавидовать — у вас есть цель. Годами копить сокровища и вдруг открыть сундуки перед изумлёнными современниками и потомками». Так вышло, что Даль оказался последним из врачей у смертного одра поэта. Перед самой кончиной Пушкин протянул ему золотой перстень с изумрудом: «Бери друг, мне больше не писать». Талисман Пушкина стал талисманом Даля. «Как гляну на него, пробежит по мне искорка и хочется приняться за что-нибудь порядочное». Пушкин хорошо знал свойство самоцветов. И выбор изумруда был не случаен. Этот камень служил талисманом для людей искусства. Он вдохновлял поэтов, художников и музыкантов. А вот одно из свойств изумруда было просто необходимо Пушкину. Самоцвет выравнивал давление и помогал при сердечной недостаточности. А Пушкин страдал тяжёлой формой «гнилой горячки» — аневризмой. Берёг Даль и ещё одну пушкинскую реликвию. Наталья Николаевна передала ему пробитый дуэльной пулей сюртук — «выползину». Показывал ли он кому-нибудь из нижегородцев эти дорогие реликвии — неизвестно. Но в Санкт-Петербургском музее поэта, где хранятся вещи Пушкина, вам расскажут о перстне и сюртуке, которые десять лет находились в Нижнем Новгороде. И, конечно же, вы обязательно узнаете, почему Пушкин называл свой сюртук «выползиной». Это слово он подсмотрел у Даля, когда тот знакомил его с новыми словарными находками. «Выползина» — старая шкурка змеи, из которой она выползает во время линьки. Пушкину слово понравилось. И в следующий раз, когда он пришёл к Далю, был в новом сюртуке: «В этой выползине я такое напишу!..» Не успел… На 305-й странице первого тома «Словаря» можно отыскать пушкинское слово «выползина», при знакомстве с которым поэт заметил: «Эх, а мы ещё зовёмся писателями. Половины русских слов не знаем!» Даль многое из задуманного сделать не смог, но поступил мудро и щедро. Всё, что собирал, раздал: фольклористу Александру Афанасьеву — записанные народные сказки, писателю Петру Киреевскому — собрание уральских песен, в Императорскую публичную библиотеку передал собрание лубочных картинок. Пушкинские реликвии тоже нашли своё место. Известный хирург Н.И. Пирогов писал о В.И. Дале: «Это был прежде всего человек, что называется, на все руки. За что ни брался Даль, все ему удавалось усвоить». Скороговоркой о Владимире Ивановиче Дале много не расскажешь. Но у нас будет возможность вернуться к его биографии. Дело в том, что Даль принимал активное участие в жизни Нижнего Новгорода и губернии. Он следил за судьбами талантливых людей и помогал им находить себя. Рассказывая о них, мы непременно упомянем имя Даля. Так что прощаемся с ним в надежде встретиться вновь. И напоминаем вам, что 22 ноября в России отмечается праздник русской словесности — День словарей и энциклопедий. Это ещё и день рождения Владимира Ивановича Даля, которому исполняется 220 лет.
Вячеслав ФЁДОРОВ.
#газета #землянижегородская #история #личность #словесность