ВСЁ ПРОИСХОДИТ НА ЗЕМЛЕ
В мае 1989 года стало известно, что Главкосмос СССР подписал с японской телевизионной компанией Ти-би-эс неправительственное коммерческое соглашение о полете в космос японского журналиста. Весть о том, что японец станет первым в истории профессиональным репортером на орбите, да еще на советском космическом корабле, буквально взбудоражила отечественную прессу. В результате под председательством редактора отдела науки газеты «Правда» Владимира Губарева была создана Космическая комиссия Союза журналистов СССР. Она занялась организацией конкурса для журналистов. В конкурсе приняли участие более 130 журналистов из разных регионов страны, от разных газет и журналов. В итоге к амбулаторному медицинскому обследованию было допущено около 40 человек, из них лишь половина состава получила возможность пройти самые серьезные стационарные испытания. Они-то и были утверждены Государственной межведомственной комиссией по отбору кандидатов в космонавты для дальнейшего прохождения испытаний. Среди счастливчиков оказался и корреспондент отдела науки «Литературной газеты» Валерий Шаров. Это потом, когда он приедет в Нижегородский планетарий, мы узнаем, что он пять лет учился на биологическом факультета Горьковского университета.
Стоит ли игра свеч?
— Самочувствие нормальное? — спокойный голос, неожиданно прозвучавший в наушниках, на мгновение остановил нарастающее волнение. И после ответного сигнала с моей стороны раздалась команда: «Пуск»! Тут же кабина вздрогнула, и кресло, к которому были «прикованы» мои ноги, руки, туловище, голова, вдруг резко изменило положение. Неведомая сила начала вдавливать тело в спинку кресла… «Прошли «единицу». Хорошо. Три «же»… Пять «же»… Все идет нормально. Выходим на восемь «же»… — комментировал происходящее приятный женский голос. И хотелось расслабиться, отключиться любой ценой от давящего гнета тяжести. Мой невкусивший еще «прелести» космоса организм судорожно осваивался с непривычными физическими ощущениями. Голова гудела, словно паровой котел, мозг готов был выскочить из черепной коробки. Но через лихорадочное сознание пробивалась одна-единственная мысль: «Ни в коем случае не расслабляться!» Между тем мое тело испытывало нагрузки, более чем в два раза превышающие стартовые во время запуска космического корабля. А ведь это — всего лишь центрифуга, и через нее проходят абсолютно все космонавты. «Нелегок же их хлеб, что же ждет нас за пределами Земли?..» Я почему-то вспомнил детство. Качели. Сильный взмах чьих-то рук. Отрыв от земли… захватывающий дух полет, прямо в небеса… Ситуация явно менялась к лучшему — я привыкал к необычному состоянию. Вот здесь, в снаряде центрифуги, облаченный в специальный костюм со шлемом на голове, обвешанный всевозможными датчиками, я почти физически ощущал свое приближение к космосу…
* * *
Может быть, действительно пришла пора выходить за пределы планеты не только космонавтам-профессионалам, но и людям самых земных профессий? Со стороны начинает казаться, что полет в космос становится приятной экзотической прогулкой и совсем недалеко то время, когда любой желающий сможет ее осуществить. Дело лишь в плате за удовольствие. Да. Платить придется, и дорого. «На алтарь» космоса положено немало жизней. Так стоит ли игра свеч? Такие мысли владели мной, когда я входил в двери Института медико-биологических проблем Минздрава СССР.
* * *
В стационаре, куда нас поместили, и госпитальные палаты, и кабинеты для врачей, и процедурные кабинеты, и исследовательские лаборатории внешне мало чем отличались от тех, с которыми приходится иметь дело, например, в городской лечебнице. Контраст представлял контингент «больных» — весь облик пациентов никаких видимых опасений за их жизнь не внушал. Отбор претендентов на полет в космос не допускал иного принципа, кроме того, что «экзаменующийся» должен быть и физически, и психически здоровым человеком. Каждый твой орган, весь организм должны соответствовать неким обязательным, выявленным за многие годы работы «космических врачей» медицинским рамкам. В стационаре ты проходишь до тридцати трех различных проб и тестов. Изо дня в день, иногда по пять-шесть часов в сутки, тебя прослушивают, прощупывают, зондируют и просвечивают, выискивая прежде всего эти самые недопустимые нарушения. Они могут не быть патологией и совершенно не мешать в обыденной, земной жизни, но тут вызывают повышенное внимание и могут стать причиной списания. Не менее важным критерием отбора является реакция организма в целом и отдельных органов на специальные нагрузки, иногда отдаленно, а порой и впрямую моделирующие те, что ожидают человека на старте и в космосе. Реакция организма на специальные нагрузки, на велоэргометре в частности, — вероятный показатель того, что ожидает человека на старте и в космосе. Длинный ряд тестов замыкает центрифуга. Наитруднейшее по степени сложности испытание врачи назначают последним, когда здоровье пациента не вызывает сомнений. Врачей интересует поведение вестибулярного аппарата, сердечно-сосудистой и выделительной систем во время нагрузок на велоэргометре, всевозможных вращений, медленных и скоростных перепадов внешнего давления, при перераспределении крово обращения в положении «вниз головой» и тому подобных «аттракционах». На космический отбор работают лучшие медицинские силы, но если возникают какие-то сомнения, спорные вопросы, то обследуемый попадает в руки «светил».
* * *
— А что же вы хотели? — восклицает психолог И.Б. Русакова, которая по итогам личностного психологического теста (включающего ответы почти на шестьдесят вопросов) рассказала обо мне столько, что стало как-то не по себе. — Слишком велика может быть цена ошибки, — продолжает она. — В случае ЧП в космосе ставится под удар вся программа, на которую затрачены значительные государственные средства, труд сотен коллективов специалистов. Поэтому-то надежность и еще раз надежность. Максимальное исключение любых, самых невероятных ситуаций… Еще в начале пребывания в стационаре мы с ужасом узнали о том, что перед полетом в обязательном порядке удаляют подозрительные гланды, зубы — потенциальные источники воспалительных процессов. Я никогда не забуду, как один космонавт с улыбкой рассказывал о сделанных операциях: помимо перечисленных ему еще исправляли носовую перегородку и что-то вырезали на ноге. Вот такая «развлекательная» прогулка! В стационаре предельно деловая и доброжелательная обстановка. Как-то получалось, что к трудным (в моральном и физическом отношении) пробам ты оказываешься незаметно готовым. И все это благодаря постоянной работе с тобой, заботе врачей и медицинского персонала. Оптимистический настрой создавали и сами претенденты на «чемпионский титул», состязающиеся в остроумии. Смех разряжал нервное напряжение. И трудные пробы, которых боялся, как черта, проскакивали шутя и играя. Душевный комфорт поддерживался и тем, что ты имел право, скажем, отложить на время тот или иной тест, если по какой-то причине считал себя неподготовленным. Ничем не ограничивалась и свобода передвижения: в любой момент ты мог отлучиться из стационара, съездить в город, а на выходные и праздники вовсе покинуть «милые пределы». Эта свобода и деловое, серьезное отношение к тебе со стороны врачей достигают цели: ты вдруг начинаешь испытывать чувство высокой ответственности за свое здоровье, за то, в каком состоянии придешь на очередную пробу. И приходишь подтянутый физически и психологически настроенный на лучшее. Неприятные в условиях будней элементарные физиологические анализы или глотание зондов с внутривенной урографией принимаешь как жизненно необходимое. Я не говорю уже о неизвестных простым смертным так называемых ортостатических пробах, креслах вращения Кука, барокамерах, центрифугах, специальных психологических тестах, перед которыми здесь испытываешь «священный ужас». В физическом отношении самым серьезным и запомнившимся испытанием для меня была центрифуга. Она стала как бы промежуточным этапом между известными мне земными ощущениями и пока незнакомыми космическими. Ее, между прочим, и назначают последней в длинном ряду испытаний, когда здоровье уже не вызывает сомнения у врачей. И неспроста после первого вращения на четырех «же» милейшая и внимательная И.Ф. Виль-Вильямс — врач-исследователь, командующая этим испытанием, всякий раз спускается из «центра управления» к кабине центрифуги и заботливо осматривает, расспрашивает тебя о самочувствии перед очередной нагрузкой. Преодоление их — дело нелегкое. Недаром врачи ставят центрифугу на первое место среди прочих и равных «процедур» по степени сложности. Но есть в стационаре испытание и потяжелее — морального плана. В любой момент, после любой пробы тебя могут забраковать. Поэтому человек находится в непроходящем состоянии мучительной неопределенности и колоссального эмоционального напряжения.
Путь в космос не устлан розами
Еще совсем недавно, год назад, ни один журналист не мог себе позволить хоть что-нибудь сказать в прессе о «кухне» подготовки космонавтов. Так, в общих чертах, или языком Эзопа, или не говорить вовсе. А уж о том, чтобы фотографировать, к примеру, двухэтажное здание на улице Габричевского, незаметно расположившееся на отдаленной окраине города Москвы, и то, что в нем происходило, и мечтать было нельзя. Теперь иные времена. И благодаря космическому конкурсу советских журналистов здесь спокойно фотографируют, снимают фильмы, пишут обо всем в газетах и журналах. Обыденно звучат здесь имена известных героев космоса — пациентов местных медиков: такой-то побил все рекорды длительности вращения на кресле Кука, такомуто тут делали прокол гайморовой пазухи, в этой комнате находился Юрий Гагарин — первый космонавт Земли… Волей-неволей и ты постепенно каким-то образом начинаешь чувствовать свою причастность к загадочному миру «небожителей». Через неделю моего пребывания в стенах стационара рядом со мной, в соседней палате, поселились двое из них — два Александра — Лавейкин и Иванченков, поступившие на очередное годовое медицинское освидетельствование. В беседах с ними — в холле у телевизора, за обеденным столом — постепенно, шаг за шагом начал приоткрываться передо мной особый мир космонавтов-профессионалов. Путь в космос для подавляющего большинства из них отнюдь не устлан розами. Тяжелейшие физические и моральные нагрузки. Полета приходится ждать годами (известен случай восемнадцатилетнего ожидания!). И, к сожалению, не всегда решающее значение имеют здоровье и профессиональные качества… Теперь я нахожу объяснение негативному отношению к полету в космос советского журналиста, проявленному некоторыми руководителями Центра подготовки космонавтов, да и самими космонавтами. Это и понятно — за полгода попасть в космос мало кому удавалось из профессионалов. И все-таки нас очень волновала возможность опередить японского журналиста. — Неужели нельзя подготовиться к полету раньше, за какие-нибудь три-четыре месяца? — спросили мы у Александра Сереброва. — Чего там, конечно, можно подготовиться, — ответил тот, чуть подумав. — А что самое сложное в подготовке? — не понимая всех тонкостей подготовительной операции, продолжали спрашивать мы. — Выдержать трудности конкурентной борьбы, а это не всем удается. Такова реальность, и с ней следует считаться.
* * *
Невозможно не уважать тех ребят, которые, пройдя в свое время полный курс медицинских обследований и оказавшись полностью годными для спецподготовок, из года в год проходят переосвидетельствование и продолжают верить в свою счастливую звезду.
(Окончание следует).
#газета #землянижегородская #домашнеечтение #литература #космос
