БОРЬБА С НАПАСТЬЮ
Периоды эпидемий — время трагическое, но иногда и подлинно героическое: редкую самоотверженность и высочайший профессионализм проявляли медики, политики, государи, не позволявшие болезни расколоть общество. Слово «чума» во многих языках стало синонимом понятия «смерть». От нее погибали целые города и поколения. Русские летописцы называли ее «моровой язвой». Получая из Европы апокалиптические известия о черной смерти, наши далекие предки возносили молитвы Господу, благодарили его за то, что родились на Севере. Считалось, что русский холод — лучшее средство от чумы. Во многом так оно и было.
Мор был жестоким
Впервые чума проникла в русские княжества, по-видимому, в XIV веке. Наступление пошло с Запада, и первым пострадал Псков, один из самых многонаселенных русских городов того времени. Мор был жестокий, ежеутренне к каждому храму приносили по 30 покойников. Жители позвали на помощь архиепископа Новгородского Василия Калику, верили, что молитва всеми почитаемого архиерея остановит бедствие. Он без промедлений прибыл в Псков, провел крестный ход, а на следующий день скончался. Его хоронил весь Новгород, тысячи людей пришли проститься с архипастырем, после чего эпидемия охватила всю Новгородскую землю. Затем черная смерть перекинулась на Москву. Самыми известными жертвами бедствия стали митрополит всея Руси Феогност, два малолетних сына великого князя Симеона Гордого, сам Симеон Иоаннович и его брат Андрей. Случались нашествия моровой язвы и позже, например, при Иване Грозном, во время Ливонской войны. Однако самая жестокая эпидемия чумы разразилась в годы правления Алексея Михайловича, летом 1654 года. Молодой государь отправился с войском под Смоленск — драться с поляками за наши западные земли и Малороссию, в которой уже поднял восстание против панов Богдан Хмельницкий. Многие бояре в те дни бежали из Москвы. Царская семья нашла приют сначала в Троице-Сергиевой лавре, а потом в Калязине, в монастыре. Эти обители считались царскими. Их удалось оградить от болезни. Наверное, помогли молитвы. Заставы со стрелецкими отрядами, стоявшими на пути разносчиков заразы, тоже сыграли важную роль. Поначалу власть в Белокаменной сосредоточилась в руках патриарха Никона, к тому времени уже начавшего церковную реформу. Он приказал окуривать дома можжевельником и полынью, а главное, закрыть город, чтобы чума не распространилась по стране и не проникла в войско. С этой задачей справиться удалось: среди тех, кто сражался с поляками, мора не было. В разгар эпидемии Никон покинул Москву, управление перешло в руки двух храбрецов, боярина Михаила Пронского и князя Ивана Хилкова. Чума и ее последствия разоряли столицу, в городе орудовали разбойничьи шайки. В народе назревал мятеж: многие считали причиной мора церковную реформу. Пронскому удалось остановить смуту без кровопролития. Михаил Петрович не побоялся выйти к толпе со словами вразумления. К сожалению, этого мудрого боярина болезнь не пощадила: в сентябре и его, и Хилкова она таки настигла. Из тех, кто остался в Первопрестольной и других зараженных местах, погибли от чумы не менее половины. Справиться с ней смог лишь генерал Мороз, наш извечный воевода. Патриарх Никон и Алексей Михайлович вернулись в полупустую и разграбленную Москву. Восстановить привычную жизнь удалось с помощью переселенцев, которых царь приказал свозить в стольный град из отдаленных, не затронутых эпидемией областей России.
Графская щедрость
Чума снова заявила о себе в России во времена императрицы Екатерины Великой, которая верила и в гигиену, и в медицину. Болезнь тогда разгулялась в Причерноморье, где русская армия громила на полях сражений Турцию. В ноябре 1770 года возвращавшиеся с юга солдаты занесли бациллу в Москву. Эпидемия разразилась следующей весной. Город сразу же окружили карантинными постами. Почти все московское начальство, включая фельдмаршала Петра Салтыкова, боясь заразиться, покинуло Белокаменную. Старых кладбищ не хватало, мертвых свозили в предместья. Примириться с этим москвичи не захотели, назревали беспорядки. Многие верили, что в беде поможет чудотворная Боголюбская икона Божией Матери, список которой издавна находился в открытой часовенке у Варварских ворот. Там собирались многотысячные толпы. Московский архиепископ Амвросий понимал, что столь кучное скопление народа может способствовать быстрому распространению заразы, и запретил уличные молебны, а чудотворный образ велел перенести в храм Кира и Иоанна на Солянке. В толпе нашлись провокаторы, обвинившие архипастыря не только в отступничестве, но и в воровстве: дескать, прикарманил собранную по копейке во время молебствий «казну Богородицы». Начался бунт. Вооруженные толпы разгромили резиденцию Амвросия в Кремле, разграбили несколько богатых усадеб, а его самого, скрывавшегося в Донском монастыре, нашли и подвергли расправе. В город вошли войска, однако прекратить мятеж удалось только графу Григорию Орлову. Он вместе с отрядом гвардейцев-добровольцев вошел в Москву и взял ее в свои руки. Григорий Григорьевич считал, что «первая союзница болезни — нищета», и начал щедро одаривать жителей. Платил всем — и врачам, и могильщикам, и вдовам, и больным, и тем, кто выписывался из госпиталей, открывал новые больницы и кладбища (Ваганьковское, Пятницкое, староверческое Рогожское). Тысячам людей, оставшихся без дела, дал работу — на ремонте и строительстве домов, дорог, оплачивал этот труд из собственного кармана. Москвичи полюбили его не только за щедрость, но и за смелость: не раз бывавший на поле боя граф отважно шел в чумные бараки. Главным средством против распространения страшной болезни считалась в те годы уксусная вода. Орлов строго следил за тем, чтобы уксус прибывал в Москву в срок и в нужном количестве. К ноябрю 1771-го эпидемию удалось победить, в чем помогли и ранние заморозки. Чума в тот год унесла жизни около 60 тысяч москвичей. В Петербург Григорий Григорьевич возвратился триумфатором, правда, чтобы увидеться с императрицей, ему пришлось выдержать двухмесячный карантин в предместье столицы. В его честь в Царском Селе были возведены триумфальные ворота — первый в нашей истории монумент, посвященный не воинским, а гражданским подвигам. «Орловым от беды избавлена Москва!» — эти слова начертаны на воротах золотыми буквами.
«Подарок» из Индии
Холера пришла с Востока. Министр внутренних дел Арсений Закревский энергично взялся за дело, к большому неудовольствию запертых в своих имениях дворян, а также купечества, которому пришлось остановить караваны с товаром. Карантинами перегородили всю империю, остановили движение транспорта. Но эти меры не помогли уберечь от эпидемии Первопрестольную. Осенью 1830-го Москва вся пропахла хлорной водой, дегтем и чесноком (эти средства в какой-то мере пресекали распространение болезни). В Петербург в тот год холера еще не пробралась, однако император Николай I посчитал своим долгом незамедлительно прибыть в старую столицу. Московский генерал-губернатор Дмитрий Голицын получил от него лаконичное письмо: «Я приеду делить с Вами опасности и труды. Преданность в волю Божию! Я одобряю все Ваши меры. Поблагодарите от меня тех, кои помогают Вам своими трудами». Император, не страшась заразы, прошелся по госпиталям. Помолился в Иверской часовне, которая слыла чуть ли не главным рассадником инфекции. Приезд государя в зараженный город произвел сильное впечатление на москвичей. В прежние времена монархи от чумы бежали, а холеру сравнивали именно с ней. (Пушкин, например, внимания на различия между этими смертоносными болезнями не обращал.) «Спокойствие, которое являлось на челе Государя, сообщалось самым малодушным людям», — писал сенатор Александр Булгаков. Император не дрогнул даже тогда, когда после двух дней кровавой рвоты умер один из его личных лакеев. Николай Павлович тогда же прихворнул, но, к счастью, болезнь не являлась холерой. Пребывая в Болдине на карантине, Пушкин восхищался поведением царя. Всем было ясно, что самодержец в те дни предотвратил народные волнения. Героически проявили себя и врачи, а также их добровольные помощники. Писатель Вадим Пассек, помогавший лекарям как медбрат, проводил на себе эксперименты по выявлению прилипчивости холеры, и все обошлось. Столь благородных энтузиастов было несколько. Заразился при аналогичном опыте, но выжил, а затем исцелился знаменитый педиатр Филипп фон Депп. Известия о таких подвигах произвели переворот в психологии москвичей, исчез панический ужас перед холерой. Стало ясно, что болезнь опасна, но излечима, к тому же не так заразна, как чума, выкашивавшая целые города и слободы. Последний холерный больной в Москве выздоровел в январе 1831 года, а потом и морозы помогли изжить недуг
Победители эпидемий
Первую эффективную противохолерную вакцину разработал в 1892 году российский врач Владимир Хавкин. Он провел на себе опыты, доказавшие ее безопасность, а затем отправился в Индию, где свирепствовало очередное поветрие. Вакцинация остановила эпидемию 1893-1895 годов. Махатму Хавкина (так его прозвали брахманы) помнят там и сегодня. Первую «живую вакцину» против черной смерти создала и с риском для жизни на себе испытала тоже наша соотечественница — Магдалина Покровская, много лет работавшая на Ставропольской противочумной станции. В 1943 году в США был открыт второй после пенициллина антибиотик — стрептомицин. Американцы строго хранили тайну изготовления этого препарата. Советские исследователи из НИИ эпидемиологии и гигиены пошли своим путем и получили отечественный аналог, который вскоре стал доступным средством для всех наших врачей. В 1945 году в Маньчжурии началась последняя в истории крупная эпидемия чумы, разгоревшаяся на фоне гражданской войны в Китае. Бороться с болезнью пытались и японские, и американские врачи, но успеха добились только советские медики. В 1947 году туда прибыл военврач, подполковник Николай Николаев, скромный человек, никогда не занимавшийся саморекламой. Посетив очаги заражения, он принял решение использовать стрептомицин, и эффект превзошел самые смелые ожидания! Все, кого стали лечить на ранней стадии заболевания, в течение одного-двух дней выздоровели, полностью избавившись от чумных палочек. Спасти удалось даже самых безнадежных — тех, кто уже двое-трое суток страдал от болезни. Препарат помогал и им. С тех пор чума потеряла грозный статус смертоносной. Время от времени ее очаги возникают и в наше время, но стрептомицин берет верх, и широкого распространения эпидемии не получают. Мы вправе гордиться и тем, что чуму человечество победило тоже благодаря усилиям наших соотечественников. Жаль, что фамилии этих героев почти неизвестны. Быть может, нынешняя беда, пандемия коронавируса, приучит ценить подвиги врачей, помнить о русских медиках, поставивших точку в истории страшной напасти. Когда мы читаем об успехах китайцев в преодолении теперешней пандемии, нелишне знать, что основы современной медицины пришли в Поднебесную из нашей страны. Все начиналось с доктора Николаева, в том числе и борьба с COVID-19.
Сергей АЛДОНИН.
Материал вышел в июльском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».
Публикуется в сокращении.
#газета #землянижегородская #чтение #публицистика #журналистика