АДРЕС РЕДАКЦИИ — ФРОНТ
Военным корреспондентам-горьковчанам посвящается
Итак, мы продолжаем исследовать военные биографии богородских журналистов, ушедших на фронт, которые упоминаются в материалах, присланных Дмитрием Сургутовым. Приводим ещё один фрагмент из них: «22 июня бойцы Отдельной Коломыйской погранкомендатуры приняли на себя первый удар гитлеровской армии на Карпаты. Личный состав её был укомплектован в основном призывниками из Горьковской области, среди которых отличился наш земляк, уроженец деревни Шумилово, Владимир Николаевич Дарьенко. До войны он работал в газете «Ленинская победа», некоторое время (в 1932 году) был редактором, а затем стал председателем колхоза. При отходе и обороне штаба корпуса вступил в рукопашную схватку, сбив с ног и прикончив немецкого офицера. Он воевал и дальше. В областной Книге памяти сообщается, что с 1943 года числится пропавшим без вести». Мы решили что-нибудь узнать о судьбе Владимира Николаевича Дарьенко.
На страже Прикарпатья
Действительно, в четвёртом томе Книги памяти Нижегородской области Владимир Николаевич числится пропавшим без вести в ноябре 1943 года. В 1946-м сотрудники Богородского военкомата составили список богородчан, отнесённых к безвозвратным потерям. В нём сказано, что Владимир Дарьенко призвался в вооружённые силы в мае 1938 года. В графе «Когда и по какой причине выбыл» имеется запись: «Связь прекратилась 21 июля 1941 года. Адрес воинской части не сохранился. Считаю возможным учесть как пропавшего без вести». Рядом уже чернилами приписана дата: сначала декабрь 1943-го, потом исправлено на ноябрь. В электронной базе данных Министерства обороны РФ удалось обнаружить и другой документ. Летом 1944 года начальник эвакогоспиталя № 1929 майор медицинской службы Петров направил армейским кадровикам донесение с такой сопроводительной запиской: «Посылаю вам документы, подобранные колхозниками Киевской области, Уманского, Христиновского, Бабанского и Букского районов, переданные нам — ЭГ 1929 (Умань), полевая почта 4…772 (вторая цифра неразборчиво). Что с этими людьми — неизвестно». Под номером 7 в списке значится Владимир Николаевич Дарьенко. Однако никаких новых сведений о нём донесение не содержит. Неизвестно также, какие именно документы, касающиеся его личности, могли быть переданы украинскими крестьянами советскому командованию. Стоит заметить, Умань находится в 500 километрах от приграничной Коломыи, где служил Владимир Дарьенко, и была освобождена от фашистов лишь 10 марта 1944 года, значит, речь идёт, скорее всего, о бумагах первых месяцев войны. Но как они тогда оказались здесь? Ответ мы на шли, обратившись к хронике боевых действий. Город Коломыя, где дислоцировалась отдельная пограничная комендатура, располагался в ста километрах от границы с Румынией — союзницей Германии и недалеко от другого гитлеровского сателлита — Венгрии, поэтому бои на этом участке развернулись практически сразу после нападения фашистов на СССР. Первый удар приняли на себя погранзаставы, а комендатура, входя в зону заграждения, прикрывала тылы от возможных диверсий и шпионажа, её бойцы успешно отразили вражеский воздушный десант, но на седьмой день войны и им пришлось встать на пути передовых немецких, румынских и венгерских частей. Однако после ожесточённого сопротивления город всё-таки пришлось оставить. Здесь, в Прикарпатье, уже 22 июня был сформирован Юго-Западный фронт. Одной из основных его ударных сил стал 8-й стрелковый корпус, проявивший себя в смелых контратаках и даже на время сумевший отбить у фашистов Перемышль. В состав 8 СК влились остатки подразделений Коломыйской комендатуры и погранзастав, сформировавшись в отдельный пограничный батальон. Чтобы избежать окружения, соединения фронта с боями отступили на восток через Винницу, как раз в направлении Умани, где в июле развернулось настоящее сражение. Войска фашистской группы армий «Юг», встретив в лице 8-го корпуса достойного противника, стремились во что бы то ни стало обезглавить его, а потом уничтожить, поэтому пограничникам, как специалистам по охране, доверили оборону штаба, находящегося в селе Легедзино. Враг предпринял атаку на него 31 июля двумя батальонами дивизии СС «Адольф Гитлер», усиленными мотоциклами с пулемётами, танками и артиллерией. О героическом отражении того гитлеровского наступления мы прочитали в книге «Быль, ставшая легендой: Отдельная Коломыйская пограничная комендатура в боях с фашистскими захватчиками», написанной участником этих событий Александром Ильичом Фуки: «После короткой, но очень массированной артиллерийской и минометной подготовки враг попытался с ходу захватить село и штаб. Через некоторое время подошли танки и пехота противника. Развернув колонну, фашисты атаковали наши позиции по всему фронту обороны. В бой вступили все три наши роты, и первая атака гитлеровцев захлебнулась. Враг отступил. Мощный артиллерийский и минометный огонь с новой силой обрушился на наши позиции. Судя по плотности огня, перед нами был по меньшей мере артиллерийский полк. Мы ждали атаки. Ее предвестником была тишина, прерванная нарастающим гулом моторов. Показались фашистские танки. Один, два, три… Десять… Восемнадцать. Еще двенадцать танков и пехотный батальон остались на исходных позициях. Рассредоточившись, танки неслись на наши оборонительные рубежи, открыв сильный огонь из пушек. Подпустив их метров на пятьсот, наши артиллеристы открыли огонь прямой наводкой. Повалили клубы дыма из одного танка, вспыхнул факелом второй, за ним — третий. Четвертый танк несся на полной скорости к нашим позициям и вдруг исчез. Мы даже сначала ничего не поняли. — Молодцы саперы! — радостно воскликнул младший лейтенант И.П. Мавдровский. — Попал в ловушку! Из трех танков, подбитых перед нашими траншеями, тянулись шлейфы дыма, броню лизали языки пламени».
Последняя битва людей и собак
Понеся существенные потери в технике, фашисты отвели её в тыл и пустили в обход позиций пограничников пехоту. Настал час жестокой рукопашной схватки, потому что у защитников штаба практически закончились боеприпасы, пополняемые теперь лишь за счёт трофеев. Местом последнего боя стало широкое пшеничное поле. На смертельную жатву вместе с пограничниками вышли их четвероногие помощники — 150 служебных собак из окружной школы собаководства. В ход пошли штыки, приклады, сапёрные лопатки… и крепкие клыки. Враг не ожидал такого натиска, пришёл в замешательство и ненадолго отступил, но защищать Легедзино было уже практически некому… Та отчаянная битва людей и зверей своим эпическим драматизмом поразила бы даже воображение Киплинга, написавшего рассказы о Маугли. О мужественной обороне штаба корпуса жители страны узнали из короткого сообщения в газете «Красная звезда» 5 августа 1941 года. Спустя несколько дней после боя фашисты разрешили селянам похоронить пограничников и их собак. В середине 1950-х они были с почестями перезахоронены в братской могиле возле сельской школы, а 9 мая 2003-го на добровольные пожертвования здесь был установлен памятник, на котором написано: «Остановись и поклонись. Тут в июле 1941 года поднялись в последнюю атаку на врага бойцы Отдельной Коломыйской пограничной комендатуры. 500 пограничников и 150 их служебных собак полегли смертью храбрых в том бою. Они остались навсегда верными присяге, родной земле». Однако погибли не все. Управлению корпуса удалось вырваться, хотя командир — генерал-майор Михаил Снегов после контузии и ранения в ногу попал в плен. Автор книги о Коломыйской комендатуре Александр Фуки, как и несколько других раненых пограничников, был эвакуирован в глубокий тыл, оставшиеся в строю бойцы и командиры вместе с подразделениями 8-го стрелкового корпуса отошли к Умани. Увы, итог обороны города оказался печальным — защищавшие его войска двух армий и одного мехкорпуса в августе попали в окружение, в «Уманский котёл». Последние боеспособные части продолжали сопротивление и во вражеском кольце, укрывшись в лесном массиве, который местные жители называли Зелёная брама. Крепкие деревья затруднили движение фашистских танков, однако не могли спасти от ударов тяжёлой артиллерии, силы окруженцев таяли. В результате нескольких попыток прорыва отдельным группам обороняющихся удалось выйти к своим. Большинство же попавших в «котёл» погибло либо оказалось в плену. Тысячи советских военнопленных гитлеровцы разместили в глиняном карьере на территории кирпичного завода вблизи Умани, в «Уманской яме», где многих ждала скорая смерть из-за плохих условий содержания и постоянных расстрелов. Этот лагерь изначально был пересылочным, носил наименование дулаг 182. В январе 1942 года, когда фронт ушёл далеко на восток, на окраине города фашисты обнесли колючей проволокой бывшую птицефабрику и создали здесь стационарный лагерь – шталаг 349, закрывшийся в октябре 1943-го, в период начатой неподалёку битвы за Днепр. Оставшихся заключённых перевезли на территорию Польши для работы на горнодобывающих шахтах. Тех, кому посчастливилось уцелеть, советские войска освободили лишь в ходе мартовского наступления 1945 года…
Похоронены безымянными
Так какова же оказалась судьба Владимира Дарьенко? Документы, где он упомянут, найдены в районе Умани, значит, он точно выжил в первых приграничных боях, отступал с 8-м стрелковым корпусом и, как отметил в своём материале Дмитрий Сургутов, участвовал в обороне штаба в селе Легедзино. Вряд ли украинские крестьяне нашли удостоверение личности Дарьенко, ведь тогда бы советским кадровикам стали известны звание, войсковая часть и другие важные данные, однако в графах одни прочерки, указаны только имя, фамилия и отчество, а также год и место рождения. Вероятно, речь идёт о неком списке с минимумом информации, какие, например, составляли в немецких первичных лагерях для учёта и фильтрации поступивших пленных. Карточки военнопленных с подробными сведениями и даже фотографией заводились только в шталагах, и то в основном лишь на территории Третьего рейха. В «Уманской яме» списки вели пленные военврачи, эти листочки они старались закапывать вместе с умершими, благодаря чему позже удалось установить несколько тысяч имён. Примечательно, что официально Владимир Дарьенко пропал без вести в ноябре 1943 года, то есть как раз, когда фашисты закрыли лагерь и стали вывозить узников на Запад. В рудниках Польши немцам, конечно же, нужны были только трудоспособные невольники, а не измождённые и больные, которых они в любом случае живыми бы вряд ли довезли. Немощных оставили умирать здесь, в здании общежития кирпичного завода для них создали так называемый госпиталь. В лагере из-за жуткой антисанитарии постоянно свирепствовали эпидемии тифа, поэтому немцы, боясь зара зиться, сюда не заходили — трупы умерших хоронили сами узники. В начале 1943-го из-за очередного массового мора из трёх таких «госпиталей» остался лишь самый большой — ревир № 3. Поисковикам удалось выявить 44 фамилии горьковчан, погибших там, однако Владимир Дарьенко среди них не значится… Впрочем, установленных жертв концлагеря в принципе известно мало, а ведь за годы войны в Умани погибли десятки тысяч советских военнопленных (о точных цифрах историки спорят до сих пор), потому что похоронены они в братских могилах в основном безымянными. В конце 1945 года бывший охранник концлагеря на вопрос следователя об уровне смертности среди узников ответил следующее: «Ежедневно в лагере умирало 60-70 человек. До того, как начались эпидемии, речь шла лишь об убитых людях, как во время раздачи пищи, так и в рабочее время, и вообще людей убивали на протяжении всего дня». То есть путём умножения получаем, что с осени 1941-го по осень 1943-го здесь расстреляли, замучили, заморили голодом и подвергли смертельным болезням как минимум 50 тысяч человек. Был ли среди них богородский журналист Владимир Николаевич Дарьенко, мы не можем сказать, но вероятность этого есть. Уманская земля продолжает хранить ещё много страшных тайн, возможно, когда-нибудь она позволит узнать и эту…
Вячеслав ФЁДОРОВ,
Андрей ДМИТРИЕВ.
(Продолжение следует).
#газета #землянижегородская #журналисты #корреспонденты #война #возвращённыеимена #память
