Человек неизвестного подвига
Следующим утром, в понедельник, их вывели на аппельплац и построили.Через некоторое время появился комендант в сопровождении рапортфюрера и других эсэсманов. Была произведена поименная поверка, которая, казалось, будет нескончаемой. 92 человека числилось в специально составленном списке. В него входило большинство подпольных активистов лагеря и членов Братского сотрудничества военнопленных — БСВ.Затем всех под усиленным конвоем вывели за ворота.Стало ясно, что их уводят на казнь…
Немецкий антифашист Карл Редер, находившийся в Дахау 12 лет, давал свои показания Международному военному трибуналу в качестве свидетеля обвинения:
«О подробных обстоятельствах, приведших к аресту советских офицеров, меня не информировали. Я не думаю, чтобы и другие политзаключенные Дахау знали о них что-либо определенное. Известно только, что это была сплоченная группа, находившаяся в особых условиях. Она была строго изолирована от других узников.
С некоторыми членами группы мы, конечно, установили контакт и таким образом узнали, что имеем дело с группой Сопротивления.
Разумеется, мы не в состоянии были произвести дополнительную проверку, но уже сам факт изоляции свидетельствовал о том, что речь шла о людях, находившихся под угрозой смерти. В группе было много лиц, подвергавшихся гестаповцами жестоким пыткам, что еще больше убеждало нас в том, что перед нами убежденные антифашисты и борцы Сопротивления. Нам стало известно также, что большинство из них переведены в концлагерь мюнхенским гестапо.
4 сентября в Дахау распространился слух, что эсэсовское начальство стало сгонять для расстрела всех коммунистов лагеря, что первая группа уже находится на пути в крематорий, что весь лагерь окружен двойной охраной.
…Я вышел из столовой в момент, когда группа офицеров двинулась в последний путь. Я шел за ними примерно на расстоянии 50 метров и видел, как все с исключительным хладнокровием, бесстрашно шли навстречу смерти.
И когда я вспоминаю об этом сегодня, перед моими глазами встают эти решительные люди, спокойно и прямо идущие в крематорий, а вокруг них кричащая свора эсэсовцев, похожих на тявкающих собак. Было ясно, что они боялись этих людей».
Бывший заключенный концлагеря викарный епископ Йоханнес Нойхойслер в своей книге «Как это было в Дахау» пишет:
«Весной 1944 года стало известно, что 92 советских офицера, вопреки международному праву заключенных не в лагере военнопленных, а в концлагере Дахау, должны быть казнены. Подпольный комитет Сопротивления в знак протеста решил: в день предполагаемой казни ни одной рабочей команде не выступать на работу, если 92 офицерам также не будет разрешено идти на работу. Так и произошло. Когда в тот день после утренней поверки послышался приказ: «По рабочим командам строиться!», никто не сдвинулся с места. Десятки тысяч узников, включая священнослужителей, молча остались в строю. Момент был в высшей степени опасным. Надо было рассчитывать на жесточайшие репрессии эсэсовцев.
Когда начальник лагеря узнал от лагерного писаря причину неповиновения, он пригрозил, что даст команду часовым на вышках открыть пулеметный огонь по лагерю. Несмотря ни на что, заключенные, включая священников, продолжали стоять на месте. Тогда рапортфюрер объявил по громкоговорящему устройству, что начальник лагеря затребовал две роты из эсэсовского охранного батальона.
Перед лицом такой опасности советский офицер, полковник Тарасов, потребовал от узников, чтобы они шли на работу. Он воскликнул, и переводчик перевел:
— Товарищи, выступайте! Мы умрем так же, как мы жили, — в борьбе за Советский Союз! Прощайте, товарищи, приступайте к работе!
Тарасов был одним из 92 офицеров.
Когда рабочие команды ушли, конвой палачей увел советских офицеров к крематорию. 92 узника молча пошли на смерть после того, как не допустили, чтобы из-за них 20 тысяч заключенных оказалось в опасности».
В девять часов за стеной крематория раздались первые залпы, чуть погодя – одиночные выстрелы. Это продолжалось два часа. Залп и одиночные выстрелы. Вдруг раздался крик: «Бей гадов!» Тут же донеслись возгласы: «За Родину!» Стрельба пошла вразнобой.
Узники, свидетели казни, рассказывали, что последняя группа осужденных напала на палачей, и их не столько расстреливали, сколько закалывали кинжалами в рукопашном бою.
Весть о гибели советских офицеров через мюнхенское подполье была передана на родину. В тот же день по инициативе подпольщиков Дахау, югославов, ушло воззвание советского подполья к партизанам, не прекращавшим борьбы против фашистских оккупантов:
«Товарищи партизаны! Коммунисты!
Чем ближе гибель и разорение звериного логова фашизма, тем яростнее гестапо уничтожает нас, заключенных. Сегодня палачи беспощадно расстреляли 92 советских офицера-коммуниста во главе с полковником Тарасовым. Они приняли смерть мужественно.
Гитлер думает злодейскими расстрелами запугать нас, большевиков, советских людей, а также югославских партизан. Он надеется всех нас уничтожить.
Нацистский пес видит близость своей собственной смерти, свою могилу.
Близок час победы над врагом. Мужайтесь! За нас наши народы.
Расстрел наших патриотов должен послужить еще одним предостережением. Враг еще силен, коварен, как смертельно раненный волк.
Теснее ряды борцов подполья. За нашу победу! За смерть расстрелянных отомстим врагу!
Смерть Гитлеру!
Вечная память павшим героям!»
В нашем повествовании уже дважды упоминается имя полковника Тарасова. Это не случайно. Он был одним из руководителей Сопротивления в концлагере Дахау. Об этом человеке, о его поведении в лагере могли рассказать многие, и мы бы полнее узнали о борьбе подпольщиков, но, к сожалению, почти все его соратники разделили трагиче-скую участь вместе с ним.
И все-таки кто-то остался жив. В январе 1946 года жена полковника Тарасова получила письмо, автором которого был бывший узник Дахау К. М. Антипов:
«Уважаемая Е. М. Тарасова! Я окончил Тбилисское артучилище в то время, когда М. Тарасов командовал дивизионом. Служил в Грузии, где он в звании подполковника командовал полком. Встречался с ним на Крымском фронте, где он был начартдивизии… Потом видел его во Владимир-Волынском, в лагере военнопленных. Мы вместе были отправлены в Нюрнберг, а оттуда в Моосбург… Из Моосбурга разъехались в разные места Германии и снова встретились 6 апреля 1944 года в концлагере Дахау.
Он был посажен в концлагерь за то, что состоял в организации, которая носила название Баварский союз русских военнопленных (и так называли БСВ – Боевой союз военнопленных. – Авт.). Если вам встретится кто-либо из людей, находившихся в перечисленных мною лагерях, то спросите их, и они вам все подробно расскажут.
Кто был там, тот знает полковника Тарасова, — рослого, широкоплечего, носившего усы и большую черную бороду. Как своим командиром по училищу, я всегда гордился им.
…Как мне хотелось бы написать вам хорошее письмо, как хотелось бы утешить вас. Простите, я понимаю, что получить письмо, от которого слезы польются ручьем, тяжело. Но память о своем учителе, а также его личная просьба, переданная мне в последние дни его жизни, обязывают меня.
За участие в организации Баварского союза русских военнопленных полковник М. Тарасов в числе 92 русских офицеров 4 сентября 1944 года был расстрелян в концлагере Дахау. Память о работе, проделанной им в тылу врага на благо Родины, не будет забыта нашим народом. Вместе с вами я разделяю чувство скорби».
Кто же он, полковник М. Тарасов? Сейчас есть возможность взглянуть на его карточку военнопленного. Лагерный номер – 101769. Дата пленения — 19 мая 1942 года. Место пленения – Керчь.
Служил он в то время в 400-й стрелковой дивизии начальником артиллерии.
В карточке военнопленного значится полное имя полковника – Тарасов Михаил Михайлович, дата его рождения – 14 сентября 1898 года и место, где он родился, — село Крюковка Лукояновского района Горьковской области. Кадровый военный. В Рабоче-крестьянскую Красную армию вступил в 1918 году. Закончил Киевскую объединенную школу красных командиров. В родном селе показывался редко, приезжал только в отпуск. Накануне Отечественной войны Михаил Михайлович Тарасов служил в Тбилисском артиллерийском училище.
Война для полковника Тарасова началась в сентябре 1941 года, когда он получил назначение на должность начальника артиллерии в 400-ю стрелковую дивизию, которая только формировалась. В ноябре она уже входила в состав 51-й армии. А новый, 1942 год начался для нее с высадки на Крымский полуостров.
Бывший инструктор пропаганды О. А. Аванесян в своем письме семье полковника Тарасова сообщал:
«С 19 января по 1 февраля 1942 г. 400-я стрелковая дивизия форсирует Керченский пролив. При этом особенно тяжело переправлять 122‑миллиметровые гаубицы с тягачами. Но при умелом руководстве и личном участии командующего артиллерией полковника Тарасова, несмотря на обстрел немцев с воздуха и с суши, вся материальная часть, приборы, боеприпасы, тракторы и другое военное имущество были переправлены на Керчен-
ский полуостров. Совершив трудный марш, дивизия на другой день перешла в решительное наступление, отбросила противника за Керченский перешеек и заняла оборону на участке Каясан — Карпеч — Тулумчак. Организуя оборону, начальник артиллерии лично показывал место каждого орудия противотанковой артиллерии, инструктировал почти каждый артиллерийский расчет.
Я видел Тарасова, который днем и ночью находился на самых трудных участках фронта (высота 28,2 и др.) вместе с бойцами нашей дивизии, воодушевляя их на ратные подвиги в борьбе с фашистскими захватчиками».
В ходе Керченско-Феодосийской операции на полуостров переправились 82500 человек, 43 танка, 198 орудий и 256 минометов. Подготовка к операции заняла две недели, причем командование ВМФ, которому предстояло перебросить большую массу войск и вооружения, о принятом Ставкой решении узнало последним.
И все же начало операции было успешным. 51-я армия освободила Керчь и заметно потеснила врага.
А потом случилась катастрофа, о подробностях которой наши историки долго молчали. Манштейн, командующий 11-й немецкой армией, которая стояла на пути советского десанта, в своих мемуарах с удивлением отметил:
«Если бы противник использовал выгоду создавшегося положения и быстро стал бы преследовать 46-ю пд (пехотная дивизия. – Авт.) от Керчи, а также ударил решительно вслед отходившим от Феодосии румынам, то создалась бы обстановка, безнадежная не только для этого вновь возникшего участка… Решалась бы судьба всей 11-й армии. Более решительный противник мог бы стремительным прорывом на Джанкой парализовать все снабжение армии… Но противник не сумел использовать благоприятный момент. Либо командование противника не поняло своих преимуществ в этой обстановке, либо оно не решилось немедленно их использовать».
Немецкое наступление началось 8 мая. Прицельным воздушным ударом был разрушен командный пункт 51-й армии и убит командующий генерал-лейтенант В. Н. Львов. В результате немецкого наступления основные силы Крымского фронта были прижаты к Керченскому проливу. Один из участников тех боев видел начальника артиллерии армии полковника Тарасова в деле:
«Наше отступление начало терять свою плановость, тогда Тарасов со своими артиллеристами организовал заградительные цепи. Полковник Тарасов четыре раза водил за собой бойцов в рукопашную против наступавших немцев. Во время четвертой атаки он был ранен. Целая автоматная очередь попала в плечевой сустав… Рука его больше не действовала, но полковник Тарасов, переложив пистолет в левую руку и накинув на плечи большую черную бурку, опять водил людей в атаку. Когда стемнело, он приказал всем залечь и без команды не стрелять. Ночью сквозь залегшие цепи бойцов прошли немецкие танки…»
Заканчивалось письмо такими строчками:
«…На рассвете красноармейцы в окопах и траншеях искали полковника Тарасова, но вместо него наши лишь его измятую бурку, которая была в крови и грязи».
Военные историки отмечают, что 18 мая сопротивление окруженной группировки РККА прекратилось.
Дата пленения полковника Тарасова – 19 мая. Первая отметка в его зеленой карточке военнопленного – «шталаг VII А». Это недалеко от Мюнхена – Моосбург. Специальный лагерь для военнопленных офицеров. Русские в лагере строго изолированы, как в холерном карантине. У ворот в русскую зону постоянный часовой.
Свободно сюда допускаются только вербовщики, которые пытаются склонить советских офицеров перейти служить в стан врага. В лучшем случае, их слушали молча. В худшем – выдворяли из блоков.
Переходить на сторону немцев желающих не находилось, и вербовщики появляться стали редко.
Зато в недрах лагеря создавалась подпольная организация — Боевой союз военнопленных. Во главе подполья встали офицеры. Они утвердили программу работы лагерного подполья:
1. Оказание помощи раненым, контуженым, ослабевшим
товарищам.
2. Ведение антифашистской пропаганды.
3. Организация саботажа.
4. Вовлечение военнопленных в БСВ.
5. Организация побегов и при возможности вооруженных
выступлений.
Офицеры единодушно заключили: присяга и устав Красной армии обязательны и для военнопленных; подчинение младших старшим остается в силе; долг советского офицера, где бы он ни находился, вести активную борьбу против фашизма.
В шталаг VII A свезли советских военнопленных офицеров из лагерей и тюрем Кривого Рога, Владимира-Волынского, Нюрнберга, а также из Севастополя, Керчи, Харькова и Ростова. Многие из них тут же безоговорочно приняли программу БСВ и вступили в ряды подпольщиков.
Полковник Михаил Михайлович Тарасов вошел в число создателей и руководителей антифашистской подпольной организации БСВ. Но вот что кажется странным: бывшие узники Дахау, оставившие свои воспоминания, лишь вскользь упоминают о нем. Да, был такой очень авторитетный старший офицер в лагерном подполье. Не больше… Чем же это можно объяснить?
Прежде всего конспирацией. С первых дней пребывания в плену полковник Тарасов повел себя независимо и тут же был взят на заметку лагерным начальством. Оно постаралось изолировать полковника от других офицеров, а тех, кто с ним контактировал, брало на особую заметку и устраивало за ними слежку. Вполне возможно, что сам Тарасов, видя такое пристальное внимание к себе со стороны лагерного начальства, старался ограничивать общение с военнопленными. И он в этом не ошибся. За старшими офицерами была установлена тотальная слежка, и всех, кто с ними перебрасывался хоть словом, вызывали на допросы, которые заканчивались избиениями.
Все документы БСВ, относящиеся к подготовке вооруженной борьбы, были тщательно зашифрованы, и, как свидетельствовали гестаповские донесения, многие из них так и не удалось расшифровать даже после массовых арестов участников антифашистского подполья.
К средине лета 1943 года Объединенный совет БСВ принял решение к подготовке вооруженного восстания. Оно должно было начаться в лагерях военнопленных, перекинуться в Мюнхен, там его должны были поддержать подпольщики, дальше восстание вырывалось за границы Германии и охватывало оккупированные ею страны. В лагерях готовились боевые группы, запасалось оружие, средства связи, медикаменты…
Но одним днем все провалилось. Оказывается, гестаповцы давно шли по следу подполья и внедрили туда своих осведомителей из числа предателей.
Началось следствие по делу БСВ.
Бывший политзаключенный Дахау Рудольф Зенф после освобождения из лагеря передал советскому правительству 12 декабря 1945 года справку, где сообщал некоторые подробности следствия по делу советских офицеров.
«…Весной 1944 года в камеру 27 блока начали поступать подследственные военнопленные советские офицеры, около ста человек, многие из них прибыли из Моозбурга. Выводить их на работу за пределы лагеря было запрещено. Офицеров сначала допрашивали в Мюнхене, а затем следственная команда переехала в Дахау и продолжала свою «работу» на месте.
Первыми на допрос вызвали Озолина, Зингера и Моисеенко. Через некоторое время они возвратились в блок страшно избитые».
25 апреля во время бомбежки в Мюнхене сгорело здание гестапо со всеми следственными документами и архивами. Следствие по делу БСВ началось вновь.
Вот строчки из воспоминаний бывшего узника лагеря Дахау капитана Советской армии Владимира Бондареца:
«…Очень мучили Конденко (один из организаторов восстания. – Авт.) и Тарасова – забивали под ногти деревянные спички, но эти мужественные люди выдерживали все и молчали, приводя в недоумение даже видавших виды гестаповских палачей».
Еще строчки воспоминаний другого узника Дахау — Вали Бикташева:
«… В первой половине штубы, когда Рамиль крался мимо нар, на которых стонали и бредили люди, его вдруг окликнул чей-то тихий голос:
— Сынташев!
Это было имя, под которым в Дахау он не значился. Рамиль замер и стал вглядываться в того, кто его позвал. В дряхлом седом старике он с трудом узнал полковника Тарасова, чьим сдержанным достоинством любовался год назад.»
Допросы 92 офицеров и других боевиков БСВ продолжались больше месяца. В последние дни перед вынесением приговора их стали пытать даже ночью…
Историки, изучавшие подпольное движение БСВ, отмечают, что в основе Сопротивления лежала идея непрерывной войны против фашизма. Не проходило и дня, чтобы не состоялась очередная акция саботажа или вредительства на каком-нибудь из заводов фашистского рейха.
Когда допросы закончились, начальник мюнхенского гестапо штандартенфюрер СС Шефер отправил начальнику главного управления имперской безопасности Кальтенбруннеру донесение, озаглавленное «Раскрытие БСВ». Размер донесения, не считая 10 приложений, достигал полусотни страниц машинописного текста.
В качестве оправдания за медлительность с раскрытием подпольной организации БСВ начальник мюнхенского гестапо писал:
«Тот факт, что внутри БСВ неоднократно издавался строгий приказ, по которому подлежал ликвидации всякий, кто в случае ареста становился предателем, что почти у всех функционеров были клички, а беглые военнопленные или уклонявшиеся от работы восточные рабочие имели фальшивые документы, что многие члены БСВ были членами комсомола или коммунистической партии, — все это с самого начала создало особые трудности при обнаружении организации».
Кстати, в деятельности БСВ и сегодня обнаруживается много белых страниц, хотя все архивы сегодня открыты и рассекречены. Изучением этого движения Сопротивления долгие годы занимался историк Ефим Аронович Бродский. Он автор нескольких книг, в готорых рассказывается о героях лагерного подполья. Из этих книг и стала известна судьба одного из руководителей БСВ — нашего земляка полковника Михаила Михайловича Тарасова, плененного в Керчи. В этой публикации мы использовали материалы, собранные историком Е. А. Бродским. Он вел свой поиск в 50‑х годах прошлого века. Ничего нового о Михаиле Михайловиче Тарасове с тех пор узнать не удалось.
Когда были живы его сослуживцы и соратники по подпольной борьбе, они в один голос заявляли, что его подвиг, совершенный в концлагере Дахау, достоин награды. Но их слова так и не были услышаны.
Известен расстрельный список организаторов и активных участников БСВ, погибших в лагере Дахау 4 сентября 1944 года. В нем есть имя Михаила Михайловича Тарасова. Разве это не свидетельство о его гибели? Но в Книге Памяти Горьковской области против его имени стоит непроверенное — «погиб в бою в 1942 г.», хотя о его дальнейшей судьбе было известно — погиб в плену.
Михаил Михайлович Тарасов не забыт земляками-лукояновцами — в местном музее есть посвященная ему экспозиция. Есть стенд и в Ленинградском артиллерийском музее о борьбе БСВ, в которой, как оказалось, принимали участие многие его сослуживцы офицеры-артиллеристы, также попавшие в плен под Керчью.
Ну, а мы сделали так, чтобы это имя было известно всем нижегородцам. Таких людей забывать не положено.
Вячеслав ФЕДОРОВ.