Степан МИКОЯН: «Сын за отца в ответе»
– Сколько лет вашей летной практике?
– Летать начал в сентябре сорокового года. Закончил в 1978-м, в марте. За два с половиной года до этого меня медкомиссия отстранила от полетов на боевых самолетах. Продолжал летать только на транспортных.
– То есть сейчас вам уже не справиться с этим делом?
– Почему? Справлюсь. Только не пустят (смеется).
Один мой друг, американец армянского происхождения, с которым я вижусь на сборах Общества летчиков-испытателей, лишь на два года младше меня, только совсем недавно бросил летать. Правда, он летал всегда на легких самолетах.
– А с вами были какие-то чрезвычайные ситуации в небе?
– Да, как минимум четыре раза. Однажды сорвался в штопор, но быстро среагировал и без задержки резко дал рули на вывод. Машина тут же перестала вращаться, а высота была всего тысяча метров. По инструкции, если самолет в штопоре на высоте меньше 3000 метров, надо немедленно катапультироваться – высоты для вывода не хватит.
В другой раз при пикировании из-за перегрузки самопроизвольно включился форсаж. Самолет шел к земле со скоростью 1000 километров в час, и я не знал, хватит ли высоты для вывода. Но все-таки вывел машину на высоте всего лишь 200 метров… Было у меня на испытаниях даже два случая взрыва пущенных мною ракет непосредственно около самолета. В одном из них были пробиты топливные баки, но керосин чудом не загорелся.
А еще во время войны меня сбил по ошибке наш летчик. Снаряды пробили крыльевой бак, начался пожар, перешедший в кабину… Я, вылезая из кабины, упал на крыло, повредил колено. Вот сейчас из-за него хромаю.
– Что скажете о знаменитых мемуарах отца, изданных, по-моему, еще при Хрущеве? Насколько объективен и откровенен Анастас Иванович?
– Вначале вышла книга «Дорогой борьбы», потом еще одна – о 1920-х годах. Но она менее интересна, про партийные дела. Отец работал и над третьей книгой, но ее не закончил. Мой брат Серго подготовил издание «Так было» из записок отца. Абсолютно уверен, что в своих мемуарах отец не фантазировал, а писал честно. Хотя, наверное, о чем-то и умалчивал.
– Широко известна побасенка об Анастасе Ивановиче, что, дескать, он был на партийном посту «от Ильича до Ильича». Как в вашей семье реагировали на эту шутку?
– Не припомню никаких обсуждений. Лично я спокойно реагировал. «Без инфаркта и паралича…» (смеется). Ну что ж. А между прочим, вы, возможно, не знаете, что перед самой смертью Сталина отцу грозил реальный арест? Есть свидетельство Константина Симонова, который присутствовал на заседании, когда на нем выступил вождь и обрушился с обвинениями на Молотова и Микояна. Еще бы три месяца жизни тирана – и нас бы не было…
– Ваш брат Серго говорил мне, что в первые три месяца жизни вы успели побывать на руках Буденного, Ворошилова и Орджоникидзе. Круто!
– Но это правда. Так вышло, что отец попросил Ворошилова, который ехал откуда-то с юга в Ростов (где уже работал мой отец), по пути забрать из Тифлиса маму со мной. И Ворошилов, естественно, держал меня, малыша, на руках. А Орджоникидзе хорошо знал и отца, и маму, поэтому он в Тифлисе провожал меня на поезд. А встречал нас в Ростове Буденный, командовавший там кавалерией… (дружно смеемся).
– В вашей семье было пятеро детей, в Кремле вас называли «микоянчики».
– Да, члены правительства нас так называли. Меня, Володю, Алексея, Вано и Серго. Я старший, Володя, второй сын, – вот, на стене его фотография. Он погиб в воздушном бою под Сталинградом в 18 лет… Все очень хорошие ребята. Ваня еще жив, он инженер-авиаконструктор, работал в КБ у дяди, Артема Микояна, честный, порядочный человек и прекрасный инженер. Сейчас после инсульта на пенсии, но память сохранил прекрасную.
– Меня с ранней юности интересовала политика, судьбы видных деятелей ленинского и сталинского «призывов». Большинство из них были репрессированы. В журнале «Огонек» при Горбачеве я сделал первую большую публикацию о судьбе Бухарина и его жены Анны Лариной. Как ваш отец относился к Николаю Ивановичу?
– Ту публикацию я помню… Отец дружил с Бухариным. Они начали общаться, когда Микоян работал в Ростове, а Бухарин приезжал на юг отдыхать. Отец также дружил с Орджоникидзе и Куйбышевым. Кстати, после смерти Сталина отец предлагал реабилитировать Бухарина, потому что понимал, что случившееся с ним несправедливо. Но Хрущев не поддавался. Он говорил: «Рано, рано!» А Сталин специально председателем комиссии по Бухарину назначил моего отца. Ведь знал, что они дружат. И отец оказался в тяжелом положении…
– Есть такое понятие – кавказское долголетие. Мне кажется, ваша семья этому пример.
– Ну как – долголетие… Мой дядя, конструктор МиГов, умер в 66 лет, другой, любимый дядя Гай, – в 70, мама – в 66, а отец – в 83.
А вот одна из бабушек, мама отца, дожила до 94 лет. Отец тоже мог бы еще пожить… Он лежал в больнице с простудой, выдался хороший осенний день, помню, это было во второй половине октября. Его секретарша предложила отвезти отца на дачу.
Врачи были против, а она настояла – дескать, на даче сейчас тепло. Там она усадила его на веранде, где гулял ветерок. Отец еще сильнее простудился и через несколько дней умер. Не хочу сказать, что это было сделано преднамеренно, но у семьи такая мысль была. Тем более что секретарша как-то проболталась, что ее назначили к Микояну, когда он уже был на пенсии, от КГБ.
– Наверняка ваша семья была под присмотром этой организации…
– Конечно. Помню, когда я учился еще в седьмом классе, Ежову присвоили звание командарма. Я говорю друзьям: «Как это так? Он же не был военным – и сразу командарм?» Через два дня отец спрашивает: «Ты что там говорил в школе про Ежова?» И строго добавил: «Не болтай!»
– В 1980-е годы я был дружен с вашим братом Серго. Как ни странно, он не рассказывал о драматическом эпизоде, связанном с историей на Каменном мосту в 1943 году… Что же случилось на самом деле?
– С Серго впрямую эта история не связана. Она связана с Ваней. Хотя Серго тоже посадили, а потом выслали, как и других участников той драмы. Считалось, что они входят в компанию Володи Шахурина, сына министра авиапромышленности, немного странного парня. Затеял игру, будто он возглавляет правительство, наркомом авиационной промышленности был у него наш Ваня, другие ребята тоже были «назначены» членами правительства, их там было не менее десяти человек.
Следствие потом инкриминировало им создание антисовет-ской организации, но, конечно же, свергать никого они не собирались, просто заигрались мальчишки в политику и заговоры. У нас в семье во время войны был пистолет «вальтер», и нам разрешали ходить с ним. Я-то был офицер уже, а Ване только 15 лет исполнилось. Володя Шахурин был влюблен в одноклассницу Нину Уманскую, дочь дипломата. И вот накануне отлета семьи Уманских в Мексику Шахурин встретился с Ниной на лестнице Каменного моста, признался ей в любви и попросил не уезжать. А когда та посмеялась над ним, выстрелил в нее из Ваниного «вальтера», потом в себя. Брат шел впереди, услышал выстрел, потом второй, обернулся, а они лежат.
Следователь из НКВД сразу понял, что это дети, и не собирался поднимать шума. Но когда все дошло до Сталина, тот, видимо, приказал сделать почти настоящий процесс, и раскрутили дело по поводу «молодежной антисоветской организации». Всем досталось. Моих братьев Серго и Ваню сослали на год в Среднюю Азию. Когда арестовали Ваню, мы были на даче. Пропал Ваня, нет нигде. Мама беспокоится – может, на речку ходил, утонул… Прошло какое-то время. Отец ей звонит (эта фраза у нас потом стала семейным анекдотом): «Ашхен, не волнуйся, он в тюрьме!» Cледом приехали Серго брать. Причем как! Приехали, а он в трусах, в майке. Охранники нас знают, мы с ними на ты. Один говорит: «Знаешь, Серго, надо поехать, рассказать, что ты знаешь. Сразу обратно приедешь». Так и увез в трусах.
– Чем объясняется, на ваш взгляд, политическое долголетие отца?
– Прежде всего, он был весьма умным, выдержанным человеком. За кого мог, хлопотал, хотя это было очень опасно. Сегодня хлопочешь, завтра сам сядешь, и некому будет потом хлопотать за других… Я точно знаю, что отец был против репрессий. Сталин же ему «подкузьмил» – отправил в Армению со списком людей, которых надо расстрелять. А вдогонку послал Берию и Маленкова. В списке были знакомые отца. Один из них – его бывший учитель. Отец его вычеркнул, но того все равно расстреляли. Как тут быть? Или самому погибнуть как «врагу народа», или попытаться все-таки остаться жить и кому-то помочь и попытаться работать «с чистой совестью». Он, между прочим, много сделал для страны, особенно в пищевой и легкой промышленности. Выполнял весьма важные дипломатические миссии.
Об этом даже сегодня не широко известно. Недаром за границей отца иногда считали министром иностранных дел. Он встречался с Кеннеди, Эйзенхауэром, Аденауэром и де Голлем. Вы наверняка знаете историю противостояния Хрущева и Кеннеди, когда на Кубе появились наша военная техника и ядерное оружие, из-за чего могла начаться третья мировая война. Так вот отец полетел на встречу с Кастро, который был возмущен, что все переговоры шли без его участия. Отец фактически вытащил Хрущева из труднейшего политического цейтнота. В начале встречи Микояна с Кастро в кабинет принесли телеграмму о смерти жены Анастаса Ивановича. Фидель великодушно предложил отцу лететь в Москву, но он отказался. Улетел сын Серго, который был вместе с ним на Кубе. Неожиданная ситуация повлияла на исход переговоров. Кастро по-человечески проникся симпатией к Микояну, они подружились.
– Почему вы выбрали профессию летчика-испытателя? Ведь это опасно. Отец посоветовал?
– Отец ни при чем. Он мог только не разрешить. Тогда многие хотели летать, в том числе и я. Выучившись, я попал в боевой полк, потом академия. Стал инженером и летчиком-испытателем. Последняя должность, в ней я пробыл 13 лет, – заместитель начальника института.
– Помните день начала войны?
– Конечно, помню. Я был тогда курсантом Качинской школы, в Крыму. Подняли по тревоге. Мы ругаемся: воскресенье, а тут учения. Выбежали во двор с винтовками. Обычно выбежим во двор, построимся, а потом обратно отпускают спать. А тут вдруг команда «бегом!» – и на окраину города. Разложили нас в траву попарно, мы с Тимкой Фрунзе сразу заснули.
А уже часа через два привезли патроны, винтовки-то наши были не заряжены. Так и узнали, что началась война. Во вторую-третью ночь видели, как бомбили Севастополь, до которого было 20 километров.
– Какую должность занимал во время войны Анастас Иванович?
– Был членом Госкомитета обороны. Отвечал за снабжение фронта и тыла, в том числе за снабжение фронта боеприпасами. Был членом многих комиссий, например, по эвакуации предприятий, восстановлению освобожденных районов.
– В семейном кругу отец жаловался на Сталина?
– Нет, конечно. Но с мамой, видимо, делился. Мама сердилась, когда отец возвращался домой в 5-6 утра выпивши, а он в ответ: «Сталин заставил». Отец с 26-27 годов считал Сталина вождем. Тогда он в него очень верил. Это написано в воспоминаниях. И только в 1930-х годах, когда начались аресты, стал менять о нем мнение. А во время войны окончательно понял, насколько коварен и жесток Сталин…
– В прошлый наш разговор вы бросили фразу, что Сталин – зверь.
– Сталин – не человек вообще. Как можно объяснить: приносят ему список жен расстрелянных соратников. И он не моргнув глазом пишет резолюцию: «Расстрелять». Или вот случай из воспоминаний отца. Был у Сталина друг – брат его первой жены Алеша Сванидзе… Его арестовали.
Спустя примерно год Сталин говорит отцу: «А Алеша так и не сознался, что немецкий шпион!» Отец воскликнул: «Как? Его же давно расстреляли…» – «Да нет, вчера только». Отец ему: «Слушай, как же ты мог? Он же твой друг!» – «Ты не знаешь. Он работал в Берлине, и его завербовали».
– Вы Герой Советского Союза, генерал-лейтенант. Как вы относитесь ко всяким регалиям и званиям?
– Ну, к званию Героя, конечно, отношусь с почтением. Мне его присвоили со второго раза – за испытания самолета МиГ-25. Точнее, дали как бы «по совокупности» – к тому времени я проработал испытателем 20 лет, провел много испытаний и совершил около двух тысяч вылетов.
– Искренне завидую, в 92 года у вас замечательная память… Вы активный и бодрый: водите машину, разъезжаете по делам, ведете хозяйство.
– Спасибо. Но мне было бы очень тяжело без помощи дочери, которая живет этажом ниже.
– Я обратил внимание, что у вас огромная библиотека…
– Книг много. Но сейчас, к сожалению, я уже почти не читаю… Жена увлекалась музыкой, поэтому много книг на эту тему. Еще она собрала более трех тысяч пластинок! Кому бы передать эту коллекцию…
Беседу вел
Феликс МЕДВЕДЕВ.
(50plus.ru)