Шесть минут в Небесном Царствии

Хотя дядя Вася и не просил рассказ держать в секрете, я не решалась его кому-то передать. Чувствовала: не надо, в душевном порыве человек об этом поведал.
Теперь рассказать можно.
— Я ведь уже раз умирал, — начал дядя Вася. — Пошел на работу и упал: сердце. Забрала меня «скорая». В машине я умер. Всего шесть минут мертвый-то был, а по Царству Небесному вроде как полдня ходил. Долго. Сначала очутился в темноте, а сверху спускается большущий прозрачный шар. Открылся, я захожу. И полетел в шаре, а как вышел, вижу: дедушка в пиджаке стоит. Обыкновенный такой пиджачишко, не новый уж. А старичок благообразный, с бородкой.
— Ты, дедушка, кто?
Он мне:
— Апостол Петр.
— Да ну! Разве такой апостол Петр? Чего ж ты тогда в пиджаке?
— Все меняется, — говорит. — Вот и я одет по-другому. Не по моде, конечно, а чтоб вам, кто с земли-то приходит, привычней было.
— Куда, — спрашиваю, — мне: в рай или преисподнюю?
— Тебе за то, что ты людям помогаешь, отпуск положен. Возвращайся назад, придешь в свое время.
Я, конечно, обрадовался. Но попросил апостола Петра, чтобы он показал мне, что здесь да как, если можно, конечно. Он согласился.
— Пойдем, — говорит, — я тебе ад покажу. Только в самое пекло тебе не положено, покажу самую слабую муку, которую люди за грехи принимают.
Вошли мы в одну комнату. Стоны в ней. А на стенах люди на железных крюках за язык подвешены. Это, дедушка объяснил, за сквернословие.
Гляжу, один мужик наш, с поселка. В прошлом году помер. Меня увидел — обрадовался. Скажи, говорит, моей жене: пусть за меня молится почаще. Мне за это здесь послабление будет.
Потом пошли рай глядеть. Апостол разрешил только заглянуть в двери большие. Вижу: стоят столы длинные, а вокруг розы цветут. Или не розы, а какие-то другие цветы и деревья. Красота — глаз не отвесть. А запах от цветов-то! И передать нельзя какой! У нас тут таких нет. Потом райские пришли, за столы сели — видно, обедать.
— Ну, тебе пора, — поторопил апостол Петр.
Опять в шаре полетел. Вышел, глаза открываю: люди надо мной склонились. Врачи.
— Ты, говорят, в рубашке родился.
Теперь дяди Васи нет. Недавно схоронили. Светлый был человек, светлая память о нем осталась. Долгий отпуск получился у Василия Алексеевича — почти двадцать лет.
Может, кто-то и не поверит рассказу дедушки-костоправа. Я верю… Потому что все мы, с самого появления на свет, идем по одной‑единственной дороге — к Богу. А вот «придорожные пейзажи» у каждого свои. И на земле, и на небесах.

Надежда АЛЕКСЕЕВА.