22.07.2013

Любовь Денисова: «У русской деревни женская душа»

Поводом для беседы послужила написанная ею книга «Женщины русских селений» — о деревенских женщинах  второй половины ХХ столетия.  Мы решили продолжить разговор о женщинах русской деревни, но уже нашего, ХХI века.

— Любовь Николаевна, давайте набросаем образ современной крестьянки.

— Это женщина, как правило, со средним или специальным образованием, по характеру терпеливая, жизнерадостная, стойкая, средних лет – ближе, наверное, к предпенсионному возрасту, решительная — берет на себя ответственность за всю семью.

— Берет потому, что больше некому?

— Да, некому. Она, скорее всего, замужем, но муж не глава семьи, хоть он и не хочет смириться со второй ролью.

— Но тем не менее семьи в деревне намного крепче, чем в городе, не так ли?

— Опять же из-за традиционного отношения женщины – она не хочет быть одна. Потому что, во-первых, это молва, во-вторых, нужен помощник по хозяйству. Даже так говорят: «Ну не всегда же он пьет». А если иногда приносит зарплату в дом да еще и помогает по хозяйству, такими мужиками, считает деревня, разбрасываться нельзя.

— Ваша книга заканчивается радикальными реформами 90 х годов ХХ века. А как трансформировался образ женщины в ХХI веке?

— Фермерства не получилось. Женщина все более склоняется к семейному хозяйству, но мыслит это свое хозяйство в связи с колхозом…

— Я тоже заметил: колхоз ныне зачастую играет роль подсобного хозяйства для семейного подворья. Где всегда есть трактор, где можно сеном, зерном разжиться…

— И, кроме того, это защита от каких-то непредвиденных обстоятельств – неурожай там, несчастный случай, неприятное событие в семье. И привычка жить коллективно сильна.

По статистике более 50 процентов сельскохозяйственного продукта в России формируется в основном за счет труда женщин. Сейчас и мужчины к этому приобщаются, потому что порой это единственная возможность прокормиться.

— А помните, когда в избах красные углы были заклеены грамотами? Грешно над этим смеяться, ведь грело. Работает женщина, ни сна, ни отдыха не знает, по пояс в навозе, руки вывернуты ревматизмом, спина не гнется, и думает: «Ладно, я же работаю на будущее страны, на детей». И вдруг перестройка, духовный вакуум. Я заметил, в ту пору резко возросло количество пьющих женщин в деревне.

— К сожалению, да, но я все равно категорически не согласна с тем, что женщины спиваются, хотя и бытует такое мнение. Потому что в ином случае сельского хозяйства вообще бы не было.

Может быть, непродолжительный такой период и был. Но женщина первая из него и вышла. Потому что на ней хозяйство — скотина не кормлена, не доена, огород не полот. Награды за этот труд не дают, но тем не менее оптимизм русская женщина не утратила.

Как написали мне в одном из писем, надеяться надо только на Бога и на себя.

— Деревня почти всегда была женской. Войны, стройки, оргнаборы – мужика «выдувало», потому он всегда и ценился. Но был и такой период: не стало хватать невест.

— В основном это было типично для центральной нечерноземной деревни. Помните, в стране развернулась кампания: «Выбираю деревню на жительство». Подключились газеты, радио, телевидение. Женщины ехали и с детьми, и одинокие. В том числе и чтобы устроить свою жизнь. Работали доярками, свинарками, редко специалистами, выходили замуж, создавали семью. Но случались и курьезы. В ту пору из деревни Соколовки Челябинской области обратились восемь парней — мол, зовем невест к себе. Тысячи откликнулись, сотни приехали.

Практика приглашений жива до сих пор. Я читала письмо женщин с Кубани, которые готовы принять любых мужчин, отмыть их, отстирать, привести в чувство, потому что надоело быть одним. В Пензенской области, наоборот, парни приглашают девушек: мы не пьем, работаем, хорошо зарабатываем. Акции прекратились, а проблема-то не решена.

— Да и деревня вымирает.

— Причина проста. Даже одного ребенка сегодня иметь для многих женщин большой подвиг. Кстати, появилось новое явление: женщина идет на то, чтобы иметь ребенка вне брака, что для деревни всегда было не то что нетипично — осуждаемо. А сегодня деревня даже опередила город по этому показателю: примерно 40 процентов внебрачных детей. Что раньше, повторяю, считалось позором. Это говорит и о морали, как вы понимаете, и о том, что, собственно, и замуж-то выйти не за кого.

— А вот другой феномен – женщины все чаще берут на себя руководство хозяйством. Не только приусадебным, но и коллективным. И получается это у них довольно неплохо. Неужели мужику стало неподъемно, и женщина по привычке подставила плечо?

— Так было и прежде, но это не признавали, а теперь вынуждены признать.

— И малый бизнес в поселках и селах…

— …тоже в руках женщин.

— Чем это-то объяснить? Вроде бы денежная работа. На городских рынках сплошь и рядом кавказские мужики…

— Ну, у нас традиционно не принято, чтобы мужчина торговал. До коллективизации – да, а потом его заменила женщина. Потому она быстрей и вжилась в рынок.

— А может, потому, что женщина более трезвая, менее искушаемая?

— И более уверенная, более ответственная. Мужчина при первых неудачах сойдет с дистанции, а женщина вложенные деньги не бросит, потому что за ней семья.

— С распадом СССР в российскую деревню хлынул поток мигрантов из Закавказья, Средней Азии. Менталитет, образовательный уровень, культура у них иные. Мигранты тоже в той или иной степени определяют лицо современной деревни…

— Мне кажется, процесса слияния все-таки не происходит. Они никак не консолидируются. Более того, нередко возникает конфликт. Чувствуя негативное отношение к себе местных жителей, мигранты стараются селиться отдельно.

А вообще-то, это традиционное отношение деревни к чужим. Но если люди с открытой душой, если воспринимают эту деревню как свое место жительства, а не как пересылку, таких деревня и примет, и поможет.

— В последнее время появились и такие, кто, живя в деревне, не имеет ни огорода, ни скотины. В избе шаром покати, нигде не работает, живет в основном воровством.

— К сожалению, да. Но опять-таки — не женщины. Для них это нетипично. А вообще-то я с большим оптимизмом смотрю на русскую деревню и на русскую женщину.

— А ваш оптимизм на чем держится?

— Скажем так, на собственном деревенском опыте. И судя по тому, что более половины сельхозпродукта дает подсобное хозяйство, не до такой степени дела плохи. Это не послевоенная деревня, где вообще ничего не было и приходилось самим впрягаться в плуг. Мне кажется, при государственных вложениях и при условии ведения семейного хозяйства деревня вполне может возродиться.

Но сама женщина уже не может быть дальше и лошадью, и быком, как в частушке пелось. Она должна оставаться женщиной. От такого образа – «есть женщины в русских селеньях» – надо отходить.

— А к какому подходить?

— В 1993 году американский профессор Дэвид Рансел в деревнях центральных областей России опрашивал женщин разных поколений. О семье, замужестве – о личном. И издал в Америке книжку. Вывод ее таков: вся советская историо-графия была неправа, деля женщин на два лагеря, — либо она совсем забитая, голоса своего не имеет, либо Паша Ангелина. И книжка Рансела Америке была интересна.

А загадочная русская душа? О ней я все время пишу, и у меня это из текста все время вычеркивают. Но ведь не говорят же: загадочная французская душа. Загадочная русская душа, как я считаю, это именно женская душа.

Беседу вел
Александр КАЛИНИН.

(russkie.org)

Маленькая родина моя

В краю, где соловьи, не умолкая,

Выводят свои трели под луной,

Весною от черемух закипает

Ветлужская — поселок мой родной.

В тихом уголке моей округи

Сбудутся заветные мечты.

После белой тополиной вьюги

Расцветут любимые цветы.

Хоровод березок на опушке,

Пышных елей стройные ряды.

Попрошу, как в детстве, у кукушки:

«Не кукуй, кукушка, мне беды».

Речка величавая такая,

Волн ее струится синева.

Аромат медовый заплетают

Луговые травы в кружева.

Отзвуки веков глухи и странны,

Вглядываюсь я в речной простор:

Снова по реке плывут беляны,

И старинных песен слышен хор.

И судьбы прекрасней мне не надо,

Видела я дальние края.

Ты моя надежда и отрада,

Маленькая родина моя.

Валентина КАЗАНЦЕВА.