Владимирский централ: зла немерено…
Что отделяет от свободы
Начальник Владимирского централа говорит мало, а указания подчиненным, кажется, раздает лишь одним взглядом. Он нам не рад. Но в присутствии руководителя ФСИН по Владимирской области вроде как обязан нам содействовать. Глава ведомства Андрей Виноградов — подвижный и улыбчивый человек. Пока мы стояли у входа, пожалуй, в одну из самых известных тюрем России, Виноградов много шутил и, как мог, отбивался от лишних вопросов.
Владимирский централ большинству россиян стал известен после песни Михаила Круга с одноименным названием. Шансонье «обдул» его северным ветром, и имя тюрьмы звучало буквально из каждого окна.
Централ построили по указу Екатерины II. Сначала в новопостроенный острог сажали за мелкие преступления, чтобы не переполнять каторги. Потом заведение стало расширяться, а в начале XX века за централом закрепился статус тюрьмы политической, где наказание отбывали не столько за деяния, сколько за мысли.
От свободы нас отделяют две двери и три решетки. Мы стоим в узком коридоре, и взамен сданного паспорта в кармане появляется железный жетончик. Телефоны выключены, рядом постоянно находится сотрудник, который к нам приставлен.
«Это для вашей безопасности ну и для того, если понадобится что-то спросить, — Андрей Виноградов отвечает на наш немой вопрос. — Контингент у нас самый разный, но в основном здесь содержатся опасные преступники, приговоренные к пожизненному заключению, и те, кто в условиях отбывания наказания на строгом режиме совершил что-либо».
Зеки гуляют по крыше
Централ красного цвета. За забором большие деревья — целый парк. Территория огромная, но настолько пустынная, что создается впечатление: здесь никого нет. По внутренним дворам ходим только мы и сотрудники, которые нас сопровождают. Иногда из-за зарешеченных окон арестанты что-то кричат — не разобрать, что именно. Вот тогда становится понятно, что в этой тюрьме хоть кто-то сидит.
«Прогулочные дворики у нас находятся на крыше, — рассказывают нам сотрудники. — Каждый осужденный или подозреваемый имеет право на полуторачасовую прогулку в день. Из корпуса в корпус мы передвигаемся надземными пролетами».
Канализационные люки во Владимирском централе особенные. На каждом стоит специальный флажок с номером смены, которая в данный момент охраняет тюрьму. Сам люк закрыт на железную перекладину и замок.
«А отсюда кто-нибудь убегал?» — мой вопрос, видимо, не первый такого рода. Но, ей-богу, для нас сейчас он кажется самым интересным.
«Пытались. Бесполезно», — сотрудники отвечают явно заученными фразами.
Они настолько чувствуют атмосферу и предугадывают вопросы, что не хочется ни о чем спрашивать.
Вообще, состояние человека в условиях тюрьмы — тема отдельная. Причем те, кто сидит, и те, кто охраняет, находятся примерно в одинаковых условиях.
«Да, профессиональная деформация огромная, — начал «раскрываться» один из фсиновцев, который раньше не отличался особой разговорчивостью. — Ну а что делать? Это наша работа, у многих тут жизнь прошла. Они сидят — и мы сидим. Отвлекаться от этого стараемся. Отпуск с семьей, книги, хобби. Все это помогает».
Тюрьма хранит память
Поднимаемся в один из корпусов. Первое, что нам хотят показать, — музей.
Музей создавался силами сотрудников, и коллекция действительно неплохая. Здесь и стенд с изъятыми вещами, и поделки арестантов.
«Вот видите, обычные тапочки. А в них спрятан зарядник для телефона, — показывает один из сотрудников. — Дама своему любимому пыталась передать, а мы нашли. Вот и вышло, что у нее вместо свидания с любимым было свидание со следователем».
На стенде, посвященном знаменитым сидельцам, находятся личные карточки арестантов. Здесь сидели сын вождя народов Василий Сталин, артистка Лидия Русланова, крупные военачальники Третьего рейха и известные советские диссиденты. Наш экскурсовод говорит, что многие сидели со вкусом и комфортом, который только можно себе позволить в условиях тюрьмы.
«Некоторым разрешалось иметь при себе личные деньги, да и много чего еще», — говорит офицер.
Идем дальше по бесконечным коридорам и лестницам. Пол обит железом и выкрашен в «уставной» коричневый цвет.
Человек
в черной робе
Те, кто останется в неволе навсегда, заселяют самую отдаленную часть централа. Камеры стандартные — на двух человек. После приговора на «пожизненное» арестант может пробыть в тюрьме до 15 лет. Потом его отправят в зону особого режима. Условия содержания там действительно особенные. Заключенный никогда не покинет камеру без наручников, его одежда будет тщательно обыскана, полость рта проверена. Передвигаться по учреждению сиделец будет нагнувшись и высоко задрав руки за спиной. Глаза будут закрыты — нельзя, чтобы арестант видел помещения. И так будет всегда. Ну по крайней мере, первые 25 лет после приговора. Потом можно подать прошение о помиловании.
Во Владимирском централе все не так.
«Вот камера, там содержится приговоренный к пожизненному заключению. Что он сделал и при каких обстоятельствах, мы не имеем права говорить», — сотрудники сохраняют невозмутимое выражение лица. Один из них дает команду открыть камеру. Замок щелкает, и серая дверь отворяется, показывая противного цвета стены и человека в черной робе. Он стоит, молча глядя на нас.
«Здравствуйте, как ваши дела? А за что вы тут сидите?», — бойкая девушка, которая приехала с нами, решает взять экспресс-интервью.
Начальник тюрьмы и глава местного ФСИН, которые стоят рядом, несколько меняются в лице, но сохраняют безмолвие. Арестант отвечает, что сидит он за убийство, и продолжает молчать.
«Она когда спросила, я думал, сейчас услышит такое, что сама о себе не знала», — позже объясняет мне свою реакцию руководитель ФСИН по Владимирской области Андрей Виноградов. — Когда все вошли, думаю, он себя зверем в клетке ощущал».
Пожизненно осужденный — назовем его Сергей — отбывает срок за убийство трех человек. Его режим: содержание в камере, кратковременные прогулки и невозможность свиданий. В «железной комнате» никогда не погаснет свет, но, кажется, у Сергея еще есть надежда. Где-то внутри. Где-то далеко.
«Дело окаянное»
Тюрьма, как говорил Петр I, «дело окаянное». Ощущение, что ты снова оказался на свободе, испытываешь в полной мере, едва выходишь за пределы проходной. И это даже несмотря на то, что за забором мы пробыли только несколько часов. Возможно, что тело и душа ощущают эту несвободу, впитывают ее, находясь за колючей проволокой. Когда же периметр тюрьмы оказывается за спиной, мозг словно получает сигнал: «Свободен!»
Над Владимирским централом гремит невероятный гром. Мы садимся в автобус, и начинается сильный ливень. Сюда больше не хочется возвращаться.
Антон ФРОЛОВ.
(Pravda.ru)