В жизни бывает то, что бывает…

— Сергей Иванович, а как у вас складывался путь в небо?
— Поначалу трудновато. Первый заход оказался неудачным. Я не прошел… по росту. Семи сантиметров не хватало. Ноги не доставали до самолетных педалей.
— Огорчились?
— А что тут огорчаться, я-то не виноват, так природа одарила. Но выход был — спорт. После работы бросался к турнику. По выходным дням обязательно переплывал Оку. Похлебал водички… Бегал, прыгал, играл в футбол, участвовал во всех заводских соревнованиях.
В те годы у каждого завода был свой аэроклуб. Во как жили! Так я там всю подсобную работу делал. И скоро у медкомиссии ко мне претензий не было. Но спорт не только закалил меня, он развил во мне упорство.
— А почему выбрали авиацию?
— Я был не оригинален. В тридцатые годы каждый хотел летать. Но для кого-то препятствием было здоровье, а кто-то потом понимал, что не за то дело взялся.
Помню, как в детстве у нашего села Пилекшева под Перево­зом совершил вынужденную посадку самолет. Единым духом все мальчишки были там. В селе говаривали, что аэропланами управляют железные люди. Смотрим, и точно: из кабины вылез летчик, весь блестящий и скрипучий. Я подошел и пощупал упругую кожу пальто. Он мне: «Что щупаешь, малец?» Смех тоже был человеческий. И рука, которой он погладил мою голову, была человеческая.
Наивно сейчас все это, но тогда я понял, что летчиком может быть обыкновенный человек.
— Тот летчик так и остался для вас безымянным?
— Да. Он стал символом, мечтой…
— А с кумирами как дальше было?
— Однажды к нам в аэроклуб приехал сам Валерий Павлович Чкалов. Он уже был знаменит, и мы зачарованно смотрели на него. Длинных речей не говорил, а сразу предложил полетать с курсантами. В числе отобранных был и я. Слетали. Он меня похвалил, а на разборе полета разнес мое пилотирование в пух и прах. Как же, думаю, похвала и тут же разнос? Чкалов в полете заметил столько мелочей… Для уровня моей подготовки полет был нормальным, летчик говорил мне о будущем. И я тогда понял, что в авиации мелочей не бывает.
— На фронт вы попали сразу?
— Нет, замучился рапорты писать. Я был инструктором в летном училище под Саратовом. Наши курсанты оперялись и улетали на фронт, а мы оставались и начинали все сначала. На наши рапорты начальство отвечало: ждите.
Как-то раз я написал рапорт на имя Ворошилова и отправил простым письмом, бросив его в почтовый ящик. Эта попытка закончилась разносом и выговором за неуставные действия. Рапорт был подан через голову начальства.
— И все-таки достучались…
— Мы поняли, что без хорошей замены нам на фронт не попасть, и подготовили толковых ребят.
На фронт я вылетел на самолете с бортовым номером 13. Видавшие виды летчики мне сказали: «Ну, Серега, если через десять вылетов не собьют, жить тебе до ста лет». И вот живу.
— Ваш боевой счет?
— 160 боевых вылетов. 65 воздушных боев. 24 сбитых самолета лично и четыре — в групповых боях. Дважды ранен, дважды контужен. Пролетел с боями от Сталинграда до Прибалтики. Поднимался по боевой тревоге и после Дня Победы.
— Что же после войны?
— Она мне здоровья не прибавила, и я был списан из военной авиации. Жить обосновался в Саратове. Что, думаю, делать? Пошел в местный аэроклуб, и меня приняли на работу.
— Где вы узнали о полете Гагарина, в аэроклубе?
— Нет. В этот день я был в командировке. К середине дня какой-то шум. Говорят, кто-то в космос полетел. Никто толком ничего не знает. Тогда же телевизоры редкостью были, да и радио не везде имелось. Так до конца дня и не выяснил ничего. Приезжаю домой. Узнаю имя космонавта — Юрий Гагарин. У нас же курсант был Юрий Гагарин. Не он ли? Высчитываю — вроде молод. Совпадение, а сам уже в аэроклуб еду. Тут все в сборе. Ликование. Наш Юрка! Звонки: не забыли своего курсанта? Нет, не забыли…
— Признайтесь, вы легко вспомнили своего курсанта или с трудом?
— Вы знаете, бывает так: проходят группы курсантов, которые забываешь, и вдруг формируется такая группа, что потом всех помнишь. Учителя в школе это хорошо знают.
Так вот, группа, куда входил Гагарин, была очень яркой. Я помню: мы ее с трудом формировали. Послевоенные мальчишки были слабенькими, и медики «резали» всех безбожно. Как командиру звена мне полагалось знать всех курсантов по имени и отчеству. А поскольку Саратов был небольшим городом, то многих наших мальчишек я наблюдал на улицах и в тех учебных заведениях, в которых они учились.
Кроме того, мне полагалось сделать с каждым курсантом шесть десятков обязательных вылетов в зону пилотирования. В полетной книжке Юрия Гагарина, которая сейчас хранится в музее, шестьдесят моих росписей и проставленных оценок, большинство из которых «отл.».
Я не скажу, что Юрий мне запомнился больше остальных. У нас был хороший парень Миша Соколов. Он был отчислен из аэроклуба за воздушное хулиганство: после удачного полета с радости позволил себе лишний раз крутануть самолет. Плакал парень, просил простить… Мы были неумолимы. Позже, когда он стал авиационным инженером, подарил мне фотографию и сказал, что он бы поступил точно так же. Значит, не в обиде на нас.
Толя Овчаров тоже стал летчиком…
Это были парни с характером, упорством… Юра Гагарин отличался мягкостью. Возможно, общение с ребятами его закалило.
У Юры были огромные потенциальные возможности, которые проявились позднее. А в аэроклубе он был не особенно заметен: легкий, веселый парень, вперед не лез и сзади не оставался, но и в середине не был.
— Как же так?
— А вот так получалось. Он не ходил в отличниках, и в то же время у него не было плохих оценок. Были ребята, которые летали лучше его, но он быстро их догонял. Корреспондентам молодежной газеты мы давали совсем другие кандидатуры, а они снимали и писали о Гагарине. Как это получается, не знаю. Он всегда чем-то притягивал. Даже замечания выслушивал с радостью.
Вы поймите, я его нахваливаю не потому, что так сейчас надо. Летчики аэроклуба должны были хорошо знать характеры курсантов. Одного нужно было поругать, чтобы он мобилизовался, а другого за это же похвалить, чтобы он поверил в свои силы. Помню, мне всегда хотелось приобнять Юрия: уж больно он был открытый.
— И что, у него никогда не было трудностей?
— Да сколько угодно! Он ведь учился и в аэроклубе, и в техникуме. Совмещать два серьезных занятия было трудно. Ему надо было диплом защищать, а у нас полеты. Спрашиваю летчика-инструктора: «Сумеет ли Гагарин догнать остальных?» И слышу в ответ: «А он уже догнал». Оказывается, они с инструктором давно продумали, как выйти из этого положения, и «прихватили» десяток лишних полетов.
Мы отпускали Гагарина на месяц, а вернулся он через две недели. Подначиваю его: мол, одни тройки в дипломе. А он его смело показывает. Там все пятерки и лишь одна четверка по психологии. Зачем тогда этот предмет в техникуме был, не знаю.
История этой четверки имеет продолжение. В авиации существует правило: не вышло что-то сейчас, сделай так, чтобы вышло потом, сколько бы времени и сил это ни потребовало. Четверку по психологии Гагарин не забыл. Позднее он в соавторстве с одним космическим психологом написал книгу «Психология и космос».
— Как вы думаете, почему именно Гагарин стал первым космонавтом Земли?
— Это, конечно, счастливая случайность. Но он был к ней готов. Вот смотрите. Летное училище окончил с отличием и имел право выбирать место службы. Он лейтенант, молодой летчик… Одно дело летать на аэродроме в училище, и другое — в летной части. Для накопления опыта он мог бы выбрать место службы полегче, а он выбирает Север, где погода может меняться каждый час.
Когда набирали отряд космонавтов, то поставили условие: брать летчиков с Севера и других трудных мест службы. Гагарин оказался именно в таком месте службы.
— Случай, совпадение…
— Это для постороннего человека. Мир авиации тесен. Начальником нашего аэроклуба был Григорий Кириллович Денисенко. Он часто рассказывал курсантам о войне. А служил под командованием Героя Советского Союза Николая Петровича Каманина — легендарного летчика, вызволившего со льдины челюскинцев. Каманин позже станет командиром Гагарина в отряде космонавтов. В этом отряде Юрий встретится еще с одним человеком, которого уже знал заочно, — с Георгием Тимофеевичем Береговым. Это был сослуживец нашего начальника аэроклуба. Они в один день стали Героями Советского Союза.
— Сергей Иванович, сколько раз вы встречались с Юрием Гагариным после его полета?
— Как только он приезжал в Саратов, то каждый раз. Но это были официальные встречи. Юрия все время куда-то звали, чем-то награждали… Каждый раз мы с ним фотографировались. Толком поговорить не удавалось. Но я чувствовал, что он не ограничится одним полетом в космос. Прямо я его об этом не спрашивал, но кое-что по авиационным каналам просачивалось. Иногда Гагарин надолго исчезал из поля зрения. Говорили, что тренируется. Так и было. Он ведь был дублером космонавта Владимира Комарова, который, как известно, погиб, возвращаясь из полета. Возможно, погиб бы и Гагарин, замени он Комарова. Сигнал предостережения был дан, но Гагарин его не принял.
— Это был какой-то рок, как вы считаете?
— А вот это уже не моя компетенция. Я не гадалка. В жизни бывает то, что бывает.

Вячеслав ФЕДОРОВ.
Мы беседовали с Героем Советского Союза Сергеем Ивановичем Сафроновым в марте 1981 года. Пусть эта публикация будет памятью не только о первом космонавте Земли, но и об одном из его учителей.

В своей книге «Дорога в космос» первый космонавт писал: «Мы знали, что человек познается в борьбе с препятствиями, и свою любовь и уважение к нашим первым наставникам в летном деле делили между Мартьяновым (летчик-инструктор. - В. Ф.) и командиром звена Героем Советского Союза Сергеем Ивановичем Сафроновым… На примерах своей биографии он стремился показать нам, будущим пилотам, как формируется советский человек и настоящий летчик. Слушали мы его внимательно: ведь перед нами советский ас, носитель славных традиций нашей боевой авиации. Он называл нас молодогвардейцами, много работал с нами, учил чистоте летного почерка».