Людмила Гурченко
11.04.2011

Жить надо хотеть!

 

О деньгах
— Для меня самым неловким в жизни был вопрос «сколько стоит»? Мне стыдно, но я всегда не могла называть точную сумму своего гонорара, говорила: «Сколько дадите». Говорю так до сих пор и ничего не могу с этим поделать.
О супруге
— Сергей Сенин — мой продюсер и по совместительству муж. Не первый, но, думаю, уже последний. Хотя кто знает, вокруг так много молодых красивых мужчин и так тяжело удержаться от соблазнов!
Что скрывать, у меня было много поклонников. Я не любила совсем уж назойливых! После выхода «Карнавальной ночи» поклонники бегали за мной сотнями. Порой меня не узнавали, ведь я выходила не в черном платье с белой муфточкой, как в кино, а в зеленой юбке с обычной коричневой сумкой. Тогда у меня не было своей квартиры, и я жила в общежитии. Никогда не забуду, как перед входом стояли «Шевроле» и сигналили мне.
Приезжали сыновья каких-то важных людей на огромных машинах, чтобы просто посмотреть на меня. Был даже один араб, который остров обещал подарить и замуж звал!
Мне никогда не удавалось влюбиться в богатого человека. Я без чувств не могу, а если их нет, то и насиловать себя не надо! Если попадался кто-нибудь настырный, то я так отвечала ему взглядом, что он отлетал на несколько метров.
О фильме
«Карнавальная ночь»
— Роль Леночки Крыловой в «Карнавальной ночи» начинала другая актриса. Я даже не знаю кто. Мои пробы забраковали сразу, и даже до худсовета они не дошли. Но у той актрисы что-то не заладилось. А тут я попала на глаза художественному руководителю «Мосфильма» Ивану Александровичу Пырьеву. Он отвечал за производство фильмов, а приостановка съемок грозила невыполнением плана. К тому же режиссер Эльдар Рязанов всячески уклонялся от «Карнавальной ночи». Не хотел он ее снимать. Для него это был первый художественный фильм, и он считал, что для дебюта надо что-то серьезное, а не эту комедию.
Взаимоотношения у нас с Рязановым не сложились. Было даже неприятие друг друга. Ему категорически не нравились мои штучки-дрючки. Я млела от чувственных джазовых гармоний. Ему нравились песенки под гитару: «Вагончик тронется, перрон останется». Антиподы? Хотя работали нормально, если не считать нескольких вспышек раздражения, которые я вызвала у режиссера своей манерностью. Работали без пылкой любви, что вполне нормально в отношениях режиссера и актера… Поработали и разошлись. А потом сами были удивлены, что «Карнавальная ночь» имела такой ошеломительный успех.
О вербовке КГБ
— Как ни странно звучит, я с детства мечтала умереть за Родину. С гордостью носила пионер-
ский галстук. А когда в 1957 году меня вербовал КГБ для работы на Всемирном фестивале молодежи и студентов, я не могла в это поверить. Я отказалась, и это меня уничтожило на долгие годы. Началась травля. В газетах меня обвинили в легковесности. Упрекнули за те концерты, в которых я участвовала, хотя шли они по линии пропаганды кино, и я там была не одна.
Я не выдержала всего этого и уехала домой, в Харьков. Там родила дочь.
О публике
— Начиная с первой картины, с 20 лет, я странным образом будоражу воображение публики. Помню, как после «Карнавальной ночи» мне прислали письмо из комитета комсомола: «Вы там танцуете, и у вас колено видно! Как можно?!» Это было целое событие: колено! Или челка — как признак вульгарности. Я из-за этого долгое время ходила с открытым лбом и платья носила узкие, чтобы не развевались, чтобы «без колена».
Большая часть жизни прошла в закрытой стране, и я, боясь публики, угождала ей, ее интересам. А внутри мне что-то подсказывало: слушай только себя. А как слушать себя — не знала. «Ах, — вдруг начали меня порицать, — что в ней такого? Ничего. Талия и голосок…» Все ждали от меня веселья, анекдотов и улыбок, улыбок, улыбок…
Вот видите, когда я была в подходящем для экстравагантности образе, страна была «коммунизм плюс электрификация всей страны». Нельзя было ничего. А сегодня…
Но все равно обязательно найдется тот, кто скажет, что Гурченко опять что-то не то надела. «Мы в шоке!» Когда мне предлагают прозрачный костюм, я не должна отказываться его надеть. Это же красиво. И вообще, почему я должна в это время заглядывать в паспорт? А когда я слышу осуждающие оханья и аханья, я говорю: «Давайте не охать и ахать, а заниматься собой».
О лести
— Если тебе льстят, значит, готовься к удару. Потому что, как только ты расслабился и доверился человеку, он — раз! — и ужалит! Когда я познакомилась со своим четвертым мужем (Константином Купервейсом. — Прим.), ему было 24, а мне 37. Он был молод, мало знал, не видел жизни, и я его научила многим вещам. А потом он вдруг решил, что повзрослел, и захотел уйти. Я была не готова к такому удару. В то время я снималась как зверь: работа, работа, работа, деньги, деньги, деньги… А он меня обманывал. Причем делал это за моей спиной. Лучшего артиста я не встречала никогда!
Я не изменяла ни разу в жизни. Если мой любимый человек мне изменяет, значит, считает меня ничтожеством, а если я ничтожество, значит, он тоже ничтожество, потому что он меня выбрал. В таких случаях я просто уходила навсегда.
О возрасте
— Если начинаешь вспоминать о своих паспортных данных, жить не хочется, а жить надо хотеть. Надо знать, что модно, стильно, чтобы ты не был смешон, чтобы ты был красив. И тогда на тебя смотрит масса молодых поклонников.
О профессии
— Актеры кино нищие, «нищее», чем актеры театра. Я жалею, что не родилась на 20 лет позже, тогда я погрузилась бы в шоу-бизнес, научилась придумывать скандалы. Вот и мой бенефис к юбилею, который показали по телевидению, многих возмутил: я же там с голыми ногами! Да как она посмела в своем возрасте? А я это делаю совершенно свободно. Ну да, я не позвала на свой бенефис ни одну женщину. А зачем? Что я буду с ней делать? Выяснять, у кого больше морщин?   
Во время съемок фильма «Мама» я повредила ногу. Перелом был сложный, множественный, доктора в один голос твердили, что с плясками покончено навсегда…
Как видите, этого я не допустила. Как и многого другого. Попав однажды в клинику на плановую операцию, сделала тщательное обследование — хотела узнать, что со мной происходит. И узнала! Все, что имею, я имею от своей профессии. Сломанную вдребезги ногу, и отсюда четыре операции по пять часов каждая. Нос у меня нормально перестал дышать после съемок фильма «Двадцать дней без войны», где не только я, а вся съемочная группа, в том числе Юрий Владимирович Никулин, заработали себе серьезные заболевания. Но после умело сделанной операции, кстати, без наркоза, я дышу!.. Ладно, хватит о болячках!
О фигуре
— Спасибо родителям, их гены не позволяют мне расплываться. Папа всю жизнь был в одном весе, и я тоже. Во мне 53,5, как и в 10‑м классе! Специально своей фигурой особенно не занимаюсь, не делаю никаких упражнений, не хожу в фитнес-клубы. Стыдно в этом признаться, но даже зарядку не делаю.
И диеты — это не мое. Какие еще нужны диеты, если я по природе своей могу есть что хочу и сколько хочу… Почему так? А у меня, как говорится, проходимость не нарушена. Голод, война, сгораемость… У меня папа такой же был, а мама — большая.
Тем не менее я никогда не занимаюсь обжорством и другим не советую. Секрет прост: не переедать! Хотя Сергею приходилось наблюдать картинку, как я в два часа ночи трескаю жареную картошку. Но это минутная слабость, очень редкая для меня.
О счастье
— Что такое счастье? Короткий период, о котором иногда стыдно сказать, потому что счастье многим представляется чем-то исключительно глобальным. Ничего подобного. Я встретила приятного для меня человека, он мне улыбнулся, сказал: «Людмила, вы прекрасны!» — и я лечу на сцену! А с другой стороны, есть такие моменты, когда я точно знаю, что хочу обнять мир, запеть, начать танцевать. Переизбыток чего-то такого и есть счастье.
О моде
— Если честно, мне она не очень нравится, потому что ее нет, все одеваются кто во что горазд. Сейчас все напоказ, голые плечи, ноги, минимум одежды. Возвращаясь к вопросу о мужчинах, — им не о чем догадываться, все и так видно и понятно! Кто-то выглядит прилично, а кто-то одевается лишь потому, что так модно. Стиль — это не мода, надо знать, что тебе идет.
* * *
Конечно, у Людмилы Марковны Гурченко было свое отношение и к смерти, но об этом она предпочитала не говорить.
В январе 1997 года страну облетела страшная весть: Людмила Гурченко едва не умерла. Это произошло во время ее гастролей в Риге. Сама актриса так вспоминала об этом происшествии:
— После спектакля меня на «скорой» отвезли в больницу. Там взяли анализ крови и пришли в ужас: лейкоцитов не оказалось вообще! Тут же заподозрили рак крови в последней стадии. Везти в Москву сначала запретили. Потом все же отправили: на самолет на «скорой», с самолета на «скорой»!..
В Институте гематологии, куда меня привезли, выяснилось, что я играла спектакль с отеком легких. Шансов остаться жить было десять из ста. Кое-кто из врачей уже не надеялся на то, что я выкарабкаюсь. Это было видно по глазам.
Через несколько дней, немного отлежавшись, я уже была на репетиции…

Публикацию подготовила
Оксана СОЛОВЬЕВА.