33_2012_18-1
Posted in Проза
16.08.2012

Дарья Яшина: Я хожу в горы за мечтами

Мы ее мало знали. Кто она? Как оказалась в горах?

Вот что Дарья рассказывала в одном из интервью.

В одиночку подняться на шеститысячник – это героический поступок с точки зрения выбранного вами маршрута и с точки зрения проявленных качеств?

– Конечно, одиночные восхождения очень противоречивы, здесь больше сложностей в техническом плане, не с кем поделиться радостью, вес снаряжения больше, сложнее в случае аварии. Но в то же время есть в соло­восхождениях больше шансов услышать себя и горы вокруг. Можно наблюдать. Легко идти и работать в своем темпе, учиться доверять себе, учиться понимать сюрпризы своего тела и разума. Это хороший опыт и отличная тренировка.

 

Что важно знать тем, кто мечтает покорить знаменитые вершины мира?

– Упаси бог думать только о том, как бы потоптать макушку. Тут надо уметь отступать. И даже за 10 метров от вершины надо суметь повернуть назад, надо суметь почувствовать грань и иметь смелость повернуть, если под угрозой будет жизнь. Ведь горы стояли и будут стоять еще тысячи лет после нас. И им, собственно, дела нет, покоришь ты их или нет.

 

Что привело вас в горы?

– Сначала это было увлечением, хобби в перерывах между учебой или работой. Но вот уже четыре года мне удается совмещать работу и горы. Когда я стала горным гидом, самым большим открытием и достижением для меня стала радость. Радость от того, что, ведя за собой группу на вершину, в последний момент можно остановиться и пропустить идущего за тобой. И тогда он может ступить на вершину сам. Я плакала в первый раз, когда получила такую награду – сияние глаз людей, за которых была ответственна. Это была их победа. И множество моих побед померкли от этого преодоления.

 

Что видите с покоренных вами вершин?

– С вершины можно разглядеть очень многое, можно стать ближе к себе, можно научиться терпеть и прощать себя и тех, кто рядом. Потому как в горах невозможно врать. Все поверхностное отпадает, становится лишним и ненужным. Забывается городская суета с ее мелочностью и вечными колебаниями выбора. Тут все просто – ты просто идешь навстречу своей вершине. Идешь легко, без надрыва, и сам путь уже есть вершина.

 

Вами пройден очередной рубеж испытаний, куда пойдете дальше?

– Мучительно притягивает высота. Это просто непередаваемая страсть и энергия. Очень мечтаю попасть на настоящую высоту, ходить восьмитысячники.

Мендоза,

февраль 2012

Горжусь этим человеком!

Как и все горы, Килиманджаро – личность непростая. С характером, и довольно сложным. Но она добрая и благосклонная к новичкам. Как правило.

Но, как правило, люди едут сюда в предвкушении несложного приключения. Оттого первая встреча с горой удивляет или даже ошарашивает.

Но сейчас не о том.

Безумству, безумству храбрых…

У Янки ДЦП. Чего уж тут скрывать и таиться. Такой диагноз видно сразу, и он на всю жизнь. Можно плакать, можно таить злобу, можно прятаться от этого жесткого мира… А если мучительно хочется казаться и быть как все?

Да и что значит, казаться как все, если ты и так такой.

Если ты любишь жизнь, учишься, познаешь, мечтаешь, осуществляешь, любишь…все как у всех… Только вот чтоб в фитнес­зал пойти, тебе надо справку от врача, что ты не упадешь, да в метро молодежь подшучивает….

«Мама с детства заставляла меня делать все самой, до тех пор пока не получится», – рассказывала Яна.

Мама мудрая.

И сейчас, когда Янка вздумала подняться на гору, на самую высокую в Африке, мама отпустила. Конечно, сильно переживала, но препятствий не чинила.

И девушка отправилась к своей мечте.

В чем­то жизнь – это трагедия, и надо набраться мужества выдержать ее.

У моих ног валялся инвалид. Скрючившийся маленький комочек жизни. У организма даже нет сил переварить воду.

Какой­то крутой зарубежный гид кричит мне: «Ведите ее вниз!», тыча пальцем на Янку…

– Она не дойдет!

Никто не верил.

А она дошла.

Через такую боль и испуг, через преодоление и потерю смысла, через черноту отсутствия реальности, ожоги холода… просто на сильном стремлении. И я горжусь этим человечком.

Как и всеми теми, кто точно так же преодолевал себя на этих склонах.

И сложно здесь почти всем, и больным, и здоровым. И победа­то личная.

Но вот Янкина победа, она прорыв. Просто что­то новое и сильное.

Символично, что дело было прямо в канун Нового года.

Быть может, это немного раздвинет и наши границы…

Я не сахар

«Я не сахар, я не сахар…» – твердил почти громко немолодой уже француз с острова Реюньон. Твердил изо всех сил, стараясь дышать через нос, спокойно, но сильно сбивался.

Ивас Клод пробирался по Папуа. Он принял участие в экспедиции и пару дней назад покорил высочайшую вершину Австралии и Океании, пирамиду Карстенз.

Под ногами хлюпало и скользило. Дождь лил не переставая уже целые сутки, заполняя собой все пространство, сползал по спине и скапливался в кроссовках. Тело отчаянно стремилось поскорее выбежать из условий экстрима и вернуться в уют цивилизации. Но мысли Иваса парили. Спокойно и размеренно. Он мечтал, как в скором времени сбудется МЕЧТА и он сможет покорить оставшиеся пять вершин. Самых высоких вершин всех семи континентов мира.

Честно признаться, этот проект давно уже перестал представлять собой нечто особенное и невероятное. Это, скорее, имиджевое хобби, не альпинистов, но людей ищущих, амбициозных.

Однако у француза свои задачи. Вот уже тридцать лет жизни он диабетик. Инсулинозависимый диабетик.

– В нашем обществе так принято, диабетики, как я, должны сидеть у телевизора, дома. Но у меня нет телевизора, – любит говаривать Клод, стремясь доказать миру и себе, что границ нет. – Ну нельзя смотреть только перед собой. Вокруг ведь столько возможностей!

Каждый день на своем маленьком острове Клод бегает на макушку небольшой горы. Два с хвостиком наверх и меньше часа вниз. Он очень хорошо выглядит для своих 56 лет. У него удивительной силы глаза.

Никто в группе восходителей не верит в то, что он болен. Всегда подтянутый. Всегда впереди…

Но Клод всегда проверяет сахар. Оттого и идет хорошо. Упал сахар – съел что­нибудь вкусненькое, поднялся – значит, надо колоть инсулин. И так бесконечное, бесконечное множество раз на дню. Мало кто знает, но если француз не достигнет вершины Аконкагуа, то ему придется отказаться от мечты и от проекта в целом. Таково условие. Гора Аконкагуа – высшая точка Южной Америки.

В экспедициях всякое бывает, и пришел момент, когда все шло к тому, что Клод не достигнет вершины. Он плакал ночью в палатке, как дитя.

А следующим днем шел. Как он шел…

«Я позвоню сыну и позову его к трубке. Восьмилетний малыш скажет мне: «Да, папа». А я закричу – «SUMMIT!» И мы закружимся, задохнемся с ним в общем крике».

Доказать миру и себе. Француз мечтал только об этом. Мечтал, когда все уже было позади. И вершина. Он стоял на ней вчера.

­Да, папа!

­SSUMMIT!!!

Танзания,январь 2012 г.Отец ледяных горБольшая, величественная гора Мустаг-Ата. Одна из самых высоких вершин Памира – 7545 метров. Снизу она смотрится совершенно небольшой, не поражает, быть может, оттого, что стоит особняком, и сравнить-то ее, собственно, не с чем.Но гора большая. Действительно большая. В бескрайних, поверхностно легких склонах Мустаг-Аты таится опасность и смерть не одного альпиниста.В этом сезоне гора пустила меня на свою макушку дважды. Первый раз за компанию, прямо на третий день после приезда, сразу и без «акклимухи». Второй раз медленно и степенно. Просто ушла пожить на гору на несколько дней, хотелось быть рядом, когда к вершине пойдут мои туристы.И кто-то зашел. И кто-то отступил…Но отчего-то из всего сезона запомнился не день вершины, а обычный рабочий день на горе.В тот день плач раздирал гору.Девочка, хрупкая, маленькая в своем горе. Она сидела прямо на снегу в тоненьком «гортексе» и судорожно всхлипывала, сотрясаясь всем телом. Ее товарищи медленно и методично продолжали подъем, а она сидела, самая одинокая во всем мире.Безумно радуюсь, что в термосе полно горячего чая. И он сладкий.Девушка сначала отказывается, потом аккуратно берет и жадно пьет. Пригоршня конфет. Несколько дежурных фраз, о том, что в горах всем тяжело, о том, что она молодец, о том, что нельзя сдаваться, о том, как правильно идти, чтоб было легче.И вот она рассказывает мне свою историю. Она из Британии. Ей всего 18. Первый раз в горах и, в общем-то, вовсе не хочет подниматься так высоко. У нее поморожены руки до волдырей. Но мать-альпинистка тянула ее вверх. Когда у нее совсем не осталось сил, ей разрешили сесть и ждать возвращения всей группы.Вот она и сидит. В тонком «гортексе» и с обмороженными руками. Девочка смотрит на меня с завистью, смотрит на то, как мне легко дышать.А я рассказываю ей, что я гид, что это мой пятый семитысячник, и добавляю, что мне все так же тяжело, как в первый раз. Рассказываю такие вещи, о которых никому прежде не говорила. Скорее даже придумываю. Не хочу, чтобы она сидела и замерзала тут.И вот девчушка встает на своих тоненьких ножках и начинает медленно двигаться. Я иду, стараясь не бежать, оставаясь немного за ней, чтобы она чувствовала себя сильной.И вдруг она начинает улыбаться, на каждом повороте, когда наши глаза встречаются. Лучше этой улыбки нет на свете…Мы поднимаемся очень-очень медленно, а я все боюсь, чтоб она не остановилась, и все удивляюсь, откуда столько упорства в этом маленьком существе…И еще одна история случилась на этой горе. Их было двое. Муж и жена. Вроде бы тоже англичане. Пару лет назад они штурмовали Мустаг-Ату. Но что-то не сложилось. Они не достигли вершины. Сильно поморозились. Обоим ампутировали несколько пальцев на руках. И вот в этом году пара вернулась к горе. И на этот раз они взо­шли. Поставили палатку прямо на вершине, переночевали и спустились очень счастливые. Вроде как горе отомстили…А Мустаг улыбался. Он ведь отец. Отец ледяных гор, и поступки ребячливых людей на его склонах ему удивительны и смешны. Он хотел им сказать, что ему вовсе не нужен ни один их палец и тем более жизнь, а нужны лишь разум, осторожность, отсутствие глупых рисков.Но они, похоже, не услышали.«Быть может, услышат другие», – подумал отец ледяных гор.(Окончание следует.)

Москва – Нижний Новгород,

август 2011 г.

Арарат

Арарат удивил.

Путешествие к телу этой горы приоткрыло мне Турцию. И это оказалась совсем не та Турция, о которой принято говорить. Не пышнотелая страна курортов и красивых отелей, а прибежище лугов и бесконечного синего неба, лошадей, скачущих во весь опор, сушеных полей, зеленых оазисов, бескрайнего солнца, древних развалин и старых армянских церквей.

Так представил мне Арарат эту страну.

И добавил, что Турция ­ это место, где живут очень добрые приветливые люди. Они добры прежде всего в отношении друг к другу. Они улыбчивы. Они старательны. Немного с хитрецой и внешней неторопливостью, как и подобает жителям Азии.

Сама гора, словно магнит, притягивает всклокоченные облака. Мы видели вершину всего пару раз. А поднялись и вовсе в туман. Нам ничего не было видно с макушки этой удивительной горы, но наши сердца разглядывали в деталях и Иран, и Армению, и улочки городов, и историю войн, и веру народа. Мы чувствовали под ногами обломки легендарного Ноева ковчега, будто бы покоящегося на горе, видели на вершине растущую ветку винограда, держали радугу в руках, гордились собой и радовались.

Каждый преодолел на подъеме себя. Встал в ночи и понес свое тело вверх, когда мучительно не хотелось движения, а только спать, свернувшись калачиком. И каждый дошел. Это личная победа. И это общая победа.

Я никак не могу взять в толк, зачем люди так быстро стремятся вниз. Только взошли на вершину, не успели еще насладиться ветром, преодолением и величием горы, как сразу же кубарем вниз. И бегут­бегут до самого конца, оставляя позади уют зеленой полянки, снова окунаясь в объятья серости отельных комнат.

Быть может, контраст позволяет ярче помнить всю радость свободы?

Но, так или иначе, люди часто бегут с покоренных вершин. Бегут торопливо, стремительно забывая на вершине маленького себя. Частичку души. Эта вот частичка еще долго сидит на макушке. Смотрит во все глаза по сторонам, проникает, растворяется, словно парит над вершиной. И ведет с горой неспешный диалог или просто молчит.

В награду маленький человечек всегда получает чувство равновесия и гармонии. И понимание, что нет, собственно, никакой разницы между ним и Горой.

Я часто хочу быть только этой частичкой. Иметь свободу вот так сидеть часами, свесив ножки с высокой горы, на которую так долго и сложно шла. А потом легко идти в путь, снова спускаться и вновь подниматься.

И я говорю себе в минуты грусти: «Эй, дружок, не смей забывать, что где­то там, на покоренной вершине, теперь живет частичка тебя. Свободная, счастливая, наполненная ветром радости и очень близкая тебе. Стоит только закрыть глаза, и вы окажетесь рядом.

Рука об руку с маленьким человечком на краю бездны, рука об руку с могучей Горой.

Киргизия,

июль 2011 г.

На краю бездны мира

Как­то в Норвегии я отправилась присмотреть маршрут для треккинга. Взяла велосипед, сунула карту в рюкзак – и вперед. К слову сказать, плутанула я здорово, а потом пришел туман, и я долго пыталась «слезть» со скал. На ногах были сандалии, а в Норвегии оказалась еще совсем весна: много­много снега уже на 600 м.

Поначалу я чувствовала себя дочерью разбойника и бесстрашным открывателем, пиратом и одновременно солдатом­диверсантом, попавшим в затерянный мир. Меня не покидало стойкое ощущение, что вот­вот Земля Санникова предстанет предо мной во всей своей первозданной беззащитности, полная ярких красок и невиданных животных. Я подняла глаза и увидела зеркала скал. Со всех сторон смотрели их гладкие выемки, они делили мир на здесь и там. Здесь были краски, наброски птичьих песен, сгустки солнца сквозь туманистый воздух, кричание водопадов, вода под ногами, пронзительно холодная, струящаяся и о­о­очень чистая… А что было “там”, потеряло значение, ставшее мелким и ненужным на фоне “здесь”.

Потом было озеро, в его водах сотни ракушек, по воде рябь и отражение мира, в котором вся вечность, вся радость бытия. Маленькие домики, красные, белые мосточки рядом. И мох, пронзительно зеленый. Никого. Куда делись люди? И есть ли им место в этом мире? Лезу на вершину этого мира, небольшую сопку, покрытую карликовыми деревьями и мхами, дышащую ручьями, укутанную снежными островками. С вершины этого мира я явно вижу его границы. Знание, оно убивает романтику. У мира есть границы, а я не люблю границ. Выдох разочарования, скользящий взгляд, и снова полет – из мира есть выход!

Вниз к домикам на дальней оконечности озера, наискосок от ЛЭП можно подняться по холму и далее на перевал, там слева скала, а справа по снежному гребню можно выйти на местную высотку, красивую гору, манящую из тумана. Путь из этого мира долог и труден, как любой хороший путь от чего бы то ни было к чему­либо. На ногах спортивные сандалии, но есть запасные носки. И прогулка босиком по снегу при такой температуре – это не совсем смертельно. Быть может, удастся пройти по скалкам. Так часто бывает: у нас есть сила выбора: идти ли легко, по снегу, например, или по городской жизни, или лезть сложно по разломам скал и терниям путешествий.

Я выбираю в таких случаях комбинации. Снег и скалы, быть в пути и прибывать – в этом и есть великая радость. Лишь бы было всегда куда идти и куда возвращаться, а большего и не надо.

Я бегу. Кубарем с гор, нажимая на пятки по болотам и мхам. Пронзительная холодность ручьев – она теперь радость, невинная игра по сравнению со снежными пятнами, которые решаешься перейти на раз­два­три. И вот уже подъем. По крутым скольз­ким склонам, покрытым травой и колючими маленькими деревьями. Они помощники и враги. За них, поближе к корню, можно ухватиться и подтянуться, они же впиваются до крови в икры, не желая отпускать случайного попутчика. Все как в жизни: кусты­люди.

А я все лезу. И расслабившись, отдавшись пути, растворившись в мире мыслей, вплетая существо в огромный мир любви, я вдруг понимаю, что иду по тропке. Она слаба, еле видна, местами ее нет вообще, лишь характерные потертости на камнях. Но это тропа! Надо лишь поверить в жизнь, отдаться ее потокам, сосредоточиться на чем­то, что действительно важно, перестать заботиться о грядущем и печалиться о том, что прошло, и ее мощный поток закрутит так, как надо, и понесет самым верным и хорошим путем….

Залезая на очередной камень, взирая на потрясающую панораму из скал, озер и фьорда, чувствую непреодолимое желание танцевать. И поддавшись, я танцую огненную джигу, ужасаясь мысленно, как смешно все это выглядит со стороны. Но на самом деле мне глубоко наплевать на то, как это со стороны. И наплясавшись всласть, продолжаю идти вверх как ни в чем не бывало, сожалея лишь о том, что нет поблизости партнера и нет возможности покружить немного в вальсе. Совсем немного. Но на краю бездны. Как все­таки кра­а­асиво вокруг!

Я стою на последнем скальном островке. Впереди бескрайнее поле снега с черными точечными вкраплениями отдельно торчащих камней. До перемычки метров 200. И это почти босиком, по икры в снегу. Я вижу, что погода портится. Это очевидно, как и то, что соваться к вершине в данном случае глупо. Спуск по пути подъема. И быстро. Но так не хочется, так мучительно длинен и скучен кажется этот путь. Так маняще прекрасен риск пойти вверх. Ноги уже в прыжке, разум уже по пути вниз. А я где­то посередине.

Минутное колебание – вечность. Картинки развития жизни если вниз и если вверх. Все смешано, и вот я уже скачками­гигантами передвигаюсь по снегу, громко считая шаги. Два раза по 60. Главное, не останавливаться в снегу. Дыханье в пятках, а пятки уже теряют чувствительность. И я понимаю это четко. Без дураков, себя­то не обманешь.

За долгие годы сотрудничества с собственным телом я все лучше и лучше стала понимать его язык. И я говорю порой с этим удивительным механизмом, уговариваю, договариваюсь с ним. И вот последний шаг, яма у камня: я по колено в снегу, хватаюсь за выступ – и на камне. Теперь отработанная схема, снять сандалину, обстучать об камень, чтоб не осталось ни одной льдинки, и сразу на ногу. Не мешкать. Успокоить дыхание, и сразу в путь. Хорошо, если островок из скал позволит сделать пару­тройку шагов по твердой поверхности. От напряжения ноги согреваются и не мерзнут. Мне хочется так думать. Значит, это так. Мир, он ведь внутри нас. И вот новый забег, новый счет. До гребня сосем немного, забираю вправо. Теперь важно, чтоб козырек не обвалился. Я вижу слабую нитку намечающегося разлома и стараюсь идти чуть ниже. Но это не так­то просто. Я ползу на три такта. Сандалии, они же не вбиваются, зато есть руки и зубы. Давай, Дашка, еще немного. Выжимаюсь на скалы. Скидываю перчатки, отдираю носки, ноги кутаю в штаны и сую в рюкзак. У меня есть запасные носки. Эта смешная деталь – моя тайная радость.

Я мешкаю, пытаясь отыскать сменные носки. А мысль уже проецирует ситуацию, если их нет. Минутный испуг, а потом спокойное равнодушие. Меня это не пугает, и от этого мне странно. Раньше я была более эмоциональна, особенно в горах и особенно, когда одна в непогоду. Я отмечаю это и внутренне радуюсь. Это дает еще большее спокойствие. Но носки нашлись.

Назад и вниз снежный гребешок, по которому я только что пришла, он, извиваясь драконом, упирается в палец скалы, ноготь этого пальца заострен и устремлен в небо, как перст, указывающий истину. Справа и по кругу скальное ребро. Его черно­белая стена уже почти скрыта плотным туманом. Далеко впереди внизу за озером лента дороги. Там дом. Там люди. Между нами вечность и тягость спуска. Справа перевал и высокое изумрудное озеро, а еще разлом в небольшом леднике. Какое­то голубое даже не озеро, а просто кусок замерзшего льда.

Пока разглядываю сложившееся великолепие, туман окончательно погасил видимость, и я наугад плетусь на понижение. Иду довольно долго, все время подхожу к обрыву, но спуск здесь невозможен: слишком круто, слишком скользко. Снег. Большими хлопьями. Может, и кемпинг мой уже завалило, и возвращаться ни к чему. Все это бред. В минутном прорыве неба я понимаю, что ошиблась и промазала. Чтобы выйти на дорогу, мне придется идти назад к вершине и брать значительно правее.

Как тяжело всегда возвращаться в начало. Мы никогда этого не хотим. Но начинать все сначала нам всем приходится, как минимум, несколько раз в жизни. В этом есть что­то «здоровское», разумеется, когда пересилишь себя и решишься на это.

И вот я на верном пути, сил почти нет, и видимости нет, и мне остается лишь просто потихоньку продвигаться вперед. Наконец­то удается выхватить из тумана очертания тургородка. Это спасение. Это воздух. Я дышу. В голове я уже дома. Это ошибка. Тут же плюхаюсь и качусь по склону. Но мой ангел дозволил мне подняться. И я иду аккуратнее.

Пугает предстоящий забег за велосипедом. Он пристегнут к стволу дерева. Совсем далеко от кемпинга. Но я бегу, это греет, потом кручу педали. Быть человеком хорошо.

Но я хотела бы быть ручьем или горой.

Уже на подъезде вижу фигурки моих товарищей. Они, должно быть, потеряли меня и отправились на поиски. Мне стыдно. Я мечтаю только об одном, чтоб они поняли меня. Нет сил говорить и разъяснять.

Горячий душ и тарелка картошки. Такой вкусноты я не ела никогда.

Жизнь снова становится объемней. Полученное письмо из далекой Россиюшки окончательно согревает и дает равновесие. В обнимку с кружкой горячего чая под байки разгоряченных друзей я отдаюсь сну, такому теплому и нежному. Плевать, ведь завтра наступит новый удивительный день в удивительной и такой непредсказуемой стране Норвегии.

http://www.mountain.ru

На Тянь­Шане закончилась операция по поиску российской альпинистки Дарьи Яшиной, пропавшей при восхождении на пик Победы. Тело спортсменки не найдено. Дарья Яшина пропала 7 августа 2012 года. Вероятно, она сорвалась со скалы на высоте 7 тыс. метров. Поисками альпинистки занимались частные спасатели, так как сотрудники МЧС Киргизии не имеют возможностей для работы на таких высотах. Незадолго до своей гибели 27­летняя Дарья Яшина первой из россиянок в одиночку совершила восхождение на высшую точку Северной Америки ­ гору Мак­Кинли. На сегодняшний день нижегородка признана погибшей.

 

{jcomments on}