НАСЛЕДСТВО «КРАСНОЙ ГРАФИНИ»
Если вы спросите в Городце, как отыскать дом госпожи Паниной, то вашему вопросу не удивятся. В Городце графиню знают все. И давно знают. Дом её значится в путеводителях как памятник архитектуры федерального значения. Привлекает он приезжающих своей красотой и стилем ампир. А ещё… воротами. По ним и узнают поместный дом графини Паниной. Навершие ворот — образец глухой городецкой резьбы. Сейчас это новодел, старые ворота подточило время: сколько дождей их полоскало, сколько метелей секло. Городецкие резчики захотели их сохранить. Реставрации из-за ветхости они не поддавались, а вот точную копию сделать было можно. Что же из себя представляла некая графиня Софья Владимировна Панина? Почему мы решили о ней рассказать? История довольно любопытная, в которой слова — «графиня Панина» превратились в некий ключик от дверей в прошлое.
Ворота дали подсказку
Наше «революционное» отношение к графиням хорошо известно ещё со школы. И то, что городецкую графиню Декретом Советского правительства от 15 апреля 1918 года лишили всего принадлежащего ей имущества, ничуть не трогало. Не по средствам жили, мироеды. Так вас… И избавили графиню Панину от бремени наследства: всё необходимое укладывалось в небольшой дорожный чемоданчик, который она прихватывала с собой, скитаясь по странам и квартирам. А недвижимость графини дожила до нашего времени и превратилась в музей. И ещё от неё уцелело… резное навершие ворот, превратившееся со временем в городецкое диво. А дивом были и сама резьба и две неведомые рыбины, которые трактовались как прихоть графини. Увидала, мол, плещущих в Черном море дельфинов и велела полюбившихся морских животных изобразить. А то, что рыбины вовсе не похожи на дельфинов, так это оттого, что резчики городецкие по морям не разъезжали и дельфинов отродясь не видели. И невдомёк было, что вместо неведомых рыбин резчики должны были изобразить… китов, которых, правда, тоже не видели. Когда пришло время сдувать пыль с гербовных книг, то прочитали: «В щите, имеющем голубое поле, изображены два серебряные кита, разделенные один от другого золотой полосой. На щит положена обыкновенная графская корона, на которой поставлены три турнирные шлема, из которых средний серебряный коронованный шлем держит на себе чёрного двуглавого орла с двумя золотыми коронами; второй шлем с правой стороны украшен страусовыми перьями, а с левой стороны дворянской короной. Намет на щите голубой, подложенный серебром». Так что рыбины были не прихотью графини, а так Екатерина II повелела, одарив графский род Паниных фамильным гербом. Панины считали, что род свой вели от итальянских дворян с фамилией Pagnini. Предположительно, предок этой фамилии выехал на Русь из города Лукки на побережье Лигурийского моря возле Генуи и превратился в Панина. Как память о прошлом на гербе и оказались изображены морские существа. Предупредим сразу — в родовых переплетениях Паниных мы разбираться не будем. Скажем только, что род этот в России стал знаменит, заметен и знатен. Сама Софья Владимировна побывала в роли товарища министра государственного призрения (заботы и опеки) Временного правительства и даже товарищем, а это ранг заместителя, министра народного просвещения. Как оказалось, это была первая в России, да и в мире женщина, допущенная в правительство.
Борьба за дух человеческий
Панины слыли меценатами и благотворителями. У Софьи перед глазами был пример щедрости. Он и решил её жизненный выбор. Всё больше она склонялась к культурнообщественной деятельности. Она писала: «Нельзя говорить о жертве там, где дающий находит такое глубокое удовлетворение и от самого процесса творческого созидания, и от повседневного взаимоотношения с получающим». Ещё при её жизни о ней писали: «Как в те предреволюционные годы, так и позднее, до конца жизни, главной заботой и главным делом была борьба за дух человеческий». И как хорошо, что на своём жизненном пути она встретила учительницу начальной школы Александру Васильевну Пошехонову. Та пришла к графине за помощью в устройстве бесплатной столовой для нуждающихся учеников. Софья Панина с радостью согласилась, и вскоре столовая уже работала. Почувствовав в себе силы к большему, Софья Панина замахнулась на строительство Народного дома на Лиговке в самом «шпанском» месте Петербурга. К этому времени она обзавелась уже множеством титулов и состояла членом Постоянной комиссии по устройству народных чтений, товарищем председателя Общества для пособия учащимся в начальных городских училищах, товарищем Председателя Российского общества защиты женщин, председателем Общества дешёвых помещений для женщин, ищущих работы, спонсором Всероссийского земского союза и пайщиц Московского Художественного театра. Графиня развернулась со всей накопленной в мечтах мощью. Один из лучших архитекторов Петербурга проектирует здание Народного дома. Подумать только — предусматривается театральный зал на тысячу мест с мраморной лестницей и отделкой из красного дерева. Позже во время спектаклей сама Софья Владимировна будет исполнять почётную роль суфлёра. Графиня писала: «Дом гудел как улей — учеников собиралось до 1000 человек — и не было такого закоулка, в котором бы не занималась какая-нибудь группа. Тут были безграмотные мужчины и женщины, и малограмотные, и более продвинутые и развитые рабочие, им нужны были технические и общеобразовательные познания». Но она поняла, что одного просвещения мало. Казалось бы странно, но она считала, что решающим в жизни человека является не труд, а досуг. Только в часы досуга есть место «для всего того, что превращает робота в человека и человека в личность». Она поставила перед собой «задачу какого-то нового симбиоза просвещения, развлечения и воспитания человека. Этот симбиоз и есть то, что мы называем культурой», – писала Панина. А вот над этим можно задуматься и сегодня. В Народном доме было три строгих ограничения: не было игральных карт, водки, не разрешалась политическая пропаганда и агитация. На этом погорел, кстати, будущий предводитель Временного правительства Александр Керенский. Он подрабатывал у Паниной юристом и пытался вести «бесчестную пропаганду среди непросвещенного народа». Сама графиня любила вспоминать забавную сценку, что произошла на Лиговке. Пьяный мастеровой куражился, а его спутник уговаривал: «Ну чего ты? Ты же не на Невском! Вот и Народный дом здесь, стыдно же!» Графиня приглашала в Народный дом лучших лекторов Петербурга, писателей, актёров… Если разбираться в родословной графини, то можно найти родство с Александром Пушкиным и Виктором Гюго, а Льва Николаевича Толстого она звала на отдых в свое имение в Алуште, где нередко гостили Чехов, Бальмонт, Булгаков… Её имение в Марфино под Москвой, где разводились овцы, сочетавшие в себе лучшие качества тонкорунных и неприхотливых местных пород, считалось образцовым по внедрению новинок сельского хозяйства. В этом имении сейчас военный санаторий.
Друг и враг народа
Может показаться понятным, откуда у Паниной прозвище «красной графини»: приняла советскую власть, являлась другом народа. Но это не так. По молодости она состояла в партии кадетов, но все, кто её знал, отмечали, что к политическим деятелям она не относилась. Ей надо было где-то иметь свой голос , а поскольку не очень одобряла самодержавие и публично об этом говорила, то в охранке её и прозвали «красной». Советскую власть она тоже не особо приняла. Известно, что она стала первой жертвой послереволюционного политического процесса. За что её так? А она, предвидя неизбежность революционных катаклизмов, поместила все деньги Министерства народного просвещения в один из европейских банков с оговоркой, что получить их мог только «законный режим». Такового пока не было… Графиню отнесли к категории «врагов народа» и заточили в тюрьму. Суду предстояло определить законность обвинения. Сама она не признала себя виновной. В своих тюремных записях она оставила память о тех днях: «Каждый день в окошечке моей камеры стали появляться всё новые Нюши, Ксюты, Груши и Мани, которые знали меня по Народному дому, а теперь всячески старались мне скрасить жизнь. Они с особенным старанием мыли мою камеру и до блеска начищали казённые медный таз и кувшин, которые служили мне для умывания». Её поддерживали все, кто мог. В тюрьме установили режим свободного допуска. Сердобольные женщины к ней обращались с вопросом: «Господи, Боже мой, ироды, и за что же они вас посадили?». Ответ на этот вопрос должен был дать суд, но и в его недрах уверенности в её вине не было. Суд поступил просто: слово обвинения было предоставлено каждому. Один из рабочих требовал наказания, всётаки увидев состав преступления в непонятной судьбе денег — где они? Слово взял следующий рабочий, представившись Ивановым. Паниной он был незнаком. «Его выступление произвело, — вспоминала многие годы спустя Панина, — эффект разорвавшейся бомбы». «Не чуждаясь народного пота и дыма, — сказал рабочий, — она учила отцов, воспитывала их ребят. Они видели от нее не только помощь, но и ласку. Она зажигала в рабочих массах огонь знания, который усердно гасило самодержавие. Несла в народ сознательность, грамотность и трезвость, культуру в самые низы… Я сам был неграмотным, тёмным человеком. У нее в Народном доме, в школе обучился грамоте. На ее лекциях увидел свет… Не позорьте себя. Такая женщина не может быть врагом народа. Смотрите, чтобы не сказали про вас, что революционный трибунал оказался собранием разнузданной черни, в котором расправились с человеком, оказавшимся лучшим другом народа…». И, подойдя к скамье подсудимых, он поклонился ей и сказал громко: «Благодарю Вас!» Суд ограничился «общественным порицанием» и предписанием внести упоминавшиеся деньги в кассу Наркомата просвещения. Деньги были собраны всем миром. А ещё… ей запретили являться в Народный дом и участвовать в его работе. Теперь не только Указ об отъёме недвижимости, но и суд подтвердил её полную свободу. Из всего этого судилища она поняла одно — её в покое не оставят. И она принимает решение эмигрировать. И сделать это она чуть успела. Её дядя не успел и был расстрелян в Крыму вместе с сыном, беременной невесткой и её матерью, княгиней Барятинской. Из её эмиграционной жизни в США известно, что во время Второй мировой войны она пыталась наладить каналы помощи советским военнопленным. Сам Гитлер пресёк это. Разрешили в Финляндии, и она воспользовалась этим. Умерла Софья Панина в 1956 году на 85-м году жизни и похоронена на кладбище Успенского женского Новодивеевского монастыря в Нануете, штат Нью-Йорк.
* * *
У городецких краеведов всегда теплилась надежда на поиск. Дело в том, что перед Первой мировой войной Софья Владимировна Панина отправила в Городецкое имение семейный архив — 34 ящика. 24 оказались утерянными. Почему вдруг она отправляет архив именно в Городец, а не в Подмосковное имение? Графиня Панина не была нашей прямой землячкой, родилась в Москве. Но для Городца она именем своя. Спросите в Городце графиню Панину…
Вячеслав ФЁДОРОВ.
