КРЫЛЬЯ НАД БЕРЛИНОМ
На экраны страны вышел новый художественный фильм «1941. Крылья над Берлином». Он рассказывает о том, как наши лётчики в самом начале войны совершили первый вылет на бомбёжку фашистского логова. О полётах советских самолётов в глубокий тыл врага мало что известно. Между тем, они продолжались всю войну. Хотим познакомить вас с записками Александра Вавилова, служившего в авиации дальнего действия. В свой первый полёт на Берлин он уходил командиром эскадрильи. За выполнение заданий был награждён двумя орденами Ленина, тремя — Боевого Красного Знамени, орденами Александра Невского, Отечественной войны, Красного Знамени. После войны командовал авиационным соединением, в котором воевал. Его сын сменил отца не только за штурвалом воздушных ракетоносцев — со временем принял командование тем же подразделением. Итак, читаем.
Шёл 1942 год… Наш 22-й дальний авиационный бомбардировочный полк, в котором я воевал с начала войны, в боях за Москву понёс невосполнимые потери, и весь личный состав был переведён на пополнение 3-го гвардейского полка авиации дальнего действия. К этому времени у нас уже был большой опыт полётов на города, расположенные глубоко в тылу противника — Кенигсберг, Вильно, Варшаву и другие. Поэтому, когда в августе 1942 года нам было объявлено о подготовке к полёту на фашистское логово — Берлин, в полку не было ни одного человека, который бы не добивался права участвовать в этом полёте. Но одного желания для выполнения данного задания было недостаточно, повышенные требования предъявлялись и к самолётам. К полёту были допущены экипажи, машины которых имели самый экономичный двигатель, так как топливного ресурса едва хватало на такой длительный полёт. За два дня до вылета все экипажи приступили к детальной отработке предстоящего полёта. Наш полк в это время дислоцировался на аэродроме Липицы в десяти километрах юго-восточнее Серпухова, на правом берегу Оки. В нескольких километрах восточнее аэродрома тыловая служба дивизии соорудила ложный аэродром с капонирами, фанерными макетами самолётов Ил-4, зенитной батареей и прожекторами. И мы с великим удовольствием наблюдали, как фашисты с остервенением бомбили ложный аэродром. Запаса топлива для полёта на Берлин с нашего аэродрома, даже при наличии добавочных баков, нам не хватало. Поэтому полёт должен был состояться с аэродрома подскока, расположенного у деревни Луги на территории только что освобождённой Калининской области. И, наконец, настал день 25 августа 1942 года, когда все экипажи прибыли на аэродром Луги для вылета на задание. Метеорологи достаточно правильно информировали о предстоящей погоде по линии фронта, но что делается в тылу противника, далеко в Германии, этого точно не мог сказать никто. Наши опасения не были напрасными: погода на маршруте оказалась значительно сложнее выданного прогноза. Последние минуты перед вылетом. Полк построен для получения последних указаний. Начальник штаба подполковник К.Н. Шевчук докладывает командиру полка подполковнику А.И. Щербакову о готовности. Последнее сообщение метеоролога, обещающего ясную погоду над целью, напутствие командира полка — и в воздух взлетают три зелёные ракеты — старт! Однако взлететь с аэродрома Луги ночью на перегруженной машине не так просто. Здесь нет бетонированной полосы. Аэродром представляет собой расчищенную от кустарника площадь. Неровная взлётная полоса в конце разбега сжимается с обеих сторон лесом, и любое отклонение от линии взлёта может привести к серьёзной аварии. Одна за другой машины поднимаются в воздух. Мы взлетаем третьими. И уже через полчаса подходим к линии фронта. Здесь нас ожидает неожиданность — впереди зона сплошной фронтальной облачности с мощными зарницами. Преодолеть грозу верхом не позволяет потолок нашего самолёта. Посоветовавшись со штурманом и радистом, ныряем под облака, чтобы пересечь оба фронта, и метеорологический, и боевой, на малой высоте. Высота всего 300 метров, а нижняя кромка облачности ещё ниже. Впереди путь пересекают длинные трассы крупнокалиберных пулемётов. Приходится войти в облака. На высоте тысяча шестьсот метров выскакиваем в коридор между двумя слоями облачности, летим как в тоннеле. Самолёт слегка болтает. Чувствуется приближение грозы. — Сейчас втюримся, — мрачно изрекает штурман Антонов. — У меня на пулемётах и турели появляется какое-то голубое пламя, — говорит радист Пикалёв. — А у меня с пулемёта стекают снопы искр, — сообщает стрелок Дубина. Я тоже вижу, как на консолях крыла появляется ореол голубого сияния. Самолёт както неестественно вздрагивает — и тут начинается настоящая встряска. Машину корёжит и бросает, как щепку в волнах разбушевавшегося моря. Вжимаюсь в сиденье, глаза впились в приборную доску, с трудом выдерживаю направление полёта. В машине мёртвая тишина — все понимают, что сейчас не до разговоров. Болтанка неимоверная, стрелка вариометра скачет то вверх, то вниз. Стрелки пилотажных приборов «разбежались» в разные стороны.
И вдруг — мгновение покоя, все стрелки занимают своё место. А в следующий миг весь самолёт начинает светиться голубоватым светом, раздаётся оглушительный гром и продолжительный треск. Мы резко проваливаемся, словно какая-то могучая сила бросила нас в преисподнюю. Что-то отрывает меня от сиденья, голова упирается в верхнее остекление кабины, и кажется, что машина сейчас развалится на части. Нет, старушка крепко склеена — выдерживает этот натиск. На мгновение каким-то чудом удаётся выровнять машину и несколько секунд летим тихо, а затем опять приступ бешенства стихии. И вот тишина, особенная оглушительная тишина. Самолёт не шелохнётся. Даже не верится, что мы находимся в воздухе и движемся со скоростью 350 километров в час. — Семь минут шли в грозе, — говорит спокойно Антонов. — Только семь? А мне показалось — целая вечность. Я, товарищ командир, уже несколько раз хватался за кольцо парашюта, — откровенно признался Пикалёв. — Слушай, Петро. У меня фамилия Дубина, а настоящая дубина — это ты. Кто же в самолёте хватается за кольцо? — хохочет стрелок, который в прошлом был укладчиком парашютов и сделал более трёх десятков прыжков. Ему вторят другие. Чувствуется, у всех отлегло от сердца. Некоторое время летим в облаках, постепенно набирая высоту. На пяти тысячах метров начинает высвечиваться звёздное небо. Ещё пятьсот метров — и мы над облаками. Не зная, как бы оценили силу грозы метеорологи, а для нас она была очень грозной. — Внимательно наблюдайте за воздухом, — предупредил я Пикалёва и Дубину.
Сейчас меня волнует два вопроса: все ли машины моей эскадрильи и полка продолжают полёт и как далеко мы отклонились от линии пути во время болтанки в грозе. Попросил Пикалёва послушать, что передают экипажи, хотя мы летим до цели в режиме радиомолчания, но если экипаж вынужден вернуться по какой-либо причине, он обязан немедленно сообщить об этом на командный пункт. Радист сообщает, что несколько машин уже запрашивают посадку: видно, на их долю выпали ещё более тяжёлые испытания, с которыми они не смогли справиться. Гроза осталась позади. Её сполохи видны лишь только стрелку и радисту. Над облачностью летим спокойно, после встряски отдыхаем. К нашему счастью, в облачности появляются разрывы. Они увеличиваются с каждой минутой полёта, проглядывается земля, кое-где виднеются редкие огоньки, просматриваются крупные озера, реки, виден берег моря. — Подходим к району Кенигсберга, — предупреждает Антонов. И тут же закачались лучи прожекторов, заработала зенитная артиллерия. Мы напоролись на зону ПВО Кенигсберга. Несколько прожекторов пытаются схватить наш самолёт. Энергичными манёврами удаётся оторваться от них, сзади справа видны вспышки разрывов зенитных снарядов. Воспользовавшись отсутствием облачности, Антонов измерил ветер и внёс поправку в курс следования к цели. — Саша, сколько нам ещё топать? — спрашиваю Антонова. — Сейчас точно скажу, — он быстро прикидывает, — 1 час 48 минут и 30 секунд. — Ну, это уж ты хватил слишком! — Ничего не слишком: 30 секунд в нашем деле — тоже время. А как у нас с горючим? — Расход нормальный, горючего хватит. Переключив СПУ на весь экипаж, требую лучше смотреть за воздухом. Высота полёта та же — 6 тысяч метров. Я упрямо не хочу подниматься на большую высоту, возможно, над целью придётся даже снижаться под облака. — Командир, надо переходить к набору высоты, — говорит Антонов. — Зачем нам высота? Может, снижаться придётся. — Облачность скоро кончится, нутром чую, — не отстаёт Антонов. — Ты лучше нутром чуй цель, боюсь, выйдем ли мы на неё. — До цели остаётся минут 25, переходи в набор. Честное слово, облачность кончится, — настаивает Антонов. Но так как до сих пор незаметно никаких изменений в состоянии облачности, продолжаю полёт на той же высоте. Меня гложет сомнение: как мы разыщем цель. Она уже близка, а разрывов в облачности нет, всё закрыто сплошными облаками. Не будет ли полёт бесполезным делом? До слёз обидно проделать такой маршрут и, не отыскав цели, уйти не поразив её. — Пошли вниз под облака, — передаю Антонову. Он молчит. Начинаем снижаться. На высоте 5 тысяч метров мы вышли под нижнюю кромку облачности, а вскоре она вообще кончилась, как-то неожиданно оборвалась. Над головой звёзды, под нами нет ни одного облачка. — Что я говорил? — кричит Антонов. — До цели осталось лететь всего 10 минут.
Времени на подъём почти не осталось. Посылаю сектор газа вперёд, моторы ревут почти на максимальной мощности. Поднялись на высоту немногим больше 6 тысяч метров. Переходим в строгий режим полёта. Антонов уткнулся в нижний люк, он только что предупредил, что мы находимся в районе цели. Что-то не хочется верить этому, слишком спокойно кругом — нет прожекторов, нет разрыва снарядов зениток. — Саша, ты точно уверен, что мы над целью? — спрашиваю Антонова. -Точно, точно. Держим курс, уточняю данные для бомбардирования. Сейчас Берлин будет под нами. У меня нет оснований не верить штурману, за время совместных полётов с ним множество раз попадали в исключительно сложную обстановку, однако не было случая, чтобы мой боевой друг покривил душой и сделал не то, что нужно. Наконецто, чёрт возьми, мы добрались до тебя, фашистское логово…
(Окончание следует.)
#газета #землянижегородская #война #возвращённыеимена #берлин #бомбардировка #авиация
