ЗАПИСКА В БРОНЗЕ
Точка памяти – Вязьма
Памятник, который вы видите, установлен в городе Вязьме на месте пересыльного лагеря военнопленных Дулаг-184. В октябре-декабре 1941-го немцы согнали сюда и удерживали наших военных, в том числе, раненых и больных, попавших в окружение и не сумевших выйти из Вяземского котла. Большую часть пленных оставили прямо на обнесенном колючей проволокой пустыре — под дулами пулеметов на сторожевых вышках. Другим позволили «разместиться» в недостроенных сооружениях авиационного завода — без крыши, окон и дверей.
Умерших от ран, инфекций, истощения и расстрелянных хоронили в наспех вырытых погребальных рвах. Это выяснилось летом 43-го, когда после освобождения Вязьмы было проведено обследование территории. Тогда обнаружили и частично вскрыли 45 погребальных рвов — каждый сто метров в длину и четыре в ширину. По нынешним, уточненным данным Минобороны РФ, численность погребенных на месте вяземского Дулага-184 и рядом с ним может превышать 70 тысяч человек. С наибольшей достоверностью, по обнаруженным недавно спискам трех лазаретов при этом пересыльном лагере, установлены имена 4 тысяч погибших и захороненных на вяземской земле. Среди погибших в лагере было много наших земляков, чьи имена в областной Книге памяти до сих пор имеют отметку — «Пропал без вести».Списки погибших и захороненных в Дулаге-184 нам помогли достать в Российском военно-историческом обществе. Теперь наша задача — поработать с ними, отыскать имена горьковчан, сделать уточнения, и только тогда они смогут появиться в газете. А пока обратите внимание на вторую фотографию. Это фрагмент вяземского мемориала — записка красноармейца Крутова, увековеченная в бронзе. Конечно, эта записка привлекает внимание всех, кто приходит сюда. А у нас к ней внимание особое.
* * *
В августе 1963 года в Смоленский краеведческий музей поступил экспонат — ржавая гильза от крупнокалиберного пулемёта. Её нашел на своём огороде житель посёлка Хиславичи Смоленской области Иван Максимович Гурко. Сама гильза — реликвия не редкая в местах, где проходила война. Но поступивший экспонат заинтересовал тем, что горловина патрона была заткнута прогнившей деревянной пробкой. Когда её вытащили, то обнаружили в патроне два листочка смятой бумаги. На них было написано химическим карандашом письмо, которое с трудом, но удалось прочитать: «10 октября 1941 года. Дорогие русские люди! Соотечественники! Не забывайте нас. Мы, сколько могли бороться, боролись с фашистскими псами. Но вот приходит конец. Нас захватили в плен раненых. Истекаем кровью. Морят голодом и издеваются над нами. Гонят нас насильно в Починок. А что дальше будет, не знаем. Много народу уже померло от голода и побито. Кто найдет эту записку, пускай передаст ее в любые органы власти: в сельсовет, или колхоз, или архив. Может быть, останутся живы люди на русской земле. Не может быть, чтобы эти гады всех перебили. Кто после нас будет жить, пускай помнит, что люди боролись за свою Родину, любили ее, как мать. Мы непобедимы. Я рядовой Красной армии 45-й танковой дивизии 58-го полка Крутов Степан Маркелович». Конечно, не вся записка процитирована на мемориале. Не вошло для нас самое главное: Крутов сообщил год своего рождения, 1915-й, и адрес — Горьковская область, Ковернинский район, д. Меланино. Нетрудно было представить судьбу человека, написавшего эту записку. Вряд ли ему удалось выжить… Долгие годы поиск солдата вёл московский писатель и историк Лев Александрович Безыменский. Вот как он об этом рассказывает: «Иногда бывает так, что литературные сюжеты получают собственное развитие, которое автор не может предвидеть. Когда я стоял перед стендом смоленского музея и читал потрясшее меня до глубины души предсмертное письмо Степана Крутова, я не предвидел, что случится дальше. А случилось вот что. Казалось бы, письмо содержало точные координаты поиска: место рождения солдата и номер войсковой части. Естественно, я спросил работников музея, не пытались ли они установить дальнейшую судьбу автора письма или, по крайней мере, узнать что-либо о нём от односельчан. Да, пытались и узнали, что он, кажется, не погиб… Решив продолжить поиск, я обратился к помощи Министерства обороны. Мне пришлось в нём бывать, и я знал, какую огромную и самоотверженную работу ведут сотрудники архива, когда надо разыскать человека либо документ. Увы, на этот раз ответ был отрицательный: 58-й полк, который был указан в записке, не входил в 45-ю танковую дивизию, в списках безвозвратных потерь Степан Крутов не числился». Тупиковая ситуация. Как вести поиск дальше? Нам удалось разгадать эту загадку. Никакая 45-я танковая дивизия на этом направлении бои не вела. На самом деле, Степан Крутов был бойцом 45-й отдельной кавалерийской дивизии. Каждому военному человеку понятно, почему он сообщил неверные данные. Попала бы его записка к немцам, они бы точно знали, с кем воюют, не надо ничего разведывать. Осень 1941 года для кавалеристов была трудной. 45-я дивизия не выходила из боёв, поддерживая своими стремительными атаками пехотинцев. Нам удалось найти воспоминания бывшего начальника штаба 45-й дивизии В.А. Белявского. Вот как он описывает трагедию тех октябрьских дней: «К вечеру 12 октября остатки дивизии были в сборе — всего 97 человек. К ним присоединились танкисты и ещё до сотни бойцов из различных стрелковых частей. Как только стемнело, тронулись к реке Вязьме. Выпал снег, морозило, было очень холодно. Разведку реки производили вплавь. Сняв шинели, несколько человек мужественно вошли в ледяную воду. Разведав реку, начали переправу. Из ящиков, повозок, скрепленных сенными арканами и проволокой, снятой с телеграфных столбов, мы соорудили несколько своеобразных паромов. Их тянули на другую сторону, затем пустые возвращали обратно». Степана Крутова среди вышедших из окружения бойцов не было. Попав в плен, он стал узником Дулага-184. Проследим дальнейшую нить поиска Льва Безыменского: «Я позвонил в Горьковский архив и попросил уточнить, где находится село Меланино и что там знают о Крутове. Вскоре всё встало на свои места. Район — Ковернинский, деревня — Галанино. И Крутова там помнят, его отец одним из первых вступил в местный колхоз «Красная деревня». Степан Крутов первый раз был призван в армию в 1937 году, служил, заметим, в кавалерийском полку. Участвовал в зимней войне с Финляндией, затем участвовал в освободительном походе по Западной Белоруссии. Осенью 1940 года уволился в запас. Вернулся в родную деревню, работал бригадиром. Женился, но семейная жизнь не сложилась. Детей молодая семья не нажила. Отмечали, что Степан был весёлым человеком, участвовал в самодеятельности. Даже с финской войны присылал весёлые письма. Во второй раз в армию был мобилизован уже на войну. Попал в 58-й кавалерийский полк 45-й отдельной кавалерийской дивизии, которая формировалась из призывников Мордовии, Чувашии, Горьковской и Кировской областей. Бои под Москвой, дальше — плен. Все годы войны он считался пропавшим без вести. Но не в плену встретил Степан Маркелович известие о Победе. К этому времени он был во Франции бойцом одного из отрядов Сопротивления. До этого два раза бежал из плена. В первый раз поймали, травили собаками и сильно били. Во второй раз бежал, уже находясь во Франции. Удачно. Его вместе с товарищем Петром приютила у себя французская семья Марселя и Елены Богуэн. Марсель — врач по специальности и арендатор земли — был связан с французскими партизанами. Он помог беглецам уйти в отряд. К сожалению, Степан Маркелович Крутов умер слишком рано — в 1966 году. Тогда он ещё ничего не мог рассказать о своём участии в партизанском движении во Франции. Соответствующие органы просили об этом не распространяться. Так что эта сторона судьбы солдата Крутова навсегда останется неизвестной. Хотя, почему? Вернувшись из Франции, он прошёл тщательную проверку и написал не один отчёт о своём пребывании в партизанских отрядах — маки. Возможно, когда-нибудь будут рассекречены и эти документы. Когда-то всё, что вы прочитали, было тоже покрыто тайной.
Вячеслав ФЁДОРОВ.
#газета #землянижегородская #война #возвращённыеимена #вязьма #памятник #записка
