О нем рассказала фотография

Утром 23 июня 1943 года газета «Горьковская коммуна» пришла к своим читателям с фотографией боевого летчика на первой странице.Под фотографией была подпись:«Действующая армия (северо-восточнее Новороссийска). Тремя орденами Союза награжден бывший студент авиатехникума в гор. Горьком, ныне летчик-штурмовик лейтенант Борис Семенович Страхов. На его счету 70 штурмовых вылетов».Этот снимок перед вами. Никаких подробностей о летчике не сообщалось.Если вчитаться в газетные сообщения тех дней, то картина вырисовывалась ясная: эпицентр напряженных боев сместился к югу. Шли воздушные сражения в небе над Кубанью. Видимо, одного из героев этих сражений и запечатлел на фотографии фронтовой репортер Телеграфного агентства Советского Союза. Им оказался наш земляк.Столько лет прошло с появления этого фото на газетной полосе. Казалось бы, ситуация безнадежная: что можно узнать о летчике, глядя на одну лишь фотографию? Можно ли хоть как-то прояснить его судьбу?Так начался наш поиск.

Вы не поверите, и нам это удалось с трудом. Летчику всего 21 год. А судя по наградам, он уже признанный ас. Начал воевать с мая 1942 года в звании младшего лейтенанта. Первый боевой орден — Красной Звезды — получил в декабре.

Из боевой характеристики заместителя командира эскадрильи лейтенанта Бориса Страхова:

«Летает на самолетах У-2, Р- 5, УТ-2, СБ и Ил-2. Имеет общий налет 266 часов, из них боевой налет 45 часов.

За 11 успешных штурмовых боевых вылетов на Брянском фронте и за Гизельскую операцию под Орджоникидзе награжден орденом Красной Звезды.

После чего произвел еще 30 боевых вылетов на штурмовку мотоколонн, артпозиций и живой силы противника.

Летал девять раз ведущим шестерки и четверки, ведущим пары и семь раз ведущим звена. За весь период боевой работы не имел ни одной потери материальной части и летного состава. Сам лично уничтожил 38 автомашин с войсками и грузами, 10 танков, 2 полевых орудия, 3 зенитные точки, склад боеприпасов, 2 повозки с грузами, одну переправу, тягач и до 150 человек живой силы противника».

Два последующих ордена Красного Знамени лейтенант Борис Страхов получил с интервалом… в двадцать дней — в мае 1943 года.

Возможно, газетный снимок и был сделан после награждения.

В боевой характеристике упоминаются самолеты, на которых приходилось летать Борису Страхову. Первый — У-2, понятно, на нем он учился летать. Р-5 хоть и считался боевым, но тоже, видимо, был из разряда учебных, и дальше УТ-2 — учебно-тренировочный. И вот война… Борис Страхов осваивает штурмовик Ил-2. В это время формируются первые штурмовые авиационные полки. Точно можно сказать, что Борис Страхов стал одним из первых летчиков-штурмовиков. В боевой характеристике есть отметка: техника пилотирования отличная.

Ил-2 был секретной машиной, зашифрованной индексом «Н». Привычно видеть штурмовик двухместным, со стрелком, прикрывающим хвост самолета. Первые машины приходили на фронт одноместными. Управлять ими было сложно. Летчику требовалась не только хорошая техника пилотирования, но и владение оружием, которым был оснащен самолет. В штурмовики отбирали летчиков отчаянной смелости. Идти на огонь вражеских зениток было для них обычным делом. Каждый вылет мог стать последним.

В одном из наградных листов на Бориса Страхова читаем:

«Наиболее яркие примеры боевой работы младшего лейтенанта Страхова:

1. 27.XI.1942 г. летал ведущим шестерки три раза, при этом уничтожено до 12 полевых орудий, 5 крытых автомашин, подавлен огонь двух батарей зенитной артиллерии противника. Потери материальной части и летного состава не имел.

2. 28.XI.1942 г. летал ведущим шестерки три раза, при этом уничтожено до 8 автомашин с войсками и грузами, 2 полевых орудия, 8 танков, рассеяно и частично уничтожено до двух взводов пехоты.

3. 29.ХI.1942 г. летал на разведку со штурмовкой на полный радиус действия самолета в паре — ведущим. Задание, по заключению командира, выполнено отлично, несмотря на то, что выполнялось в сложных метеорологических условиях, на малой высоте и в гористой местности.

4. 14.IV.1943 г. летал ведущим пары в составе шестерки на штурмовку артпозиций в район юго-восточнее Крымской. Несмотря на очень сложные метеоусловия, задание выполнено отлично. Командующий наземными войсками объявил благодарность.

5. 23.IV.1943 г. летал ведущим шестерки в район Широкая Щель, задание было выполнено. Командующий 18-й армией благодарил за отличную боевую работу.

Работая заместителем командира авиаэскадрильи, младший лейтенант Борис Семенович Страхов показал себя дисциплинированным, требовательным к себе и подчиненным. Авиаэскадрилья произвела 152 боевых вылета, имея четыре потери материальной части и личного состава».

Что еще могут рассказать нам о Борисе Страхове наградные листы? Из них стало известно, что служил он в 805‑м штурмовом авиационном полку 230-й штурмовой авиационной дивизии 4-й Воздушной армии Северо-Кавказского фронта.

За время боев на Кавказе 230-я штурмовая авиационная дивизия стала Краснознаменной, была награждена орденом Суворова II степени и получила почетное наименование Кубанской.

Нам удалось разыскать в архиве еще один наградной лист на представление лейтенанта Бориса Страхова к награждению орденом Красного Знамени. Операция, за которую он награждался, была не совсем обычная, и орденом он был награжден в необычных условиях.

Читаем наградной лист:

«Утром 26 мая 1943 года, будучи заместителем ведущего 10 самолетов Ил-2, выполнял специальное задание командующего Северо-Кавказским фронтом по постановке дымовой завесы на участке Киевское, Молдавское. Несмотря на сильное противодействие и массированный огонь зенитной артиллерии противника, задача выполнена успешно. Дымовая завеса была поставлена на указанном командованием участке точно в срок.

Вся система наблюдения пунктов артиллерии противника и его огневые точки были ослеплены и лишены возможности вести организованный огонь по нашей наступающей пехоте.

Под прикрытием дымовой завесы перешедшая в атаку пехота с малыми потерями овладела передним краем сильно укрепленной оборонительной полосы противника, что способствовало развитию успеха в наступательной операции по изгнанию ненавистных оккупантов с советской Тамани».

Совершенно неожиданно мы нашли подробное описание этой операции в книге Героя Советского Союза Анны Александровны Тимофеевой-Егоровой «Я «Береза», как меня слышите?..» Как оказалось, она сама принимала в ней участие. Анна Егорова была первой женщиной-летчицей в штурмовой авиации. В 1942 году она добилась перевода из эскадрильи связи, где совершила более двухсот вылетов, преимущественно в ночное время. Это и послужило ей пропуском в штурмовики, где нужно было хорошо ориентироваться в полетах.

А перевели Анну Егорову в 805-й штурмовой авиационный полк, где к тому времени уже служил Борис Страхов. И в операции по постановке дымовой завесы они участвовали вместе.

«В конце мая 1943 года командир полка Козин построил весь летный состав на аэродроме и взволнованно сказал:

— Товарищи летчики! Кто готов выполнить особое задание командования Северо-Кавказского фронта, прошу выйти из строя.

Все летчики как один шагнули вперед.

— Нет, так не пойдет! — улыбнулся Козин. — Придется отбирать.

— Майор Керов, три шага вперед.

Павел Керов, командир первой эскадрильи, ветеран полка, мастер штурмовых ударов, вышел вперед.

-… Сухоруков, Пашков, Фролов… — обводя шеренгу взглядом, называл командир полка фамилии летчиков.

— Егорова, — услышала я свою фамилию. — Страхов, Тищенко, Грудняк, Соколов, Зиновьев, Подыненогин…

И все мы выходили из строя на три шага вперед.

Всего в группу командир полка Козин включил девятнадцать человек — трех комэсков, всех командиров звеньев и старших летчиков с боевым опытом.

Вскоре нас приняли командующий фронтом генерал И. Е. Петров и командующий 4-й воздушной армией генерал К. А. Вершинин.

— Задача у вас, товарищи, по замыслу простая, а по исполнению очень трудная, — обратился к нам командующий фронтом, поправляя пенсне и немного заикаясь. — Нашим войскам предстоит прорвать Голубую линию фашистской обороны. Но прежде всего надо замаскировать наступающих — поставить дымовую завесу. Это сделаете вы, — генерал Петров внимательно посмотрел в мою сторону, и я даже плечи сжала, думаю, вот сейчас спросит: «Зачем здесь женщина?»

Но взгляд командующего перешел на других летчиков, стоявших вокруг макета Голубой линии, — от сердца у меня отлегло.

Затем о том, как выполнять задание, нам рассказал генерал Вершинин. Лететь предстояло без бомб, без реактивных снарядов, без турельных пулеметов в задней кабине, пушки и пулеметы вообще не заряжать. Лететь без стрелков, почти над землей. Чем ниже, тем лучше. Вместо бомб на бомбодержателях будут подвешены баллоны с дымным газом. Этот газ, соединяясь с воздухом, и образует дымовую завесу.

— Самое сложное в том, что нельзя маневрировать, — генерал Вершинин склонился над картой. — Вот, семь километров без маневра по прямой и на предельно малой высоте. Понятно, почему маневрировать нельзя?

— Получится рваная завеса вместо сплошной, — сказал кто-то из летчиков.

— А рваная завеса — значит, атака где-то захлебнется, — заметил Петров, поглаживая рыжеватые усы. — Поэтому завеса должна быть такой, чтобы через нее луч прожектора не пробился, — сплошной, ровной, как линейка.

— Действовать будете так, — продолжил Вершинин. — Как увидел, что впереди идущий выпустил дым, отсчитай три секунды — и нажимай на гашетки. Маневрировать — значит сорвать задание. Но лететь будете над огнем, под огнем, среди огня… Остается только пожелать доброй работы да счастливого возвращения.

Прощаясь, генерал Вершинин предложил:

— Если кто передумал, не стесняйтесь, откажитесь. Нужно, чтобы полетели летчики, твердо верящие в то, что выполнят задание и обязательно вернутся на свой аэродром.

Никто из нас на предложение генерала не ответил».

26 мая, едва зарозовел восток, мы на полуторке отправились на аэродром. Михаил Николаевич Козин, всегда веселый, общительный, был мрачнее тучи. Не то сердился, что ему не разрешили лететь, не то переживал за нас. А летчики? Каково было наше настроение перед столь опасным вылетом?

Я уже хорошо знала всех и, сидя на скамеечке в кузове грузовика, упираясь спиной в кабину, смотрела на своих боевых друзей, до безрассудства смелых в бою, а нa земле таких обыкновенных, чуточку смешных — чем-то напоминающих моих братьев.

… Мои раздумья неожиданно прервал какой-то сильный стук — это пилоты забарабанили по кабине грузовика и в несколько голосов закричали шоферу;

— Стой! Стой! Куда несешься?..

Шофер затормозил машину, а ему приказывают:

— Пяться скорей назад!

Оказывается, дорогу на аэродром перебежала кошка. Это уже беда… Второй раз ребята остановили машину и заставили шофера дать задний ход, когда навстречу нам попалась женщина с пустыми ведрами на коромысле. Летчики, что там говорить, народ не суеверный, но на всякий случай меры принять не мешает. Мало ли что…

… Но вот и аэродром. Техники, механики, мотористы, прибористы, оружейники — все у самолетов.

Механик моего Ил-2 Тютюнник, на ходу вытирая огрубевшие, натруженные руки, доложил о готовности самолета.

Включаю рацию. В наушниках голос ведущего группы майора Керова. Получаю разрешение выруливать.

Первым взлетает майор Керов. Мы быстро пристраиваемся к ведущему и занимаем боевой порядок. Оглянувшись назад, я вижу на востоке огромное восходящее солнце и небо, озаренное яркими лучами, а на западе, по нашему курсу, небо темное, дым и туман по земле стелется.

Голубая линия встретила нас четырехслойным огнем дальнобойных зениток. Взрывы снарядов, преграждая путь штурмовикам, встали стеной. Наша группа пробилась сквозь этот заслон на минимальной высоте и вышла к станице Киевской.

Небо снова прорезали зловещие трассы. Снаряды «эрликонов» красными шариками чертят небо, осколки разорванного металла барабанят по броне самолета. Уже бьют вражеские минометы, крупнокалиберные пулеметы. Летим в кромешном аду. Но нельзя изменить ни курс, ни высоту. Надо идти только по прямой. Море огня бушует, я уже невольно прижимаюсь к бронеспинке самолета. А секунды кажутся вечностью, и так хочется закрыть глаза и не видеть этого ада!..

Вдруг из-под фюзеляжа самолета, летевшего впереди меня, вырвался дым. «Двадцать один, двадцать два, двадцать три», — отсчитываю я три секунды. Ох, какие же они длинные, эти секунды! Наконец нажимаю на гашетки. Теперь будь что будет, но я и впереди идущий летчик задание выполнили точно. Мы не свернули с курса и не изменили высоты.

Так хочется взглянуть, что там, на земле, как стелется завеса, не разорвалась ли где, но отвлекаться нельзя. Наконец Керов, а за ним и все штурмовики развернулись вправо, на восток, и начали набирать высоту. Задание выполнено.

Пролетаем над аэродромом сопровождающих нас истребителей. В шлемофонах голос Керова — густой, ровный, как его характер:

— Спасибо! Работали отлично! — он благодарит истребителей за сопровождение.

На душе радостно: мы возвращаемся все.

В шлемофоне снова раздается:

— Внимание, горбатые!

«Горбатые» — это мы. Так называли наши штурмовики за кабину, выступавшую над фюзеляжем. Я настораживаюсь.

— За успешное выполнение задания, — звучит в эфире, — и проявленное мужество все летчики, участвовавшие в постановке дымовой завесы, награждены орденом Красного Знамени…»

Нашли мы и самый печальный документ, итоживший жизнь летчика-штурмовика Бориса Страхова, — «Список безвозвратных потерь офицерского состава 230-й Кубанской штурмовой авиадивизии в период с 8 по 12 ноября 1943 года».

«11 ноября при выполнении боевого задания был сбит самолет старшего лейтенанта Бориса Семеновича Страхова. Летчик упал в море».

И вновь мы обращаемся к воспоминаниям Анны Александровны Тимофеевой-Егоровой:

«Не вернулся после боевого вылета на косу Чушка любимец полка Боря Страхов. Только через день его привезли к нам моряки и рассказали, что лейтенанта прибило к берегу волной в районе Анапы. Мы хоронили Страхова дивизией со всеми воинскими почестями в станице Джигитской. В войну летчиков редко хоронили, потому что они, как правило, гибли там, где вели бой. Я стояла у гроба Бориса, горько плакала и не верила, что он мертв. Казалось, вот сейчас поднимется, взглянет серо-зелеными глазами, подкрутит несуществующие усы, спросит: «И зачем это девчонок на войну берут?» — и протянет мне сорванный у капонира полевой цветок, как это делал очень часто…

В последнем своем боевом вылете Борис водил шестерку «илов» на штурмовку и бомбометание парома с железнодорожным эшелоном у косы Чушка. Штурмовики летели под нижней кромкой облаков на высоте 700 метров. На подходе к цели летчики удивились: противник почему-то не открыл зенитный огонь по самолетам. Страхов и его ведомые понимали, что вражеские зенитки заранее сделали пристрелку по нижней кромке облаков, и стали выполнять размашистый противозенитный маневр по курсу, по высоте. Зенитки продолжали молчать. Летчики хотели поскорее увидеть их, увидеть первые разрывы, чтобы знать, куда отвернуть самолет, но небо было чистым до самых облаков.

Но вот у причала косы Чушка Борис Страхов заметил паром — с него сползал паровоз с вагонами. На платформах под брезентом, судя по очертаниям, танки, орудия, автомашины, а в крытых вагонах, скорее всего, боеприпасы. И только ведущий перевел свой самолет в пикирование, как несколько зенитных батарей одновременно рванули небо мощным залпом. Летчики не дрогнули, а продолжали свое стремительное движение на цель, ведя огонь из пушек, пулеметов, выпуская эрэсы. С малой высоты штурмовики сбросили стокилограммовые бомбы со взрывателями замедленного действия. Через двадцать две секунды взрыватели сработали, и ослепительное зарево закрыло всю косу Чушка.

Когда группа возвращалась домой, уже над Черным морем летчики увидели, что машина их ведущего сильно повреждена и идет со снижением. Видимо, и Страхов был ранен. Радио молчало. И вдруг из-за облаков выскочили четыре «фоккера». Как шакалы, они набросились на самолет ведущего. Он резко взмыл, возможно, хотел пропустить гитлеровцев вперед да сам атаковать, но самолет уже был неуправляем и с креном опустился в морскую пучину…

Так не стало Бориса Страхова, белокурого парня из Горького, командира первой эскадрильи. В полку тяжело переживали гибель Бориса…»

Навсегда в газете военных лет осталась фотография молодого парня, летчика-штурмовика Бориса Страхова. До сих пор ничего большего, чем было написано под ней, она не говорила. Мы, как могли, восстановили военную судьбу летчика. Но это еще не все. К тем трем орденам, что прикреплены к его гимнастерке, надо добавить еще два. За бои лета 1943 года он был награжден третьим орденом Красного Знамени и посмертно — орденом Отечественной войны I степени.

Публикацию подготовил Вячеслав ФЕДОРОВ.