Аркадий Гайдар: остался в окружении, чтобы…
Миллионы ребят были благодарны ему за игру в «тимуровцев». Книги Гайдара учили ребятню быть смелыми, добрыми, отзывчивыми, приходить всегда на помощь и любить свою Родину.Гайдар признавался, что у него была «обыкновенная биография в необыкновенное время».Тридцать семь лет, прожитые Гайдаром, изобиловали дерзкими порывами, отважными поступками, ошибочными решениями, непредсказуемыми поворотами судьбы.Драматически сложилась у Гайдара и посмертная судьба. И вроде бы все было ясно в обстоятельствах его гибели, но в печати появляются материалы с изложением иных версий, чем официальная. Писатель Борис Камов, биограф Гайдара, многие годы собиравший о нем документальные свидетельства, рассказывает подробности поиска погибшего писателя, которые были предприняты после окончания войны.
Решение
21 июля 1941 года Аркадий Петрович Гайдар уехал на Юго-Западный фронт, в Киев, военным корреспондентом «Комсомольской правды». С передовой он прислал несколько очерков и статей.
Когда Киев был окружен и Гайдару предложили место в последнем самолете, который уходил в Москву, он лететь отказался. Доводов у Гайдара было два. Первый: он полагал, что не имеет права воспользоваться самолетом, поскольку такой возможности нет у бойцов и командиров окруженной армии.
А второй довод был такой: Гайдар хотел пройти с окруженной армией весь ее путь. Он думал, если останется жив, написать книгу об этом небывалом исходе, с которым невозможно сравнить даже исход библейский. В окружении под Киевом оказалась армия в 660 тысяч лучших командиров и бойцов. Это в два раза больше, чем мы взяли немцев в плен под Сталинградом в 1943-м. Но ведь было еще и мирное население. Оно бросилось за армией прежде всего из Киева.
Брат мой – враг мой?
Перегруженный «Дуглас» оторвался от взлетной дорожки полевого аэродрома под Киевом и взял курс на Харьков и Москву. В самолете среди других пассажиров находилась группа журналистов. Гайдар их провожал и долго махал вслед уже взлетевшей машине.
На другой день, 19 сентября 1941 года, Киев пал. Журналистов, которые успели вернуться в Москву, спросили:
– Где Лапин и Хацревин?.. Где Юрий Крымов?.. Где Евгений Долматовский?.. Где Аркадий Гайдар?
Где находятся Лапин и Хацревин, ответить никто не мог. Позднее стало известно: у Захара Хацревина при отступлении пошла горлом кровь. Борис Лапин его не оставил. Они погибли вместе.
Где Юрий Крымов, из прибывших тоже никто не знал. В 1943 году колхозник А. Я. Коваленко передал командованию документы и письма убитого писателя Ю. С. Крымова, которого он хоронил.
Затерялись и следы Евгения Долматовского. Тогда невозможно было представить, что Долматовский попадет в плен, ему помогут бежать, он доберется до наших и только несколько десятилетий спустя сумеет опубликовать одну из самых трагических и беспощадных книг о войне – «Зеленая брама».
Так было со многими: Щуэр, Сиславский, Корицкий, Сапиго – все они остались с окруженной армией. Никто из них не бросился напролом захватывать место в последнем самолете.
Прилетевшие в Москву газетчики не выглядели героями, хотя пытались. Была придумана байка, что за совершенно безоружным «Дугласом» гонялся «Мессершмитт». И будто бы поединок закончился тем, что немецкий истребитель врезался в склон холма.
В этой ситуации, щекотливой для спасшихся, только относительно Гайдара все оказалось совершенно ясно:
– Все в порядке, Гайдар жив-здоров. Даже нас провожал. Только лететь отказался, хотя ему предлагали.
На тех, кто снимал допрос с прибывших, эта новость произвела сильное впечатление, что подметил присутствовавший здесь же молодой фоторепортер. Он считался уже мастером: хорошо фотографировал бойцов на отдыхе, пленных под конвоем и горы трофейной техники.
– Гайдар все время учил немецкий язык, – вспомнил репортер.
Эти факты дали расследованию новый поворот. На фоне подозрительного отказа Гайдара прилет остальных выглядел поступком глубоко патриотичным.
Свои наблюдения и объяснения к ним фотомастер изложил на бумаге. И никто не сказал ему, что он подлец.
Так возникла версия (зафиксированная где надо) о подозрительном невозвращении специального корреспондента «Комсомольской правды», члена Союза писателей, орденоносца А. П. Гайдара.
Это была еще и очень удобная версия. Она позволяла не отвечать на вопрос: кто персонально повинен в том, что в сентябре 1941-го на Юго-Западном фронте журналистский корпус понес невосполнимые потери?..
Загадочное послание
Дня через три после прилета последнего «Дугласа» из Киева Дора Матвеевна Гайдар вынула из ящика конверт. Адрес был написан незнакомой рукой, что напугало женщину, а в конверте лежало письмо от Аркадия Петровича: «Дорогая Дорочка, – писал он жене. – Пользуясь случаем, пересылаю письмо самолетом».
Что самолет последний, писать не стал.
«Вчера вернулся и завтра выезжаю на передовую, и связь со мною будет прервана. Посмотри на Киев, на карту, и все поймешь сама.
У вас на центральном участке положение пока благополучное…»
Это он объяснял Доре Матвеевне, чтобы она пока оставалась с дочкой Женей в Москве, не срывалась с места.
«Эти товарищи, которые передадут тебе письмо, из одной со мной бригады. Напои их чаем или вином. Они тебе обо мне расскажут».
Дора Матвеевна поняла: письмо ей должны были принести. И что-то важное сообщить. А главное, ей нужно было спросить: с кем Аркадий Петрович остался? Какие у него возможности выйти из окружения? Ведь радио уже передало: Киев пал.
Первым желанием Доры Матвеевны стало найти людей, которые привезли письмо. Однако на конверте не было указано ни имен, ни адреса отправителей. А в самом конверте не оказалось даже записочки: «Мол, извините, уважаемая Дора Матвеевна, – служба…»
Дора Матвеевна еще не знала: уже работала версия, привезенная из Киева «товарищами». С версией ей еще предстояло познакомиться.
А по Москве уже гулял слушок: «Остался сам. Поверишь?» – «Кто бы мог подумать!» – «Оказалось, мать дворянка. А в анкетах писал – фельдшерица».
Короткое воспоминание о будущем
В 1981 году я заканчивал подготовку последнего тома нового собрания сочинений А. П. Гайдара, которое выходило в издательстве «Детская литература». Мне понадобилось разрешение Доры Матвеевны на опубликование полного текста фронтовых писем Аркадия Петровича (которые до той поры печатались с сокращениями).
Дав разрешение восстановить все пропуски, Дора Матвеевна попросила сказать в комментариях следующее:
– Последнее письмо Аркадия Петровича мы с Женей получили по почте. Никто не пришел к нам ни в сорок первом, ни сорок лет спустя. Последняя просьба Гайдара – прийти и рассказать нам о нем – осталась невыполненной…
Дора Матвеевна знала: «эти товарищи», с которыми Гайдар послал свое последнее письмо, живы и здоровы. Но о своей совместной службе с Гайдаром на Юго-Западном фронте они предпочитали долгое время не упоминать.
Лишь четверть века спустя, когда вдруг сделалось модным писать о солдатском подвиге Гайдара, «товарищи» из бригады «Комсомольской правды» стали навязчиво заполнять страницы газет и журналов воспоминаниями о своей дружбе с Гайдаром на войне.
Попутная версия: кто привез письмо?
Ответить на этот вопрос было сложно… Ведь ни один из журналистов, в сентябре 1941-го прилетевших из Киева на последнем «Дугласе», не признался, что Гайдар послал с ним (или с ними) свой последний привет семье.
В книге бывших военных корреспондентов «Комсомольской правды» Михаила Котова и Владимира Лясковского «Всадник, скачущий впереди» рассказано о том, как они улетали на последнем «Дугласе» из Киева, а Гайдар их провожал.
Он упаковал в вещевой мешок провиант: три банки мясных консервов и пшенную кашу-концентрат.
– В Москве туговато с харчем, берите, черти, благодарить будете… – будто бы сказал он им на прощание.
С Котовым и Лясковским Гайдар передал официальный рапорт заместителю главного редактора «Комсомолки» Борису Буркову.
– Вручите лично, – сказал Гайдар. – Здесь все объяснено… Кстати, не смущайтесь, что тут есть похвальные слова.
Похвальные слова, надо полагать, были о будущих авторах книги.
Затем Аркадий Петрович передал подарки «кому-нибудь в военном отделе редакции», «Коле Данилову – моему приятелю», «милую штучку» – пистолет – Борису Буркову. Посетовал, что Котов и Лясковский «к Юрке Крымову не успели заехать» – взять у него письмо к его жене. «Он, как Ромео, своей Джульетте весточку подготовил», – будто бы сказал Гайдар.
Если верить авторам, в развеселой суете перед отлетом Гайдар не нашел минуты вспомнить лишь о своей жене.
На самом деле он Дору Матвеевну вспомнил и ей написал. Я сам держал письмо в руках. В нем обозначена оказия – «посылаю… самолетом». Время – перед падением Киева: «Посмотри на Киев, на карту, и поймешь сама…» И уточнено: «Эти товарищи, которые передадут тебе письмо, из одной со мной бригады».
Я полагал: это Котов и Лясковский. Но я мог и ошибиться. По счастью, имеется возможность проверить мою версию. Для этого вернемся ненадолго в Киев 18 сентября 1941 года.
Консервы и концентраты Гайдар кладет в вещмешок Котова и Лясковского. (Любопытно, что при этом Гайдару как бы не приходит в голову мысль: а не голодно ли в Москве и его жене с дочкой?) Рапорт Буркову – с похвальными словами о «товарищах» – отправляет тоже с Котовым и Лясковским. Подарки всем редакционным работникам – с ними же. А самое главное – письмо домой – с кем-то чужим? Нелепо.
…Не принесли. Не рассказали. Не пришли с бутылкой вина и коробкой конфет (помните в письме: «Напои их чаем или вином») хотя бы много лет спустя. И даже не упомянули нигде, что письмо Гайдар отправил с ними.
Дело их совести.
Секретная версия
(продолжение)
После того как Аркадий Петрович предупредил Дору Матвеевну: «Связь со мной будет прервана», много месяцев о нем не поступало никаких сведений. Лишь в мае 1942 года в ящик для писем с фронта, который стоял в вестибюле Союза писателей СССР в Москве, кто-то опустил солдатский треугольник.
Уважаемая товарищ Гайдар! – так начиналось письмо. – …Выполняя просьбу вашего мужа, Гайдара Аркадия Петровича, сообщаю вам, что он героически погиб от рук фашистских варваров 26 октября 1941 года…
Вы знаете, что Аркадий Петрович… был корреспондентом Юго-Западного фронта… Когда образовалось окружение, то Гайдару предложили вылететь на самолете, но он отказался и остался с окруженной армией. Когда часть армии была разбита, то мы, выходя из окружения, остались в партизанском отряде в приднепровских лесах. И однажды мы ходили по продукты на свою базу и нарвались на немецкую засаду, где и был убит тов. Гайдар Аркадий Петрович.
Его могила находится в Полтавской области, около железной дороги, которая идет с Канева на Золотоношу. Если ехать с Канева, то надо доехать до станции Леплява… Там есть будка, вот около этой будки на правой стороне железной дороги, метрах в пяти от полотна, и похоронен он. Будочник знает могилу… Остаюсь – лейтенант с. Абрамов.
Это письмо я передаю из временно оккупированной Украины…»
Но в официальных кругах письмо достоверным признано не было. Оставалось неизвестным, кто такой лейтенант с. Абрамов: на треугольнике не было обратного адреса. И потом, выглядело весьма подозрительным, что какой-то случайный лейтенант отлично знал, что Гайдар не полетел на самолете.
Возникла еще одна версия, которая подкрепляла главную: не сам ли Гайдар мог прислать это письмо?
В сложившейся ситуации по просьбе близких писателя военное командование поручило разведгруппе, которая действовала на территории Полтавской области, проверить сведения, сообщенные лейтенантом Абрамовым.
В августе 1943 года из немецкого тыла пришло донесение старшего лейтенанта И. Гончаренко. Тот писал, что «лично тоже встречался и много беседовал» с Гайдаром «в октябре 1941 года» под Леплявой. И подтверждал также, что Аркадий Петрович погиб, когда ходил «на хутор за продуктами», и похоронен «возле железной дороги».
Сведения из двух разных источников совпали. Личность И. Гончаренко в кругах армейской разведки была хорошо известна. Его донесения всегда отличались абсолютной точностью и достоверностью. Им доверяло фронтовое командование. Однако в Москве и этот документ был поставлен под сомнение. По-прежнему продолжала существовать секретная версия. И письмо армейского разведчика было бессильно перед выкладками разведчиков анкетных…
Но с подозрением – Гайдар остался в окружении, чтобы перебежать к немцам, – не желала соглашаться редколлегия «Комсомольской правды». Во-первых, из-за доброго отношения к писателю. Во-вторых, потому что такая версия бросала на коллектив редакции тень, что могло иметь самые неприятные последствия для многих.
В 1944 году, когда наконец была освобождена Украина, редакция послала в Канев и Лепляву специального корреспондента капитана А. Ф. Башкирова. Ему был вручен мандат:
«Удостоверение (секретное)
Редколлегией газеты «Комсомольская правда» на военного корреспондента А. Ф. Башкирова возложены розыски могилы погибшего партизана, писателя Аркадия Петровича Гайдара…»
Башкиров нашел бывших партизан. Они в один голос рассказывали о мужестве, стойкости и самоотверженности Гайдара. И дружно припомнили: Аркадий Петрович «вел дневник партизанского отряда, создал несколько лирических произведений в форме писем к сыну, жене, читал их партизанам».
Приезжего корреспондента отвели на могилу Гайдара. Башкиров увидел маленький, прибитый дождями и снегом холмик. Было совершенно очевидно, что о могиле никто не заботился.
Башкиров попросил сельсовет привести могилу в порядок. Был насыпан высокий холм, при большом стечении народа на него водрузили добротно сколоченный деревянный крест с надписью: «А. П. Гайдар. Писатель и воин, пулеметчик партизанского отряда. Погиб в октябре 1941-го». Над словом «октябрь» позднее было поставлено число – 26.
По возвращении в Москву Башкиров представил официальный отчет и приложил к нему фотоснимки: едва приметный холмик возле железной дороги; толпы людей на траурной церемонии; приведенная в порядок могила с крестом и памятной надписью.
Одновременно Башкиров подготовил большую статью об Аркадии Гайдаре, о его подвиге в бою у лесопильного завода, особо отметив: писатель в октябре 1941-го был нравственной опорой для всего партизанского отряда.
Статья была поставлена в номер.
В редакции не сомневались: рассказ о подвиге и гибели любимого писателя отзовется в душах людей, поднимет бурную волну ненависти к врагу.
И вдруг по окрику сверху статья была снята, а Башкиров тут же отправлен обратно в действующую армию.
Я познакомился с Башкировым в начале 1970-х годов. Уже вышла моя повесть «Партизанской тропой Гайдара», а Башкиров стал классиком чувашской литературы. Свои книги он подписывал псевдонимом Алексей Талвир.
– Не дали напечатать мой самый лучший материал, – с глубокой обидой сказал мне Алексей Филиппович.
Тайный некролог
Редакция «Комсомольской правды» оказалась в нелепом положении. Она уже два года знала о гибели своего корреспондента, получила достоверные свидетельства его героизма и не могла поместить хотя бы коротенький некролог. Публикации запрещал «верх», запрещали «органы» на основе секретной версии.
Тогда придумали вот что. Пригласили Кирилла Андреева, известного критика, беллетриста, исследователя детской литературы. Он подготовил статью «Ребята ждут нового Тимура».
«С момента выхода в свет повести о Тимуре, – писал Андреев, – прошло несколько лет. Вчерашние дети с оружием в руках вышли на дороги войны. Но Аркадий Гайдар никогда уже не расскажет о Тимуре, ставшем взрослым. Воин в жизни и литературе, он умер на посту».
Одна строчка… Это было все, что редакция «Комсомольской правды» рискнула сообщить о подвиге и гибели Гайдара наперекор версии.
Исчезнувшая могила
Наступил 1947 год, а факт гибели А. П. Гайдара юридически зафиксирован и признан все еще не был.
С разрешения Н. А. Михайлова, первого секретаря ЦК ВЛКСМ, который заручился согласием ЦК партии, редакция издания составила и выдала родным Гайдара официальную справку «о гибели военного корреспондента газеты «Комсомольская правда», писателя Аркадия Петровича Гайдара».
И только тогда «Комсомолка» поместила статью В. Шумова и И. Костенко о подвиге Гайдара на войне.
Скромная справка многое изменила в посмертной судьбе Гайдара. Его начали смелее издавать. Одновременно было принято решение перевезти прах Аркадия Петровича в Москву и похоронить на Новодевичьем кладбище. Министерство путей сообщения даже согласилось выделить специальный вагон.
Этим планам внезапно воспротивился Полтавский обком. Он соглашался на перезахоронение, но в пределах области.
Союз писателей счел за лучшее не конфликтовать с местным партруководством. Для новой могилы выбрали площадку в Каневе, на высоком берегу Днепра, неподалеку от древнего собора.
Летним утром 1947 года, когда все было подготовлено, чтобы переправить останки писателя по Днепру в Канев, могилу вскрыли. И случилось нечто невероятное. Могила оказалась пуста.
Под холмом, на котором стоял крест с фамилией «Гайдар», обнаружили только песок. Землю под холмом раскопали вглубь и вширь, но никаких следов захоронения не нашли.
Многим официальным лицам и гостям припомнилась версия, которая столько лет считалась оскорбительной для памяти писателя. И вот сокрушительное и беспощадное ее подтверждение!
Подавленные стояли корреспонденты местных и центральных газет, операторы Киевской киностудии, которые приехали снимать церемонию перезахоронения.
Местное и приезжее начальство погрузилось в растерянность и тревогу. Зазвучали обвинения, что районщики не проверили заблаговременно могилу и не сумели помешать громкой политической провокации.
А тем временем в Лепляву и Канев прибывал народ. Кто пешком с детьми, кто на грузовиках целыми колхозами. Все знали, что на окраине Леплявы похоронен детский писатель Аркадий Гайдар и что сегодня будут перевозить его тело.
– Как поступить с прибывшими людьми? – кричал по телефону какой-то руководитель. – Что им сказать?..
Между тем в Лепляве на поляне у железнодорожной насыпи несколько могучих матросов из Днепровской флотилии продолжали перепахивать грунт. Они очень любили книги Аркадия Гайдара, твердо верили, что он погиб и похоронен возле будки путевого обходчика. И вдруг раздался звонкий мальчишеский голос:
– Я знаю! Я знаю, где захован Гайдар!
Это кричал Витя Степанец, сын погибшего партизана Андриана Алексеевича Степанца. В их доме Гайдар бывал, Витя выполнял его разведывательные задания и звал его так: дядя Аркадий.
Дважды партизанка
В ночь с 25 на 26 октября 1941 года Гайдар и четверо его товарищей шли на задание, наведавшись к Степанцам, а затем отправились дальше.
Через несколько часов у насыпи, возле будки путевого обходчика, началась стрельба. Встревожившись, Феня Степанец, мать Вити, взяв пустые ведра, побежала в ту сторону. Будто бы за водой. Там она увидела много немецких солдат и одного нашего, который лежал под насыпью. Ветер шевелил светлые волосы солдата. Рядом валялась ушанка с рыжим мехом. На сером сукне шинели темнело пятно. Солдат лежал недвижно. Он был мертв.
– Матка, знаешь? – спросил немец-унтер.
– Нет! – ответила Феня.
А дома заплакала в голос:
– Диты ридные, Аркадия Петровича убили!
Похоронил солдата путевой обходчик Игнатий Сорокопуд – ему приказали немцы. А вечером в партизанском лагере было принято сверхсекретное решение: чтобы гитлеровцы не надругались над могилой, соорудить неподалеку другую, ложную, а настоящую сровнять с землей. Это была последняя тайна разгромленного отряда.
К лету 1947 года из партизан, посвященных в тайну, в живых никого не осталось. Теперь знала секрет только Феня Степанец. Однако с ней приключилась беда. В 1946 году ее осудили за кражу колхозного хлеба, хотя на самом деле она не взяла ни зернышка, что было известно всей деревне.
У партизанской вдовы Фени Степанец, награжденной медалью «Партизану Отечественной войны», оставались на иждивении старуха мать и четверо детей. Суд таких пустяков во внимание не принял. А Фене было очевидно, что без нее дети и мать умрут с голоду.
И Феня бежала из заключения, вернулась в Лепляву, поселилась в заброшенном партизанском лагере. В том самом, откуда в 1941-м к ней по ночам приходили муж Андриан, родной брат Игнатий, Гайдар и другие бойцы, которых она кормила и наспех тут же обстирывала.
Теперь в одной из землянок Феня жила. По ночам она, как и партизаны в 1941-м, отправлялась тайком к себе домой и занималась хозяйством, огородом. А на рассвете уходила обратно и отсыпалась в лесу.
Об этом знала вся Леплява. Потом проведали и в ближайших селах: в сельской местности секреты не держатся. Но никто не выдал. Каждый понимал, что может очутиться в ее положении. Больше того, Феню приглашали, давали подработать. Временами она жила у хороших людей. Тоже, разумеется, тайком.
За побег ей заочно уже навесили второй срок – еще пять лет.
Когда в присутствии тысяч людей обнаружилось, что могилы Гайдара вроде бы и нет, Витя Степанец помчался в лес к матери.
От горя и унижения Феня горько заплакала. Она не могла присутствовать на похоронах Аркадия Гайдара при оккупантах. И не могла теперь.
Но плакать времени не было. С перепугу начальство могло объявить историю с могилой сплошным обманом. Гайдару выйдет вечное бесчестье.
Феня растолковала сыну, сколько нужно отсчитать шагов от ложной могилы, чтобы найти настоящую… Витя помчался обратно. Путь был неблизкий. Он добежал и крикнул: «Я знаю!» Но за несколько минут до того докрасна распаренные краснофлотцы нашли тело Аркадия Петровича Гайдара.
Опознание
Секретная версия, которая внезапно воскресла и за одно только утро набрала небывалую силу, наполнила законной гордостью всех, кто был причастен к ее созданию. Но с того мгновения, как обнаружили настоящую могилу, версия поувяла. Однако еще предстояло опознание. Неизвестно, что оно покажет. Мало ли повсюду безымянных могил?
Жены писателя Доры Матвеевны Гайдар в тот день в Лепляве не было. Ее не пригласили. Вернее, пригласили. Только ей, будто по оплошности, назвали другое число, более позднее. Так что когда была вскрыта могила, Дора Матвеевна находилась в Москве. Она собиралась в дорогу, готовилась к последнему свиданию с мужем. А приехала только через сутки после того, как все завершилось.
Отчего так вышло – это отдельная история, особо интересная, между прочим, тем, что сбылось предвидение Аркадия Петровича Гайдара:
– Дорик, когда я умру, тебя и близко не подпустят к моей могиле, – говорил он своей жене много раз.
Уходя на фронт, Гайдар оставил для Союза писателей письмо в запечатанном конверте. Начиналось оно так: «Дорогие товарищи, на тот случай, когда я буду убит, обращаюсь с просьбой…»
Просил поддержки для Доры Матвеевны именно в такой ситуации.
Однако и Аркадий Петрович не мог предположить, что Доре Матвеевне, его законной жене, не будут платить пенсию вплоть до сорокалетия Победы. И высокопоставленные руководители Союза писателей, увешанные «Золотыми Звездами» Героев Соцтруда, не заступятся за вдову писателя.
Опознание (продолжение)
Тело было извлечено из земли и положено в гроб. Взглянуть на Аркадия Петровича отважилась только любимая его сестра Наталья Петровна.
С ее слов я знаю: сохранилось тело хорошо. Ведь в таком же грунте Киево-Печерской лавры мощи русских святых остаются нетленны веками.
С расстояния буквально в несколько метров Наталья Петровна мгновенно узнала массивную фигуру брата, его светлые волосы и черты лица.
Затем приступил к своим профессиональным обязанностям Абрам Моисеевич Розенберг – судебно-медицинский эксперт из Киева, кем-то предусмотрительно снабженный пачкой фотоснимков Аркадия Петровича Гайдара.
Сходство оказалось безусловным.
Розенберг установил, что одна-единственная пуля из крупнокалиберного пулемета попала Гайдару прямо в сердце, но и с пробитым сердцем Аркадий Петрович еще какое-то время жил. Вероятнее всего, он слышал, как отбивались гранатами его товарищи, которых он в последний миг успел предупредить о предстоящей опасности.
Наталья Петровна дала мне телефон Розенберга и просила непременно повидаться с ним в Киеве, чтобы прочитать официальный протокол вскрытия. По тогдашней своей робости я этого не сделал. Теперь очень жалею.
Вокруг «Золотой Звезды»
Шли годы, но по-прежнему оставались непроясненными обстоятельства гибели великого писателя Гайдара.
Как он попал в партизанский отряд под Леплявой? В каких операциях участвовал? Что это был за бой возле лесопильного завода, который впервые упомянул корреспондент «Комсомольской правды» Башкиров? А главное – что же конкретно произошло на железнодорожной насыпи 26 октября 1941 года?
В Москве ответить на эти вопросы никто не мог. И 6 августа 1962 года, получив отпуск в редакции своей газеты, я отправился в Украину. В Каневе и Лепляве я разыскал нескольких бывших партизан. Они назвали имена командиров-окруженцев, с которыми в отряд прибыл Гайдар. Некоторых я довольно быстро нашел.
Становились известны события, в которых участвовал Аркадий Петрович. Выяснилось, что на передовой под Киевом Гайдар вместе с пехотинцами подымался в атаку. Вместе с разведчиками ходил во вражеский тыл.
В любой ситуации он оказывался умелым, находчивым и отважным, спас или помог спасти много народу.
Летом 1964 года меня, начинающего литератора, пригласили в Союз писателей СССР на заседание военно-художественной комиссии. Актовый зал был переполнен. Председательствовал К. М. Симонов. От детских писателей был с. В. Михалков. Главное политуправление Советской армии и флота представлял начальник отдела культуры генерал-майор Е. И. Востоков. Присутствовали на заседании работники ЦК комсомола и издательства «Детгиз».
Разложив на громадном столе бумаги, снимки, магнитофон «Весна», заранее отмотанные аудиокассеты, я сделал детальный доклад о своем поиске, подтверждая рассказ документами (пускал их по кругу), фотографиями и отрывками магнитофонных записей.
В абсолютной тишине звучал голос Сергея Федотовича Абрамова – того самого лейтенанта Абрамова, который прислал в Союз писателей известие о гибели Гайдара. Выяснилось, что Абрамов (с 1942-го – главный подрывник у с. А. Ковпака) был одним из тех четверых партизан, кого Аркадий Гайдар спас ценой собственной жизни.
Я щелкнул клавишей магнитофона. Добавить к рассказу Абрамова мне было нечего.
Затем после длительной паузы кто-то сказал:
– Предлагаю на основе этого материала представить Аркадия Петровича Гайдара к званию Героя Советского Союза посмертно.
Никто не возразил. Тут же решено было прибегнуть к маленькой хитрости. Союз писателей СССР, Главпур, ЦК ВЛКСМ и издательство «Детская литература» должны были составить самостоятельные ходатайства. Каждое учреждение само по себе. Как бы по четырем каналам сразу.
Данные ходатайства были составлены и отправлены (я консультировал все четыре независимых канала). Прошло не больше месяца, и я вынул из ящика письмо с грифом «ЦК ВЛКСМ».
«Уважаемый Борис Николаевич, – писали мне, – поздравляем вас. Состоялось заседание Секретариата ЦК КПСС. Было принято решение присвоить посмертно звание Героя Советского Союза Рихарду Зорге и Аркадию Гайдару».
Текст письма привожу по памяти, но за точность информации ручаюсь. Я тут же позвонил ответственному секретарю военно-художественной комиссии СП СССР М. А. Крючкину. Он о решении Секретариата ЦК ничего не знал и велел немедленно везти письмо к нему.
Не сняв копии (которая, вероятно, сохранилась в архиве ЦК ВЛКСМ), не записав номера и даты письма, я отвез его Крючкину и больше этого листка никогда не видел, поскольку события развернулись совершенно неожиданным образом.
Из Главпура мне позвонил полковник Павел Иванович Сурин (мы познакомились при составлении ходатайства):
– Вы знали, – жестковато спросил он, – что Аркадий Гайдар в 1922 году был исключен из партии?
– Знал.
– Почему вы ничего не сказали?
– Никто не спрашивал. Я и теперь вовсе не вижу связи между исключением из партии в двадцать втором и подвигом Гайдара в сорок первом.
Мне показалось, что Сурин иронически улыбнулся.
– За что же его исключили? – вдруг спросил он.
– Точно не скажу. И никто не знает. Я спрашивал. Существует несколько версий. По одной из них – он служил в Сибири, отобрал склад у колчаковцев, одел и обул своих полураздетых бойцов, за что его в результате и наказали. По другим рассказам – он обиделся на свое начальство, посадил бойцов на коней и помчался брать штурмом штаб, но в пути потерял сознание (видимо, начинал заболевать). А по третьей версии – он был исключен в 1922 году на два года за то, что сурово обошелся с захваченными неприятельскими разведчиками. Вроде бы он кого-то самовольно расстрелял. А полагалось передать дело в суд.
– Значит, никакой «троцкистской оппозиции» – голая партизанщина?
– Да.
– И вы за это ручаетесь и можете изложить? В таком случае еще все можно исправить. Приезжайте скорее.
Я приехал. Изложил на бумаге. Машинистка перепечатала. Я подписал. Но исправить уже ничего не удалось.
7 ноября 1964 года был опубликован указ о присвоении звания Героя выдающемуся разведчику Рихарду Зорге. Указа об Аркадии Гайдаре не было.
Между тем публикации о подвиге писателя, выступления по телевидению боевых товарищей Гайдара читали и слышали дети и взрослые. Имя Гайдара стали присваивать пионерским отрядам, дружинам, школам, библиотекам.
С неожиданной силой заявило о себе тимуровское движение. На деньги, заработанные и присланные детьми, в Каневе, неподалеку от могилы писателя, строилась Библиотека-музей А. П. Гайдара. Одна девочка прислала перевод на… 20 копеек. «Мама дала мне деньги на мороженое, – писала девочка, – я посылаю на библиотеку». Свои письма ребята нередко подписывали так: «Отряд имени Героя Советского Союза Гайдара». У детей не было ни малейшего сомнения, что Гайдар давно Герой.
…Рано утром 1 января 1965 года меня разбудил телефонный звонок.
– Ты еще спишь? – услышал я ликующий голос моего друга В. И. Глоцера. – Гайдара твоего наконец наградили.
В чем был, я метнулся к почтовому ящику. Вынул свежую газету. В самом деле два указа. Первый – о присвоении звания Героя Советского Союза летчику, майору Рябцеву Б. И.
И второй указ. «За отвагу и мужество, проявленные в борьбе против немецко-фашистских захватчиков… наградить писателя Гайдара (Голикова) Аркадия Петровича орденом Отечественной войны I степени (посмертно)».
…Указ породил потоки недоуменных писем в Президиум Верховного Совета. Положение решено было исправить торжеством и пышностью церемонии. Вручение ордена семье писателя проходило в Кремле при большом стечении публики и прессы. А. И. Микоян произнес большую речь, где, в частности, сказал: «Этим орденом мы отмечаем последний подвиг Аркадия Гайдара», дав тем самым понять, что может быть еще одна посмертная награда.
Я выждал изрядное время в надежде, что та злополучная строчка из анкеты – «исключен на два года» – позабудется. И сочинил новое ходатайство. Я опять нашел полное понимание. Награждение состоялось и на этот раз. Премия имени Ленинского комсомола.
…Существовала (мне объяснили) секретная инструкция: исключенных из партии «Золотой Звездой» не награждать, как бы ни были велики их заслуги перед Родиной. Инструкция распространялась и на мертвых героев.
Орден Оцтечественной войны I степени, врученный Микояном сыну писателя, хранится в Каневе, в Библиотеке-музее А. П. Гайдара.
Борис КАМОВ.
( Глава из документальной повести-расследования
«Кто вы, Аркадий Гайдар?».)