ПРОБЕГ
В ИЮНЬСКОМ номере «Комсомольской правды» за 1936 год сообщалось еще об одном рекорде. На этот раз автомобильном. Как оказалось, 2 июня стартовал автопробег, маршрут которого лежал из Горького на Памир. В путь отправились машины, выпущенные на автозаводе, который в те годы носил имя Молотова. Как сообщалось, «16 отважных спортсменов горьковского общества «Динамо» бросили вызов пустыням и горам. Они решили испытать отечественные легковые машины в экстремальных условиях и уготовили им серьезный экзамен».
Понятно, что к пробегу была причастна верхушка тогдашнего руководства наркомата внутренних дел, поэтому в путь машины отправились под динамовским флагом. На самом деле в кабинах сидели опытные водители-испытатели.
В эти дни исполнилось 75 лет Памирскому пробегу горьковских автомобилей. Мы решили вспомнить события тех давних лет и рассказать вам, как все это было.
Среди отважных первопроходцев были свои летописцы. В поход отправился тогда еще молодой кинооператор Роман Кармен. Фильм, снятый им в пути, с большим успехом будет идти в кинотеатрах страны.
В составе экипажа одной из машин ехал фотограф Горьковского автозавода Николай Николаевич Добровольский. Мы попросили в музее истории автозавода поделиться с нами его фотографиями. Надеемся, вы сможете себе представить, что за путь преодолели отважные путешественники.
Что удивительно, в составе сложной экспедиции была женщина — Фаина Стеклова. В ее обязанность входило ведение дневника. Делала она это добросовестно, и сегодня мы воспользуемся ее записями.
Что ж, отправляемся в путь по маршруту Памирского пробега 1936 года.
Из путевого журнала
2 июня 1936 г. Горький. 10 часов утра. Старт небывалого в истории автомобильного пробега. Стахановцы автогиганта, динамовцы города Горького провожают своих товарищей в далекий путь.
Вечером колонна прибыла в столицу Чувашской республики Чебоксары.
6 июня. По уральским степным дорогам колонна идет на юг к Лбищенску. Здесь у подножья крутого обрыва воды реки Урал сомкнулись над головой легендарного пролетарского полководца Чапаева. У братской могилы чапаевцев обнажают головы участники автопробега.
7 июня. Город Гурьев на берегу Каспийского моря. Отсюда начинается пустыня Усть-Урт, первый труднейший этап пробега.
Бесконечна лента дороги
Чувство полного успокоения охватывает только после того, как спидометр показывает, что пройдено километров двадцать. Забывается предстартовая суматоха, покидают нас последние провожающие машины, уезжают кинооператоры.
Хорог… Это так далеко, что не хочется об этом думать. Пока что впереди Чебоксары. Значит, нужно сначала доехать до Чебоксар.
С первых же минут пути между двумя «эмочками» (машина
М-1) обнаруживается необычайная дружба. В то время как другие машины, еще не втянувшись в движение, то и дело останавливаются, устраняя неполадки, «эмочки» дружно двигаются вперед.
На границе Чувашии нас встречают представители правительства республики. Пробуждается радостное чувство: люди знают о нашем приезде, готовятся и ждут. Впереди — площадь столицы Чувашии, залитая народом, знаменами, цветами. Короткий митинг, и наступает первая ночь за пределами Горького.
Прекрасное впечатление оставила у нас Чувашия с ее замечательными дорогами. Бесконечной лентой вьются они среди зелени полей. Колхозники выстраивались вдоль улиц и бросали нам в машины букеты полевых цветов и сирени.
Вот и граница Татарии.
— Прощайте, тов. Токсин. Спасибо за все, и за хорошие дороги в особенности.
Вперед, вперед. Казань осталась позади. Мы не особенно жалеем об этом. Долго будут помнить водители скверные дороги Татарии.
Неожиданная задержка у камского парома. Всю ночь переправляемся через реку и только в 5 часов утра укрываемся от жестоких камских комаров в спальных мешках. Первая ночевка под открытым небом, увы… при солнечном свете.
***
— Сегодня нужно быть в Куйбышеве, — говорит командор.
Проходим границу Куйбышевского края. Здесь нас уже с утра ждет сменный командор. Торжественная передача флага, и снова назад уходят столбы, дороги, поля, деревья. К ночи, когда уже совсем темно, мы идем по прекрасному шоссе к Куйбышеву. За несколько километров от города множество автомобилей, украшенных флагами и зеленью, встречают нас светом фар и концертом гудков. В сопровождении машин идем по главной улице города.
Чуть-чуть шуршат по асфальту наши «эмочки». Я испытываю огромную гордость за свой город, за автозавод, когда кругом раздаются восторженные восклицания: «Смотрите, смотрите — это М-1. Какие красавицы. Это первые советские лимузины».
Наутро, выехав из Куйбышева, получаем приказ: «Надеть противогазы». Идем 100 километров в противогазах. А жара страшная. В кабине уже 38 градусов. Горячий ветер бьет в лицо, нисколько не охлаждая моторы. Уже ясно, что мы на юге. Верблюды идут на поля, равнодушно посматривая на нашу колонну.
Уральск близко. Сегодня ночуем в совхозе под Уральском, на берегу чудесной речки Чаган. Утреннее солнце ласкает купающихся в светлых водах Чагана. Делаем остановку в Лбищенске. Вот он — высокий обрывистый берег, где боролся и погиб славной смертью Чапаев.
За Лбищенском начинаются бескрайние степи. Только ковыль да трава по пояс. Сегодня нас ведет сменный командор Казахстана — тов. Устьянцев. Хороший парень. Долго будет помнить колонна этого веселого товарища.
Поздняя ночь останавливает машины в степи.
— Номер восемь дежурит с 12 до 2 ночи, — раздается приказ вице-командора тов. Розанова.
Номер восемь — это я. Все засыпают молниеносно. Развожу костер, но он скоро бледнеет и гаснет. Тихо в степи, только посвистывают суслики.
Сегодня мы прибываем в Гурьев. Из Гурьева наш путь пойдет по Жилкосинской степи через плоскогорье Усть-Урт.
Из путевого журнала
9 июня. Нефть в пустыне. На промыслах Косчагыл, расположившихся среди мертвых степей, последняя заправка бензином и водой. Питьевая вода пахнет нефтью.
10 июня. Ночью при свете фар колонна несколько часов шла, огибая извилистые берега высохшего соленого озера Азнагул. Первая ночевка в пустыне.
11 июня. Первый колодец с питьевой водой — Сай-Кудук. Колонна проходит через город мертвых — Бенео.
В колодцах Найза и Итабай вода непригодна для питья — она отравлена трупами павших животных.
12 июня. Поднялся ураган. Песчаные смерчи несутся по пустыне. Стада джейранов панически бегут навстречу колонне, спасаясь от бури.
К вечеру на горизонте высокий минарет древнего Куня-Ургенча. 800 километров пустыни Усть-Урт пройдены в четверо суток. Колхозники туркменского колхоза «Самооборона» с удивлением разглядывают машины, пришедшие из мертвой пустыни.
Через мертвую пустыню
В Гурьеве пробыли сутки, готовясь к прохождению одного из трудных этапов нашего пути — пустынного плоскогорья Усть-Урт. Из географии известно, что плоскогорье Усть-Урт, являющееся почти белым пятном, имеет протяжение около 800 километров, несколько колодцев и соленых озер. Предстояло на практике проверить сведения, полученные еще на школьной скамье.
В Гурьеве запаслись водой, продуктами. Горючее предполагалось взять на близлежащем нефтепромысле Ракуши. Он лежит недалеко от моря. С вышки видна свинцовая полоска воды, а кругом безбрежная серая степь. К моей машине собирается женское население поселка. Обилие загорелых детских личиков вокруг одной пожилой женщины с грудным ребенком на руках заставляет спросить:
— Это ваши?
— Мои. Да тут не все еще.
— Не трудно с ребятами?
— Бывает трудновато, да только новый закон нам очень помог. Мы читали его и все приветствуем.
Мне стало радостно. Здесь, на краю пустыни, люди живут одним дыханием со всей страной.
Ночуем в Жилой Косе. Рано утром, когда еще спит солнце, уходим, пожелав провожавшим нас спокойной ночи. К полудню приходим в Косчагыл. Нас встречает все население нефтепромысла, и здесь, как и всюду, привлекают внимание красавицы М-1.
— Как дойдут здесь? — недоверчиво спрашивают казахи.
— Дойдут, — успокаиваем мы, — обязательно дойдут.
Косчагыл — ворота в пустыню. Несколько километров мы еще видим слабые следы дороги на песке, затем они пропадают. Небо темнеет, кажется, хочет собраться дождь.
Проводник Сана торопит, говоря, что нужно обязательно до дождя пройти большой такыр, иначе будем сидеть несколько дней. Такыр — это дно высохшего озера, гладкое, как асфальт. После дождя этот «асфальт» приходит в кисельное состояние, и пройти по такому киселю не в состоянии и человек. Такыр тянется 15 километров. Машины развивают огромную скорость. Уже ночь. Когда начинают срываться первые капли дождя, мы выходим на берег такыра и сразу же располагаемся на ночлег.
У костра беседа. Сана скупо говорит о своей жизни. В прошлом проводник басмачей, он несколько лет назад порвал с ними, во многом помогая в борьбе с бандами. Сейчас Сана — кандидат партии и о прошлом говорит с неохотой.
Но спать все-таки хочется. Гаснет костер, и только фигура дежурного передвигается вдоль немых и темных машин.
Снова сплошное бездорожье, перемежающееся такыром. М-1, сошедшие недавно с конвейера, еще не успели как следует привыкнуть к дорогам и потому весело прыгают с кочки на кочку.
Вдали перед нами встает высокая стена — это и есть плоскогорье Усть-Урт. Проводники ведут нас к колодцу, который, по их расчетам, находится у входа на плато. И вот тут происходит совершенно изумительная встреча: посреди пустыни, за сотни километров от населенных мест, нас ждет сменный командор кара-калпакского «Динамо» тов. Якунин. Он решил, что мы обязательно придем к этому колодцу. Так оно и вышло.
Встреча необычна и радостна. Плюс к этому колодец с холодной ключевой водой. Неподалеку от колодца кладбище. Постройка могил интересна. Классовое различие выражено ярко. Могилы баев и мулл украшены мозаикой и цветными рисунками, а могилы простых казахов — небольшие бугорки земли. Теперь кладбище заброшено, и в старой мечети живут только степные орлы.
На следующий день проходим еще целый ряд колодцев. Они отравлены — вода или тухлая, или соленая до горечи. Существовавший здесь караванный верблюжий путь заброшен 30 лет назад. А жаль. По верблюжьей тропе идти относительно хорошо.
Плоскогорье Усть-Урт переходит в долину Алан, заросшую саксаулом, и в этой долине мы встречаем второй и последний пресный колодец, вернее, не колодец, а подземное озеро, имеющее несколько выходов. Легенда говорит, что верблюд, упавший в это озеро, выплыл в другом, за 44 километра отсюда. Спускаемся к воде на глубину около 10 метров. Вода холодна и чиста, по берегу растут камыши. Купаемся, затем жарим на огромной сковороде жаркое из мясных консервов.
Утром на небе ни облачка. Ночной дождь испортил нам все. Вместо асфальта такыра — вязкая грязь. Идем по берегу, блестящему, как серебро, от соли.
Там, где на карте синее пятно — озеро Ай-Бутир, мы видим глубокое сухое дно. Обрыв берега местами больше 60 метров. Когда русло Аму-Дарьи проходило здесь, озеро было полно воды. Изменила ли свое течение капризная Аму-Дарья или, как гласит предание, отвели воды в другое русло, только она стала виновницей того, что вода исчезла. Машины скачут по каменистым буграм. Только удивляешься, как терпят рессоры наших комфортабельных М-1.
Ничто не вечно. Пустыня кончилась. Туркменские кибитки, арыки и пыль, ужасная, все поглощающая лессовая пыль сменяет бездорожье Усть-Урта. Арыки, арыки без конца. Сами делаем мосты, засыпаем землей канавы, и только поздно вечером перед нами во тьме встают стены старого города Куня-Ургенч.
Плоскогорье Усть-Урт переходит в долину Алан, заросшую саксаулом, и в этой долине мы встречаем второй и последний пресный колодец, вернее, не колодец, а подземное озеро, имеющее несколько выходов. Легенда говорит, что верблюд, упавший в это озеро, выплыл в другом, за 44 километра отсюда. Спускаемся к воде на глубину около 10 метров. Вода холодна и чиста, по берегу растут камыши. Купаемся, затем жарим на огромной сковороде жаркое из мясных консервов.
Утром на небе ни облачка. Ночной дождь испортил нам все. Вместо асфальта такыра — вязкая грязь. Идем по берегу, блестящему, как серебро, от соли.
Там, где на карте синее пятно — озеро Ай-Бутир, мы видим глубокое сухое дно. Обрыв берега местами больше 60 метров. Когда русло Аму-Дарьи проходило здесь, озеро было полно воды. Изменила ли свое течение капризная Аму-Дарья или, как гласит предание, отвели воды в другое русло, только она стала виновницей того, что вода исчезла. Машины скачут по каменистым буграм. Только удивляешься, как терпят рессоры наших комфортабельных «М-1».
Ничто не вечно. Пустыня кончилась. Туркменские кибитки, арыки и пыль, ужасная, все поглощающая лессовая пыль сменяет бездорожье Усть-Урта. Арыки, арыки без конца. Сами делаем мосты, засыпаем землей канавы, и только поздно вечером перед нами во тьме встают стены старого города Куня-Ургенч.
Из путевого журнала
16 июня. Селение Копеклы. Отсюда колонна вступает в пески Каракумов. Машины попадают в самум. Ураганный ветер поднимает тучи песка. Медленно продвигается колонна по барханам, окутанным песчаным вихрем. Сквозь песчаную завесу еле пробивается свет солнца. Жара достигла 68 градусов. Пить! Жесткая норма — 2 литра воды на человека.
17 июня. В центре пустыни красный выцветший флаг. Его водрузили здесь в прошлом году отважные конники Туркмении. Колонна преодолевает одну гряду барханов за другой. К концу дня на горизонте несколько строений. Первые люди, встреченные в пустыне, — рабочие серного рудника Дарваза.
18 июня. Третьи сутки машины форсируют пески Каракумов. Советские лимузины «М-1» прекрасно чувствуют себя в песках. Они взлетают на высокие барханы без особого напряжения. К вечеру в синей дымке горизонта горы. Неужели опять обычный мираж?..
Колонна въезжает в столицу Туркмении Ашхабад.
Никто нас не встречает. Никто не верил в реальность этой экспедиции. Дерзкий план выполнен. Колонна прошла через Центральные Каракумы быстрее, чем телеграмма на Ташауз, извещающая Ашхабад о старте. Машины в прекрасном состоянии.
Быстрее телеграммы
Ташауз. Зелень, арыки, а рядом огромные серые барханы. Здесь будут испытываться наши машины, прежде чем вкусить всю прелесть каракумских песков. Что-то даст испытание? Приезжает весь в пыли Куракин и на наш молчаливый вопрос говорит с улыбкой: «Как-нибудь проберемся».
Опять, как в Гурьеве, наполняем водой все термосы, баки, бочки. Грозно покрикивает Кармен, наш водный контролер, он же кинооператор и корреспондент газет. Два литра воды на человека в день — таков суровый закон пустыни. Проводим беседу в полку с бойцами о пробеге, о новых машинах. Грачев и Куракин рассказывают о том, как строят новые советские машины. Вечером выходит походная стенновка.
В 4 часа дня колонна выходит на Ильялы. Солнце садится, когда мы подходим к поселку. Подтверждаем свое пребывание последними телеграммами. Дальше мы будем несколько дней отрезаны от мира.
Долго помним мы Ильялы, аллею акаций с разостланными коврами и горячий, как огонь, кок-чай. Водный контролер еще не приступил к своим обязанностям, и каждый старается напиться на несколько дней. Совещаемся с проводниками — как идти, в каком направлении, как добраться до серных рудников. Уже в темноте доходим до маленького кишлака Купеклы. Около чайханы ставим машины и раскладываем спальные мешки. Ночью на лицо падает несколько капель дождя. Дождь в Каракумах — это равносильно снегу в Южной Африке.
Утром начинается сильный ветер, и под его вой мы вступаем в пески. Неприветливо встречает нас пустыня, тучи песка обрушиваются на нас со всех сторон. Очки не спасают глаз. В серой полумгле колонна ощупью пробирается по барханам. Вот они, эти черные пески, гроза автомобилистов!
Идти трудно, но все-таки можно, если идем. Кончаются голые серые барханы, и к нам тянутся сухие пальцы саксаула. Зеркальная поверхность «М-1», несмотря на всю осторожность водителей, получает первые царапины от этих пальцев, жестких, как железо. Подъемы, подъемы без конца, отвесные спуски.
Вот тут-то обе «М-1» показывают свое преимущество перед остальными машинами. Легко взмывают они на барханы. Последним машинам достается тяжелей — они идут по разбитой глубокой колее.
Ночь застает на ровной площадке высохшего озера. Здесь на нас производится первое нападение большой рыжей фаланги. Это первая встреча, опасность которой мало кто знал, и она чуть не кончается трагически. Мы пытались поймать фалангу руками. Удар ножом опытного «пустынника» Хуснутдинова, нашего сменного командора, предотвращает несчастье. Укус фаланги в это время года смертелен.
***
Второй день едем песками. Никаких признаков жизни. Только змеи да ящерины зем-зем, достигающие длины до 2 метров. Но вот появляются птицы, значит, где-то вода. Прошли около 250 км песками, сворачиваем направо и подходим в Дарвазинским серным рудникам. Жители смотрят на наши машины с удивлением. Не задерживаясь, идем дальше.
Говорят, что отсюда идет автомобильная дорога до Эрбента. Убеждаемся, что дорога действительно автомобильная, но очень разбитая, сплошные пески и крутые повороты. Темь ужасная, начинается гроза. Дорога кажется бесконечной. Однако, когда уже потеряна всякая надежда, мы вылетаем на ровный такыр и видим перед собой огни Эрбента. Через полчаса усталые, но счастливые, мы с наслаждением пьем кок-чай и слушаем голос Утесова.
Помнится, еще в период подготовки к пробегу ашхабадцы посылали нам в Горький молнию за молнией: «Не выезжайте, не проедете через центр Каракумов». Но мы все-таки прошли. И теперь на тенистых улицах Ашхабада расспрашиваем встречных, где можно поставить машины и переночевать.
День спустя мы стартуем на Мерв.
От Мерва дорога идет через южные Каракумы. Чарджуй неожиданно балует нас хорошим шоссе. Наш дальнейший путь преграждает Амударья, за которой начинается Узбекистан, зеленая Ферганская долина, родина хлопка.
Из путевого журнала
20 июня. Машины идут вдоль границы Ирана. Сегодня Москва хоронит великого пролетарского писателя А. М. Горького. Участники пробега — горьковские динамовцы — останавливают машины в степи. Троекратный траурный салют из шестнадцати винтовок раздается в тот час, когда столица провожает к Кремлевской стене урну великого земляка.
21 июня. От Мерва на Чарджуй колонна пересекает с запада на восток Южные Каракумы. Горы сыпучих песков высотой с пятиэтажный дом. Машины с разгона взлетают на огромные барханы. Часто участникам пробега, обессиленным от нестерпимого зноя и жажды, приходится прокладывать дорогу из ветвей саксаула и перетаскивать на руках машины через песчаные горы.
22 июня. Поздно ночью приходит колонна в Чарджуй. Южные Каракумы преодолены.
24 июня. Бухара. Участники пробега одновременно с группой экскурсантов-колхозников осматривают дворец последнего эмира.
25 июня. Самарканд. Машины идут мимо прекрасных памятников восточной старины: гробницы легендарного Тимура, мечетей Регистана, Шак Зинда.
28 июня. Машины прибыли в Ош. Киргизия — восьмая республика на пути автопробега. Отсюда машины пойдут через горные перевалы советской Крыши мира на Хорог. Детальный осмотр машины, проверка тормозов, рулевого управления. Все автомобили, в том числе и гордость пробега — лимузины «М-1», не требуют ни малейшего ремонта.
30 июня. Машины встречают восход солнца в горах Памира. На высоких перевалах снег. После зноя пустынь участники кутаются в меха. Ночуют на N-ской погранзаставе.
Машины не откажут
Пустыня кончилась на том берегу Амударьи, в Чарджуе. Впереди Ферганская долина. От Фараба нас ведет сменный командор Узбекистана. Рано утром выходим на Бухару. Скоро застигает стихийное бедствие — отсутствие мостов через арыки… И вброд, и вплавь бросаются машины; чиним мосты, воздвигаем новые. Право, кой-кто из нас после этих дней с успехом может менять профессию. А главное — строим-то мосты скоро, дешево и буквально «из ничего».
Арыки и пыль. Кстати, о пыли… Это не та пыль, которую мы привыкли видеть и ощущать у себя дома. В этой пыли машины утопают по ступицы и выше; пыль разлетается от машин и нависает над дорогами. Мы ждем, пока она рассеется. Но ждать можно и час, и два — она висит, как грозная неизбежность. Мелкая-мелкая желтая пыль — в глазах, в ушах, во рту, всюду. На лицах словно надеты желтые маски — порой мы не узнаем друг друга.
При въезде в Бухару встречаем колодец. Под навесом седобородый старик в тюбетейке — владелец колодца. Начинается, говоря языком водного контролера, «безумная трата воды» на умывание. Звонко стучат монеты, брошенные на дно каменного корыта с водой. Вода в Средней Азии ценится дороже всего на свете.
Едва-едва пробираются машины по кривым узеньким уличкам Старой Бухары. Но если тесно машинам, то какое раздолье кинооператору!
Остановка в Бухаре длится не более 2 часов. При выезде из города мы сворачиваем направо; здесь в стороне расположен бывший дворец эмира бухарского, отданный теперь под городской музей. Дворец поражает изяществом внутренней отделки — мозаика, керамика; тронный зал, отделанный белым деревянным кружевом по зеркалу, создает полное впечатление ажура. Все это легко и воздушно. Огромный фруктовый сад, сводчатая аллея, обвитая виноградом, бассейн-пруд, где когда-то купались более 200 обитательниц ханского гарема.
Дорога на Самарканд — это тучи пыли. Не доходя до Самарканда, мы, разыскав в темноте ровное место, становимся на ночлег. Утром оказалось, что мы на берегу канала Нарпай, умываемся по этому поводу и спешим в Самарканд.
Самарканд — это город старинных гробниц, замков и памятников. Мы проезжаем мимо гробницы Тамерлана, называемой Гур-Эмир-Тимур (могила Эмира Железного), жившего в XV веке, мимо развалин Шах-и-Зинда (могила царей). Все это было построено очень красиво, со множеством башен и куполов, с преобладающей небесно-голубой расцветкой. Слева возвышается замок Биби-Ханым. Высокая башня с мостиком уже начала разрушаться. Легенда говорит, что Тамерлан, заподозрив в измене красавицу жену свою Биби-Ханым, для которой был выстроен этот замок, сбросил ее с мостика башни вниз на камни.
Проходим старинные ворота Тамерлана, они ведут к реке Зеравшан. Простившись с провожавшим нас, переходим через мост, идем на Джезак.
Помнится, в пустыне мы страдали от недостатка воды — здесь мы страдаем от ее изобилия. Одна и та же горная речонка раз восемь попадается на нашем пути, и мы бредем за ней до рассвета. То ту, то другую машину захлестывает быстрым потоком.
Граница Таджикистана. Новый сменный командор ведет колонну по гостеприимной Таджикии. Всюду — в каждом кишлаке, в каждом городе — мы встречаем теплый, радушный прием, мы проходим под ковровыми арками. Цветы, цветы, цветы…
Недалеко от Ходжента встречают нас физкультурники-велосипедисты и эскортируют колонну по Ходженту. А весь Ходжент — это сплошной зеленый сад; зреющие фрукты, поля цветущего хлопка. При въезде в город нас приветствуют звуки национального оркестра.
Автомобили, засыпаные цветами, медленно ползут по аллеям городского сада, мимо живой цепи девушек и юношей в физкультурных майках. В саду многолюдный митинг.
Выступление национального театра вызвало у всех участников искреннее восхищение. Хорошо пляшут девушки Ферганской долины, но нет лучше плясуньи, чем 16-летняя Роза, таджичка-колхозница хлопкового колхоза под Ходжентом.
* * *
Торопимся. Да и как можно не торопиться, если на горизонте горы, если послезавтра нужно быть в Оше, на подступах к Памиру. Чем дальше, тем красивее дорога мимо зеленых квадратов хлопковых полей: хлопок цветет нежным бело-розовым цветком! Поля покрыты фигурами хлопкоробов. Они приветливо машут и желают нам удачного пути.
Мелькают, как в калейдоскопе, белые города с улицами-аллеями. Проходим Коканд, Ферган, Андижан. И вот мы уже идем краем Ферганской долины.
Справа ослепительно-ярко белеют на голубом небе снеговые вершины Памира, позади в нежно-серой дымке кутается Ферганская долина — жемчужина Узбекистана. Мы вступили в Киргизию — это восьмая национальная республика на нашем пути.
К Ошу ведет хорошая автомобильная дорога. Издали слышно, как гремит музыка, и улицы Оша с украшенными арками раскрывают перед нами свои лабиринты. Вечером мы подолгу смотрим на юго-восток, там за первыми высотами лежат все снеговые перевалы, о которых мы слышали столько рассказов и страхов.
Но мы твердо верим, что машины наши не откажут, а Памир будет взят.
Из путевого журнала
1 июля. Машины преодолевают один за другим горные перевалы. Самый высокий — 5200 метров. Тяжело дышать. Трудно накачивать покрышки — нет воздуха.
2 июля. Последние два горных перевала. Колонна спускается с гор в цветочную долину реки Пяндж. Здесь расположен далекий юго-восточный форпост Страны Советов. Город Хорог стоит на стыке границ СССР, Индии, Китая и Афганистана.
Автомобили достигли конечного пункта пробега. «М-1» — проч-
ная, выносливая машина. Весь путь от Горького до Хорога пройден без единого ремонта.
4 июля. Машины едут в обратный путь, к столице Советского Союза — Москве. Второй раз колонна идет через горы Памира.
Крыша мира
Выглянувшее из-за гор солнце бьет прямо в глаза, поднимается легкий пар над долиной. С удивлением смотрят ранние посетители чайханы на наши сверкающие машины. В этот ранний час мы покидаем Ош, маленький городок Киргизии, лежащий у ворот Памира.
Кажется, не мы идем к горам, а горы надвигаются на нас. Они все ближе, ближе, а вот и стрелка альтиметра поползла вверх. Начинается подъем. Дорога, ранее прямая, начинает метаться то вправо, то влево, ныряет вниз и, наконец, идет все вверх и вверх, не давая передышки мотору.
Это подъем на перевал Чигирчик. Его высота не больше двух с половиной тысяч метров, но мы уже начинаем тщательно следить за собой и за соседями: а не пошла ли кровь из носа или ушей? В Ходженте врач читал нам специальную лекцию и предупреждал об опасностях, которые могут возникнуть на высотах. Нас снабдили разными медикаментами и даже кислородной подушкой, которая впоследствии пригодилась нам только для того, чтобы на ней спать.
На вершине перевала арка с лозунгом. Здесь нас встречает немногочисленное население поселка, лежащего у подошвы Чигирчика. Приветственные возгласы, огненно-красные маки, цветы альпийских пастбищ, летят под колеса автомобилей.
…Начинается спуск к Гульче, а вот и сама Гульча. Она в долине, еще полной утренней свежести и тумана.
Дорога идет ущельем по берегу реки. От реки вверх поднимаются зеленые склоны гор, по-
крытые движущимися точками. Это огромные стада пасутся на пастбищах восточного Памира.
Хороша здесь трава. Сочная, густая… Дорогу окаймляет бордюр из маков, красных, как кровь, белых, темных и голубых. Кажется, огромная горсть разноцветных бус небрежно брошена на зеленый ковер.
…Остается позади Суфи-Курган, место, с которым связано так много трагедий экспедиции Лукницкого, описанных в книге «У подножия смерти».
…От Ак-Босош начинается подъем на Талдык. Много наслышались мы о серпантине (извивах) Талдыка, но он превзошел все наши ожидания. Красив, но тяжел.
…Спускаемся в Алайскую долину. Неповторимый вид открывается с перевала. Изумрудным ковром лежит Алайская долина, рассеченная дорогой, словно ударом сабли. За нею высятся снежные вершины Заалайского хребта.
Первый день наш на Крыше мира заканчивается при свете керосиновой лампы и ночевкой в Бордобо. Ночью был такой холод, что мы надели на себя полушубки и спали под ватными одеялами. Воду из радиаторов выпустили — и хорошо сделали: закраины рек и ручьев замерзли.
…Через 20 километров от ночевки — перевал Кзыл-Арт (Красная спина). Тяжело достался нам этот перевал. Подъем на него усложнялся мягкостью грунта.
Но что это синеет внизу? Мираж или явь? Это синее, как море васильков, легло у подножия Кзыл-Арта озеро Каракуль. На берегу озера песок, солончаки, «каракульские каракумы».
…Уже идем на высоте трех тысяч метров, начинаем привыкать к разреженному воздуху. Единственное неудобство — холод. Приходится одеваться тепло, хотя и несколько неудобно в июле одеваться по-зимнему.
…Исчезли зеленые склоны. Куда ни глянешь — повсюду суровые нагромождения скал в белых шапках. Долина, которой мы идем, называется Долиной смерчей. Ежедневно, в определенные часы после полудня, налетает из ущелий ветер-афганец и с ураганной силой проносится по долине. Сейчас полдень: то тут, то там взвихриваются столбы черного песка, словно хотят снести нас.
Но наши машины крепко стоят на земле, и никакой смерч не в силах их оторвать. Мы прикованы к дороге огромным желанием дойти до Хорога.
…Река Музкол еще покрыта льдом: мы проходим мимо нее, словно мимо погреба, — холодом веет от реки. Начинается подъем на самый высокий перевал Ак-Байтал. Тяжело дышат моторы, чаще бьется сердце у людей: каждое резкое движение награждает усталостью. Чутко прислушиваемся к каждому звуку. Если лопнет покрышка — будет беда. Чтобы здесь, на перевале, накачать баллон разреженным воздухом, надо затратить много труда.
…Ночуем в Мургабе. Мургаб — это и есть то самое огромное памирское плато, которое именуют Крышей мира. Это самый высокий населенный пункт. В Мургабе сердца животных увеличены в два раза, трупы животных здесь не разлагаются, а медленно высыхают, превращаясь в своеобразные мумии. Женщины не могут рожать детей — для этого они спускаются в долины.
На скудных пастбищах бродят кутасы — невероятного вида коровы с лошадиными хвостами. В окрестных горах живут архары — горные козлы с большими, красиво изогнутыми рогами. Ночи здесь холодны и ветрены, и на ночь мы опять опустошаем радиаторы.
Когда мы уходим из Мургаба, солнце золотит причудливые вершины гор. Кой-Тезек — последний высокий перевал. Внизу под нами лежит снег, и здесь я впервые срываю чудесные белые эдельвейсы, цветы альпийских вершин. Они растут на высоте не ниже
4 тысяч метров.
…Вниз, вниз! Спуск до самого Хорога. Дорога идет ущельем реки Гунт, не раз пересекая этот мутный капризный поток. На берегу редкие кишлаки. Балахшане выходят нам навстречу, девушки вручают цветы.
…Чем ниже спускаешься к Хорогу, тем сильнее бьется сердце. Последний десяток километров идем по узенькому карнизу над Гунтом. Справа — стена, слева — пропасть. Наконец дорога сворачивает вправо, и перед нашим взволнованным взором Хорог! Маленькая столица Горно-Бадахшанской области. Она вся цветет флагами, лентами, лозунгами. Под звуки оркестра и крики «ура!» командорская машина рвет ленточку финиша.
Два-три дня пути отделяют теперь Хорог от внешнего мира, а раньше это были мучительные три с лишним месяца путешествия по горной тропе. Теперь вместо узкой пешеходной тропки вьется лента дороги, бегают машины, соединяя столицу Горно-Бадахшанской области с внешним миром, лежащим по ту сторону памирских хребтов.
Из путевого журнала
12 июля. Идем по бездорожью степей Казахстана. Проводник заблудился. Колонна разбивает лагерь посреди безжизненной степи. Иссякли запасы бензина, воды. Командир тов. Смолич отправляется на поиск дороги.
13 июля. Дорога найдена. Колонна прибывает на станцию Джусалы.
16 июля. От берегов Арала колонна идет через северные малые Каракумы. Вечером колонна пройдет последнюю пустыню.
26 июля. Вечером прибыли в Киров. Позади 10700 километров. Скоро конец пробега.
29 июля. Пробег закончился в Горьком.
Редакция газеты благодарит директора музея истории ОАО «ГАЗ» Наталью Витальевну Колесникову за предоставленные фото Николая Добровольского.