Пятая застава: удар на себя
Лишь старая водонапорная башня с огромным гнездом аистов напоминает о жизни, которая была снесена ураганом войны. В бурьяне можно отыскать остатки каменной кладки. Когда-то в этом месте было панское имение, а с сентября 1939 года здесь обосновались пограничники. Усадьба с трех сторон была обнесена невысоким валом и вырытыми перед ним окопами. Дворовые постройки были переоборудованы под конюшни и вольеры для собак, кухню, столовую и баню. В самом господском доме обустроили казарму и канцелярию. На въезде в усадьбу сделали ворота, у которых встал на посту часовой. К июню 1941 года 5-я застава 17-го Краснознаменного пограничного отряда встала на охрану границы по реке Западный Буг протяженностью шесть километров. По реке, недалеко от заставы, находился деревянный мост, что делало это направление стратегическим. На оперативных картах 2-й танковой группы Гудериана дорога через мост была помечена как 2-я танковая магистраль.Штатное вооружение заставы составляли два станковых и четыре ручных пулемета, около 60 винтовок и несколько десятков ручных и противотанковых гранат.Личный состав, с учетом усиления, составлял около 80 бойцов. Командовал заставой младший лейтенант Петр Григорьевич Богомаз, помощником начальника заставы был лейтенант Константин Александрович Георгиевский, заместителем по политчасти — Иван Павлович Сорокин.Семьи командиров снимали комнаты у местных жителей в деревне Челеево. В ближайшем к заставе доме квартировал политрук Сорокин с женой и годовалым сыном.
Вечером 21 июня на участок белорусской границы прибыло высшее войсковое начальство союзного и республиканского управлений пограничных войск НКВД, представители отрядов и комендатур. На 5-ю заставу были откомандированы начальник 1-го отделения штаба капитан Семен Гриненко, а также инструктор отдела политпропаганды старший политрук Андрей Гречухин.
Тревога не покидала пограничников начиная с мая, когда на том берегу Западного Буга немцы начали скрытно сосредотачивать переправочные средства и улучшать подъездные пути к реке. На 5-ю заставу прибыло несколько артиллеристов со специальной оптикой, чтобы с пограничных вышек наблюдать за сопредельной территорией. Каждый день в вышестоящие штабы уходили донесения, из которых было видно, что немцы готовятся к чему-то серьезному, а не укрепляют свою границу, как они все это объясняли.
Тревога возросла еще больше, когда вдруг над сопредельной стороной повисла тишина. Уже несколько дней не слышно было рева моторов.
Не ждут ли войска намеченного для вторжения дня? Если бы знать…
В 3.10 22 июня на командный пункт в нескольких километрах от границы прибыл командующий
2-й танковой группой Г. Гудериан. Через пять минут тишина кончилась…
В 3.45 штурмовые лодки устремились к противоположному берегу. Войну начали разведотряды дивизий первого эшелона. Эти отряды должны были проделать проходы в проволочных заграждениях, захватить переправы через Буг и в течение получаса ликвидировать пограничные заставы. Вслед за ними взревели моторами танки подводного хода, устремившиеся к реке. Войну остановить уже было невозможно.
Ее шквал обрушился и на пятачок земли, который занимала
5-я застава 2-й комендатуры
17-го Краснознаменного пограничного отряда.
Вот как об этом вспоминает старшина заставы Иван Павлович Максимов:
«Сначала фашисты открыли по нам артиллерийский огонь. После двухчасовой артподготовки, примерно в 6.00, показались немецкие самолеты, которые сбросили бомбы. Мы находились под таким обстрелом, что вынуждены были в окопах полного профиля рыть еще щели, чтобы людей не поражали осколки.
Часть пограничников была на границе, остальные заняли круговую оборону заставы, благо за два дня до начала войны были вырыты еще два окопа. Кроме пограничников, на нашем участке других подразделений не было.
Первым встретил немцев наряд в составе четырех человек. На понтонном мосту они подбили бронетранспортер и мотоциклиста, но погибли и сами.
Почти в семь часов утра появилась первая цепь немцев. Наступали плечом к плечу с трубками во рту. Мы подпустили их на бросок гранаты и открыли огонь из имеющихся у нас винтовок, пулеметов «Максим» и «Дегтярев», стали бросать гранаты.
Наступление было отражено. Фашистам только оставалось подогнать несколько танков, погрузить на них трупы и отвезти за Буг.
Такие атаки повторялись не раз. После каждой из них нас бомбили фашистские самолеты. В другой половине дня немцы несколько изменили тактику и снарядами начали зажигать деревню, деревянные постройки заставы — свинарник, конный двор, питомник собак. Таким образом немцы хотели вынудить нас покинуть заставу, поменять место обороны. От бушевавшего огня стояла невыносимая жара, которая доставала нас и на дне глубоких окопов. Но сломить защитников не удалось».
Политрука заставы Ивана Сорокина война застала дома. В полночь, проверив наряды, он был отпущен на отдых. Проснулся уже под грохот разрывов. Прибежав на заставу, он увидел, что все стрелковые отделения, усиленные пулеметными расчетами, во главе с командирами выдвинулись на подготовленные рубежи. Политрук взял на себя оборону заставы с теми, кто там оставался, и прибывшим из комендатуры подкреплением.
Первым, кто рассказал о том, как встретили войну пограничники, был писатель Сергей Смирнов. Он собирал материал для книги о Брестской крепости и попутно о 17-м Краснознаменном погранотряде, чьи заставы стояли южнее и севернее ее.
«Громом с ясного неба обрушилась война на пограничную советскую землю. Полная внезапность этого удара сыграла свою роковую роль и дала врагу, как он и предполагал, немалые преимущества, во многом подготовив успех немцев в первые месяцы войны.
Но, захватив врасплох наши войска, гитлеровцы тоже неожиданно для себя встретили в пограничных районах такое сопротивление, на которое они вовсе не рассчитывали. Несмотря на внезапность нападения, первые квадратные километры советской территории достались противнику ценой тяжелых потерь, и не одна Брестская крепость встала на пути врага. Как бы десятки маленьких крепостей разом возникли вдоль всей границы с первыми взрывами вражеских снарядов. Это не были крепости, построенные из камня и бетона, и я называю их так лишь в переносном смысле слова. Крепость и сила духа советских людей — вот что делало их страшными для врага. Такими маленькими крепостями стали в то первое утро войны многие пограничные заставы 17-го Краснознаменного погранотряда, вытянутые длинной цепочкой по берегу Западного Буга».
По приказу политрука Сорокина 5-я застава заняла круговую оборону. Оставшиеся в живых пограничники вспоминали, что политрук Иван Сорокин был человеком неукротимой энергии и храбрости, готовым пожертвовать собой ради общего дела. Он обходил бойцов и приказывал им стойко защищать свой рубеж. А когда его спросили, где его семья и нуждается ли она в помощи, он ответил: «Сейчас надо думать об одном — не пропустить врага. Среди советских людей жена и сын не пропадут».
Для политрука эта война была уже второй. Год назад он со своим 38-м отдельным пограничным батальоном НКВД особого назначения отражал атаки белофиннов.
Пограничники несли потери. Погиб капитан Семен Максимович Гриненко. Он находился на самом первом рубеже обороны, который принял основную лавину немецкого наступления. Командование отделением принял старшина Максимов. Ранен был начальник заставы младший лейтенант Петр Богомаз, но продолжал руководить обороной.
Писатель Сергей Смирнов описывает одну из атак, о которой рассказали ему очевидцы — жители деревни Челеево.
«Крепостью были окопы 5-й заставы на лугу около деревни Челеево, в 10 километрах от Бреста. Несколько раз поднимались цепи автоматчиков в атаку на этот рубеж: 300-400 человек против 60. Пулеметы пограничников неизменно укладывали их на луг, и многих укладывали навсегда. Потом вперед вынесся немецкий танк, но бойцы заставы подорвали его гранатами. Тогда немцы привели на луг мирных жителей Чилеева, гоня перед собой плачущих женщин, детей, стариков: они наступали под прикрытием этой живой цепи — четыре танка и более 200 автоматчиков. Пограничники знали в лицо каждого жителя села, каждого ребенка, и они прекратили огонь. Так после пятичасового боя под гусеницами танков, под пулями автоматчиков погибла почти целиком застава».
Все было так или почти так. Конечно, неблагодарное дело вносить уточнения в книгу Сергея Смирнова «Брестская крепость», в которой напечатаны данные строки, но эта книга основана на документах, и со временем, может быть, сам писатель внес бы в нее коррективы, что он всегда и делал, выпуская новое издание книги..
Эпизод с «живым щитом», которым прикрылись наступавшие на заставу фашисты, в воспоминаниях жительницы Чилеева Александры Сковородко выглядит так:
«Мы во время боя прятались в погребе. Слышали стрельбу из винтовок в селе. На заставе тоже стреляли. Сын мой Владимир то и дело лазил наружу и смотрел, что там делается… Немцы сунулись было туда, да обожглись. Много их положили наши пограничники. Особенно на ровном лугу, когда немцы из канавы на заставу в штыки побежали. А пограничники из пулемета по ним бить начали. Полегли немцы — ни назад, ни вперед им нельзя. Головы не поднять. Тогда они, звери, собрали несколько человек наших деревенских. Всех, кто попался: стариков, женщин, и дети там были. Выгнали их на лужайку перед пограничниками и своими солдатами, чтобы их солдаты удрать назад могли…»
Именно «удрать», а не «наступать».
А вот как описывает этот эпизод старшина заставы Иван Павлович Максимов:
«Мы из окопов начали кричать гражданам: «Идите, не бойтесь, мы в вас стрелять не будем!» Было решено забросать фашистов гранатами через головы местных жителей. Но до этого дело не дошло. Немцы подали команду, и люди убежали в сторону».
Скорее всего, версия с отступлением залегших солдат все-таки вернее. Пограничники тоже думали, что «живой щит» предназначался для наступления. Начальник заставы Петр Богомаз отдал приказ стрелять, несмотря ни на что. Пограничники чуть помедлили, и ситуация разрешилась сама по себе. Прикрытые «живым щитом» залегшие немцы смогли отступить.
О том, что был отданный начальником заставы приказ об открытии огня по своим, есть еще одно свидетельство.
В 1944 году, когда заставу восстановили, ее начальник лейтенант Петушков провел собственное расследований событий, которые случились в первый день войны.
«Пограничники, несмотря на приказ начальника заставы, огонь не открыли, ибо жители будут перебиты», — пишет лейтенант Петушков. Им же сделаны схемы боя заставы по рассказам очевидцев. Полного окружения заставы не было, это ясно. Немцы взяли ее в клещи с трех сторон. Так что атака с «живым щитом» и танками если бы и состоялась, то была бы уничтожена только часть заставы. Немцы опасались, что пограничники могут прорваться к реке и помешать наведению понтонного моста. Им было важно связать заставу боем и не дать пограничникам предпринять активные действия.
Они даже предоставили пограничникам возможность для отступления: северная часть периметра заставы была открыта. Правда, это могла быть и случайность: места там были болотистые и для атаки неудобные, поэтому немцы туда и не совались.
Историки, изучавшие события 22 июня 1941 года, происходившие на 5-й заставе 17-го Краснознаменного пограничного отряда, отмечают, что приказ открыть огонь по «живому щиту» был отдан начальником заставы Петром Богомазом в порыве отчаяния или из желания спастись. На это утверждение, зная его дальнейшую биографию, они имели полное право.
Долгое время имя начальника заставы нигде не упоминалось. Нет его и в книге Сергея Смирнова «Брестская крепость», хотя он не мог не знать о судьбе Петра Богомаза. Бой на заставе был для него единственным. Здесь он был тяжело ранен, вытащен оставшимися в живых пограничниками и оставлен в деревне. Там его выходили. А вот дальше у него началась жизнь, которая перечеркнула все его прошлое. Он добровольно начал сотрудничать с полицаями. Одно время был даже начальником небольшого концлагеря. Все это время жил в Бресте. Немцы, отступая, с собой его не прихватили. Сразу же после освобождения Бреста он был арестован и осужден. Серьезных преступлений за ним не числилось, так что срок он получил небольшой. Говорят, что даже и его не отсидел, попав под какую-то амнистию. В дальнейшем тихо и незаметно жил на окраине Днепропетровска. Имя его было забыто и вычеркнуто из истории пограничных войск. Надо ли было его упоминать нам? Наверное, надо, история должна быть полной. Историческая правда не умаляет подвига пограничников.
Застава продолжала драться. Героические фильмы о пограничниках убедили нас в том, что, повинуясь какому-то неведомому приказу, защитники границы не должны были уходить со своего рубежа. Стоять насмерть! Но это далеко не так. В первый же день войны начальники пограничных округов получили приказ, в котором говорилось:
«При значительном превосходстве сил противника и прямой угрозе гибели вести бой на выход…»
Пограничники имели право отхода, но заставы, стоявшие на рубеже войны, этим правом не воспользовались. Граница для них была свята.
Всего один день войны выпал политруку 5-й заставы Ивану Сорокину. Его видели везде, где было трудно, где требовалась помощь.
Старшина заставы Иван Петрович Максимов вспоминал:
«Первым окопом к линии границы командовал политрук заставы Иван Сорокин. Оставшись в живых один, он ходом сообщения приполз к нам в окоп со стороны деревни и попросил: «Старшина, отстегни мой ремень и подтяни на нем раненую руку». После этого он попросил еще станковый пулемет и потянул его в свой окоп.
Мы остались с ручным пулеметом и поддержать политрука никак не могли, потому что нас осталось двое — я и ефрейтор Захаров.
На окоп Сорокина немцы наступали рожью, которая подступала близко к окопу. Долго было слышно, как работал его пулемет. Через некоторое время Сорокин опять приполз к нам и попросил меня: «Развяжи мне ремень. Раненую руку положи на рану в живот и затяни снова». Я сделал то, что он просил. Сорокин уполз в свой окоп, и пулемет снова заработал.
Долго отражал атаки политрук Иван Сорокин. Но потом замолк пулемет…»
К вечеру у пограничников закончились боеприпасы. Лежавший в четвертом окопе раненый начальник заставы приказал отходить.
На следующий день боя местные жители собрали тела погибших пограничников. Во дворе заставы в братской могиле похоронили 17 человек и политрука И. П. Сорокина, для которого был сделан гроб. Как впоследствии говорили очевидцы, у политрука было заметно пулевое отверстие в виске. Видимо, он застрелился из пистолета, когда закончились пулеметные ленты.
Восточнее заставы, на пастбище, в двух отдельных могилах похоронили еще четырех человек. Это тех, кого удалось найти. Не будем забывать, что в ночь перед войной в дозоры и «секреты» отправились усиленные наряды пограничников. О их судьбе известно только одно, что они, первыми принявшие удар врага, пропали без вести.
Вы уже заметили, что в нашем повествовании мы постоянно обращались к имени политрука 5-й заставы Ивана Павловича Сорокина. Мы довольно подробно восстановили первый и последний день его войны. Сейчас вы поймете почему.
СОРОКИН Иван Павлович, 1914 г. р., политический работник НКВД, политрук. Уроженец д. Серегино Ветлужского района Горьковской области. Призван в армию Шахунским РВК. Участник советско-финской войны.
Последнее место службы — 17-й погранотряд. Воинское звание — политрук. Причина выбытия — убит 22 июня 1941 года.
Известно, что семья Ивана Павловича Сорокина — жена Мария Ивановна и сын Валерий — после оккупации жила в селе Красном Шахунского района.
Роман НИКИ ШИН.
Рисунки предоставлены ЦПМ ФСБ России.
Кинозал «ЗН»
Мы давно не заглядывали в наш кинозал. Постоянные читатели газеты хорошо знают его интернет-адрес: vk.com/zn_newspaper.
Сегодня смотрим 5-й фильм телевизионного сериала «Государственная граница. Год сорок первый». Он снят на киностудии «Беларусьфильм», и премьера его состоялась в День пограничника — 28 мая 1986 года. Фильм давний, и многие молодые читатели его не видели.
Почему мы обращаемся именно к этому фильму?
Только что вы познакомились с первой частью публикации о начале войны, где рассказывается, как ее встретили бойцы 5-й заставы 17-го Краснознаменного пограничного отряда, оказавшиеся на острие вражеского удара. Застава дислоцировалась в десятке километров от Брестской крепости.
Фильм рассказывает об одном дне боя защитников границы.
Писатель Олег Смирнов, известный по многим произведениям, герои которых пограничники, в основу сценария положил документальные факты боя 5-й заставы. Большая часть фильма снималась в тех местах, где воины держали оборону в первый день войны. На уничтожение застав гитлеровское командование отвело всего полчаса. 5-я застава держалась весь день…
В съемках фильма принимали участие пограничники Брестского отряда Западного пограничного округа КГБ СССР, но не только они. Снимались дети офицеров.
Оборона 5-й заставы связана с именем нашего земляка — политрука Ивана Павловича Сорокина, о котором рассказывает публикуемый материал «Пятая застава: удар на себя». Его судьба долгие годы была помечена стандартной записью в списке потерь: «Пропал без вести». Белорусские краеведы и следопыты установили, что он погиб на заставе, не покинув рубежа, и тайком был похоронен местными жителями. Но об этом вы узнаете из продолжения публикации в следующую пятницу.
По приказу политрука Сорокина 5-я застава заняла круговую оборону. Оставшиеся в живых пограничники вспоминали, что политрук Иван Сорокин был человеком неукротимой энергии и храбрости, готовым пожертвовать собой ради общего дела. Он обходил бойцов и приказывал им стойко защищать свой рубеж. А когда его спросили, где его семья и нуждается ли она в помощи, он ответил: «Сейчас надо думать об одном — не пропустить врага. Среди советских людей жена и сын не пропадут».
Для политрука эта война была уже второй. Год назад он со своим 38-м отдельным пограничным батальоном НКВД особого назначения отражал атаки белофиннов.
Пограничники несли потери. Погиб капитан Семен Максимович Гриненко. Он находился на самом первом рубеже обороны, который принял основную лавину немецкого наступления. Командование отделением принял старшина Максимов. Ранен был начальник заставы младший лейтенант Петр Богомаз, но продолжал руководить обороной.
Писатель Сергей Смирнов описывает одну из атак, о которой рассказали ему очевидцы — жители деревни Челеево.
«Крепостью были окопы 5-й заставы на лугу около деревни Челеево, в 10 километрах от Бреста. Несколько раз поднимались цепи автоматчиков в атаку на этот рубеж: 300-400 человек против 60. Пулеметы пограничников неизменно укладывали их на луг, и многих укладывали навсегда. Потом вперед вынесся немецкий танк, но бойцы заставы подорвали его гранатами. Тогда немцы привели на луг мирных жителей Челеева, гоня перед собой плачущих женщин, детей, стариков: они наступали под прикрытием этой живой цепи — четыре танка и более 200 автоматчиков. Пограничники знали в лицо каждого жителя села, каждого ребенка, и они прекратили огонь. Так после пятичасового боя под гусеницами танков, под пулями автоматчиков погибла почти целиком застава».
Все было так или почти так. Конечно, неблагодарное дело вносить уточнения в книгу Сергея Смирнова «Брестская крепость», в которой напечатаны данные строки, но эта книга основана на документах, и со временем, может быть, сам писатель внес бы в нее коррективы, что он всегда и делал, выпуская новое издание книги.
Эпизод с «живым щитом», которым прикрылись наступавшие на заставу фашисты, в воспоминаниях жительницы Челеева Александры Сковородко выглядит так:
«Мы во время боя прятались в погребе. Слышали стрельбу из винтовок в селе. На заставе тоже стреляли. Сын мой Владимир то и дело лазил наружу и смотрел, что там делается… Немцы сунулись было туда, да обожглись. Много их положили наши пограничники. Особенно на ровном лугу, когда немцы из канавы на заставу в штыки побежали. А пограничники из пулемета по ним бить начали. Полегли немцы — ни назад, ни вперед им нельзя. Головы не поднять. Тогда они, звери, собрали несколько человек наших деревенских. Всех, кто попался: стариков, женщин, и дети там были. Выгнали их на лужайку перед пограничниками и своими солдатами, чтобы их солдаты удрать назад могли…»
Именно «удрать», а не «наступать».
А вот как описывает этот эпизод старшина заставы Иван Павлович Максимов:
«Мы из окопов начали кричать гражданам: «Идите, не бойтесь, мы в вас стрелять не будем!» Было решено забросать фашистов гранатами через головы местных жителей. Но до этого дело не дошло. Немцы подали команду, и люди убежали в сторону».
Скорее всего, версия с отступлением залегших солдат все-таки вернее. Пограничники тоже думали, что «живой щит» предназначался для наступления. Начальник заставы Петр Богомаз отдал приказ стрелять, несмотря ни на что. Пограничники чуть помедлили, и ситуация разрешилась сама по себе. Прикрытые «живым щитом» залегшие немцы смогли отступить.
О том, что был отданный начальником заставы приказ об открытии огня по своим, есть еще одно свидетельство.
В 1944 году, когда заставу восстановили, ее начальник лейтенант Петушков провел собственное расследований событий, которые случились в первый день войны.
«Пограничники, несмотря на приказ начальника заставы, огонь не открыли, ибо жители будут перебиты», — пишет лейтенант Петушков. Им же сделаны схемы боя заставы по рассказам очевидцев. Полного окружения заставы не было, это ясно. Немцы взяли ее в клещи с трех сторон. Так что атака с «живым щитом» и танками если бы и состоялась, то была бы уничтожена только часть заставы. Немцы опасались, что пограничники могут прорваться к реке и помешать наведению понтонного моста. Им было важно связать заставу боем и не дать пограничникам предпринять активные действия.
Они даже предоставили пограничникам возможность для отступления: северная часть периметра заставы была открыта. Правда, это могла быть и случайность: места там были болотистые и для атаки неудобные, поэтому немцы туда и не совались.
Историки, изучавшие события 22 июня 1941 года, происходившие на 5-й заставе 17-го Краснознаменного пограничного отряда, отмечают, что приказ открыть огонь по «живому щиту» был отдан начальником заставы Петром Богомазом в порыве отчаяния или из желания спастись. На это утверждение, зная его дальнейшую биографию, они имели полное право.
Долгое время имя начальника заставы нигде не упоминалось. Нет его и в книге Сергея Смирнова «Брестская крепость», хотя он не мог не знать о судьбе Петра Богомаза. Бой на заставе был для него единственным. Здесь он был тяжело ранен, вытащен оставшимися в живых пограничниками и оставлен в деревне. Там его выходили. А вот дальше у него началась жизнь, которая перечеркнула все его прошлое. Он добровольно начал сотрудничать с полицаями. Одно время был даже начальником небольшого концлагеря. Все это время жил в Бресте. Немцы, отступая, с собой его не прихватили. Сразу же после освобождения Бреста он был арестован и осужден. Серьезных преступлений за ним не числилось, так что срок он получил небольшой. Говорят, что даже и его не отсидел, попав под какую-то амнистию. В дальнейшем тихо и незаметно жил на окраине Днепропетровска. Имя его было забыто и вычеркнуто из истории пограничных войск. Надо ли было его упоминать нам? Наверное, надо, история должна быть полной. Историческая правда не умаляет подвига пограничников.
Застава продолжала драться. Героические фильмы о пограничниках убедили нас в том, что, повинуясь какому-то неведомому приказу, защитники границы не должны были уходить со своего рубежа. Стоять насмерть! Но это далеко не так. В первый же день войны начальники пограничных округов получили приказ, в котором говорилось:
«При значительном превосходстве сил противника и прямой угрозе гибели вести бой на выход…»
Пограничники имели право отхода, но заставы, стоявшие на рубеже войны, этим правом не воспользовались. Граница для них была свята.
Всего один день войны выпал политруку 5-й заставы Ивану Сорокину. Его видели везде, где было трудно, где требовалась помощь.
Старшина заставы Иван Петрович Максимов вспоминал:
«Первым окопом к линии границы командовал политрук заставы Иван Сорокин. Оставшись в живых один, он ходом сообщения приполз к нам в окоп со стороны деревни и попросил: «Старшина, отстегни мой ремень и подтяни на нем раненую руку». После этого он попросил еще станковый пулемет и потянул его в свой окоп.
Мы остались с ручным пулеметом и поддержать политрука никак не могли, потому что нас осталось двое — я и ефрейтор Захаров.
На окоп Сорокина немцы наступали рожью, которая подступала близко к окопу. Долго было слышно, как работал его пулемет. Через некоторое время Сорокин опять приполз к нам и попросил меня: «Развяжи мне ремень. Раненую руку положи на рану в живот и затяни снова». Я сделал то, что он просил. Сорокин уполз в свой окоп, и пулемет снова заработал.
Долго отражал атаки политрук Иван Сорокин. Но потом замолк пулемет…»
К вечеру у пограничников закончились боеприпасы. Лежавший в четвертом окопе раненый начальник заставы приказал отходить.
На следующий день боя местные жители собрали тела погибших пограничников. Во дворе заставы в братской могиле похоронили 17 человек и политрука И. П. Сорокина, для которого был сделан гроб. Как впоследствии говорили очевидцы, у политрука было заметно пулевое отверстие в виске. Видимо, он застрелился из пистолета, когда закончились пулеметные ленты.
Восточнее заставы, на пастбище, в двух отдельных могилах похоронили еще четырех человек. Это тех, кого удалось найти. Не будем забывать, что в ночь перед войной в дозоры и «секреты» отправились усиленные наряды пограничников. Об их судьбе известно только одно, что они, первыми принявшие удар врага, пропали без вести.
Вы уже заметили, что в нашем повествовании мы постоянно обращались к имени политрука 5-й заставы Ивана Павловича Сорокина. Мы довольно подробно восстановили первый и последний день его войны. Сейчас вы поймете почему.
СОРОКИН Иван Павлович, 1914 г. р., политический работник НКВД, политрук. Уроженец д. Серегино Ветлужского района Горьковской области. Призван в армию Шахунским РВК. Участник советско-финской войны.
Последнее место службы —
17-й погранотряд. Воинское звание — политрук. Причина выбытия — убит 22 июня 1941 года.
Известно, что семья Ивана Павловича Сорокина — жена Мария Ивановна и сын Валерий — после оккупации жила в селе Красном Шахунского района.
Роман НИКИШИН.