Всю жизнь на разных фронтах
Сегодня это один из крупнейших специалистов в области информационно-управляющих автоматических систем. А в годы войны он был главным конструктором Горьковского артиллерийского завода. Стал им в 22 года. Именно под его техническим руководством завод за годы войны выпустил 100 тысяч артиллерийских орудий.«Долгое время все, чем вы занимались, было засекречено, поэтому ваше имя — талантливого конструктора и организатора, авторитетного ученого — по понятным причинам оставалось неизвестно людям. Но коллеги по праву называют вас легендой оборонно-промышленного комплекса страны, человеком, который внес большой вклад в обеспечение национальной безопасности», — написал ему в поздравительной телеграмме премьер‑министр Дмитрий Медведев.Нам ничего не было известно об этом человеке. Такова была специфика его работы. Но и после Победы в 1945 году война для него не закончилась…
— Анатолий Иванович, люди не подозревают, что по улицам Москвы рядом с ними ходит легендарный человек, с которым напрямую связаны история страны, ее достижения, ее будущее.
— Вы преувеличиваете. Я просто специалист в области автоматического регулирования, радиолокации и глобальных сетевых систем. А еще я — вооруженец до мозга костей. Почти с детского возраста и до сегодняшнего дня занимаюсь оружием. Во время войны я попал на артиллерийский завод № 92 в городе Горьком, головной по производству дивизионной и танковой артиллерии. Выпустили мы тогда в общей сложности сто тысяч пушек. На 92‑м заводе и началась моя творческая деятельность. Вскоре меня назначили главным конструктором этого завода. Там я и работал в течение войны.
— И артиллерийские залпы ваших пушек звучали на всех фронтах?
— Началось все с битвы под Москвой. Здесь роль артиллерии была очень велика. Но возникли и большие сложности. Противотанковая пушка не могла быть использована, так как скорость снаряда была слишком высока — он пробивал броню, но танк не разрушал. Вторая пушка, которая была сделана тогда, оказалась очень тяжелой — она применялась и против танков, и против пехоты. Во время отступления эти пушки были потеряны почти полностью, так как из-за тяжести их бросали.
— Есть прекрасный эпизод в фильме «Живые и мертвые», когда бойцы вынесли пушку от самой границы…
— К сожалению, такие случаи были единичными. Начало войны показало, что нужна другая техника, да и требовалось ее намного больше, чем выпускалось в мирное время. На завод к нам приезжал Дмитрий Федорович Устинов, он тогда был министром вооружений и приказал увеличить выпуск пушек в 20 раз! И эту задачу мы выполнили… Это был подвиг всего коллектива завода, и, не буду скрывать, горжусь, что и моя лепта там была. Мои изобретения резко сократили трудоемкость в производстве пушек, меньше уходило материалов и финансов. Они во многом и определили мой дальнейший путь.
— А с чего все началось?
— Я был студентом, так как окончил всего 4 курса МВТУ. Попал на завод из народного ополчения. Сразу после начала войны все студенты записались в ополчение. Но перед отправкой на фронт пришел приказ Сталина, в котором говорилось, что студентов старших курсов военных специальностей надо направить на оборонные заводы. Там не хватало кадров. И весь наш поток был отправлен на горьковский завод. По‑моему, человек сорок студентов туда приехали. Я работал мастером в цехе противооткатных устройств. Мы предложили ряд новшеств для танковой пушки Ф-34, но главный конструктор ее, знаменитый В. Г. Грабин, не принял их. Он посчитал — какая польза может быть от студентов.
Но вскоре Грабину было под Москвой в Подлипках создано Центральное артиллерийское КБ. Видимо, он характером не сошелся с директором завода, то ли другие причины у конфликта были — мне неведомо. В 42- м году меня назначили начальником конструкторского отдела. Это были остатки от прежнего КБ. Народу было мало, и пришлось искать тех, кто имел хотя бы какую-то склонность к конструкторской работе. А потом приехал Устинов. Вместе с Еляном они назначили меня главным конструктором завода. Мне было 22 года.
— Справились?
— А иначе было нельзя — шла война! Во время Сталинградской битвы нужно было огромное количество пушек. Благодаря новым технологиям, изобретательству и, конечно же, самоотверженной работе коллектива эту задачу удалось решить.
— Вы все равно оставались в тени Грабина?
— Я был с ним незнаком…
— Как это?
— Я пытался к нему прорваться с деловым предложением, когда только приехал в Горький. Так вот: Грабин меня не принял.
— Ревнивое чувство?
— Нет, просто подумал, что какой-то студентишка хочет выделиться… Меня тогда поддержал Елян. Мы оказались в тяжелом положении — и материальном, и творческом: со студентами не очень-то считались маститые конструкторы.
— Кто это «мы»?
— Все студенты, которые приехали из Москвы. Мы и написали Еляну, чтобы он отправил нас на фронт, где мы будем более полезными, мол, нас плохо здесь используют. Директор завода собрал нас. Мы боялись этой встречи, так как хорошо знали, что Елян — очень строгий директор. Ну, думали, он сейчас от нас камня на камне не оставит… А он начал разговаривать мягко, тепло, по-человечески, с уважением к нам.
А я, напротив, выступил резко, мол, сделал важное изобретение, хожу с ним, но никто меня выслушать даже не хочет, а главный конструктор Грабин даже отказался принять! Я разнервничался, но Елян попросил чуть позже поподробнее рассказать ему о моем предложении. Через несколько дней прошло совещание у директора. Кстати, Грабин на него не пришел, прислал своего заместителя. Мое предложение было одобрено. Нам дали танк для испытаний пушки… В общем, испытания прошли успешно, и мое противооткатное устройство было принято на вооружение. Оно отличалось от других, и потому на щитке написали: «Противооткатное устройство инженера Савина».
— Закончить МВТУ удалось?
— Конечно. Я сдавал все предметы за пятый курс уже после войны. В то время
я был уже главным конструктором завода.
— Что особенно помнится?
— Еще в мирное время была сделана противотанковая пушка, у нее ствол был 57 мм и скорость снаряда высокая — он прошивал броню, не выводя танк из строя. Пушку сняли с вооружения. Однако, на наше счастье, документация осталась, и было решено на ее основе сделать дивизионную 76‑миллиметровую пушку. Запустили эту пушку в производство. Причем с военными не согласовали. Грабин и Елян всю ответственность взяли на себя.
Количество выпускаемых пушек резко увеличилось, и войска начали их получать. Сталину доложили о самоуправстве. Всех вызвали в Москву. Сталин был разгневан. Ситуацию спас Берия. Он предложил посмотреть пушку в действии. Один экземпляр немедленно доставили. Сталин попробовал прицелиться. Однако край щитка пришелся ему на уровень глаз. «Немцы будут стрелять точно в лоб!» — сказал он. Елян пообещал увеличить размер щитка. А в целом пушка понравилась Сталину и всем остальным. Она действительно была хорошая — легкая и мощная.
Однажды я сижу в кабинете, ко мне вваливаются двое молодых военных. Говорят: «Вы — товарищ Савин?» — «Да». — «Вы — главный конструктор?» — «Да». Они недоверчиво смотрят на меня, а потом разъясняют, что приехали на завод с фронта, вот и решили главному конструктору высказать свою благодарность. Очень удивились, когда оказалось, что мы приблизительно одного возраста…
— А создавать пушки сложно? На первый взгляд, ничего особенного в них нет. Или так только кажется?
— Может быть, по сравнению с тем, что мы сейчас проектируем, пушка и кажется простой конструкцией, но в то время ее создание было сложным делом. Ведь не было вычислительной техники, не существовало автоматических приборов, способных упрощать очертания пушки, и так далее. Да и наука тогда не была столь развита, а потому не могла в полной мере помогать конструкторам. А потому все делалось вручную, во многом полагались на опыт и интуицию. А главное — изготавливать пушку было очень трудно. Ствол должен выдерживать большие нагрузки, время существования пушки определялось количеством выстрелов. Металл был специальный. Нарезка ствола внутри — очень тяжелый технологический процесс. Все детали лафета испытывают огромные нагрузки, и их нужно было рассчитывать. Так что задача была непростая.
Нас спасло то, что завод был молодой, и там можно было сделать все — от выплавки металла до испытаний готовых пушек. Традиции горьковчан — трудолюбивых людей, выросших из крестьянства, а значит, смекалистых, рукастых — проявлялись там в полной мере. В итоге пушку быстро запустили в серию, и она сыграла положительную роль в Сталинградской битве и на всех фронтах Великой Отечественной. А жить было трудно. В Горьком и питание было плохое, продуктов не хватало. Поселили нас в гостинице, где не топили, а у меня уже была семья — жена и ребенок. Но, как ни странно, я справился…
— А дальше?
— В начале 1942 года стало известно, что у немцев появились новые танки — «Тигр» и «Пантера», а также самоходная установка «Фердинанд». У них была более мощная броня, которую наши пушки не пробивали. И потому нам надо было создать новую пушку и перевооружить ею армию. Задача невероятно сложная!
Беседу вел Владимир ГУБАРЕВ.
(Окончание следует.)
(Окончание.Начало в № 5.)
Трем конструкторским бюро было поручено срочно создать новую пушку калибра 85 мм. Нашему КБ, где я уже был главным конструктором, предстояло состязаться с КБ Грабина и еще одним специальным КБ. В течение года нам удалось не только спроектировать и изготовить новую пушку, но и провести испытания. На первом этапе над нами подсмеивались, мол, как может какой-то студент Савин соревноваться со знаменитым Грабиным?! Естественно, предпочтение отдавалось пушке Грабина.
Мы отстрелялись первыми 31 декабря 1942 года, получив лишь одно замечание от военных, которое несложно было устранить. У нас гильза не очень резко выбрасывалась из ствола, оставалась на лотке, и ее требовалось смахивать вручную. Мы увидели, что общее настроение приемной комиссии не в нашу пользу, а потому решили, что Грабин побеждает. Уехали к себе на завод. Около полуночи накрыли стол в кабинете директора, чтобы встретить Новый год. Вдруг приезжает председатель комиссии и говорит, что надо срочно позвонить по ВЧ в Москву. «А что случилось?» — спрашиваем. «У Грабина пушка развалилась», — отвечает. А дело в том, что Сталину, который внимательно следил за созданием новой пушки, уже доложили, что пушка Грабина хорошо себя зарекомендовала на первых этапах испытаний. Как же теперь ему сказать о неудаче?! Сталин Грабина знал хорошо, а обо мне только слышал… И тогда Устинов — он был мудрым и хитрым министром — распорядился прислать конструкторов из КБ Грабина на 92-й завод, то есть к нам, и вместе довести пушку до ума. Не стали говорить, кто ее сделал, просто дали общее название — ЗИС-С-53. Мне поручили ее довести до ума, и все танки к сражению на Курской дуге нам удалось перевооружить новой пушкой.
— Как вы впервые встретились с Устиновым?
— До первой встречи во время войны я ничего о нем не знал. И это понятно: нарком вооружений и студент — что у них общего?! Но оказалось, что много… Когда он пришел в цех, я увидел молодого красивого парня с залихватским чубом. Оказывается, он хорошо разбирается в технике, в технологии. Он сразу же оценил мое предложение по противооткатному устройству. Так как его интересовало все, что могло сократить сроки изготовления пушек, количество дефицитных материалов, он моментально принял решение о строительстве нового специального цеха для производства противооткатных устройств. Через 26 дней новый цех начал выпускать продукцию! Вот такие были тогда темпы. Дмитрий Устинов поддержал меня, приказал срочно провести испытания моего устройства. Признаюсь, мне было приятно, что сам нарком так быстро и четко оценил мое изобретение.
— После войны характер вашей работы изменился?
— Конечно. В 1946‑м в рамках атомного проекта мы получили задание на разработку первых диффузионных машин, участвовали в создании первого промышленного реактора для наработки плутония… Американцы считали, что потребуется минимум 20 лет, чтобы мы смогли наладить производство обогащенного урана. Мы же уложились в четыре года. Работали день и ночь. У конструкторского бюро были прекрасные традиции. Многие годы оно было разделено на две части — артиллерийское и атомное. Я возглавлял и то и другое. При необходимости конструкторские силы перебрасывались на нужное направление.
В 1949 году Советский Союз создал и испытал атомную бомбу. Обстановка в мире складывалась тревожная. У нас были единичные экземпляры бомб, а у американцев — три сотни. Они планировали начать войну против нас. Поэтому первостепенной задачей для нас стала защита от атомной бомбы. У американцев уже были «летающие крепости», которые могли долететь и до Москвы. И тогда было принято решение сделать вокруг Москвы новую систему обороны. Было организовано КБ-1, в нем главным конструктором стал сын Берии — Сергей. Сначала директором был назначен кто-то из заместителей министра, но он не справился. И тогда возглавить КБ-1 предложили Еляну. В то время он был заметной фигурой в промышленности, его забрали из Горького, а он уже привлек меня. Елян был превосходным организатором, и дело пошло. Первая работа — морская крылатая ракета «Комета», которая должна была уничтожать авианосцы.
— Вас постоянно бросали на совершенно новые дела, и каждый раз вы справлялись с заданием. Как вы считаете, почему?
— Специалистов не было, и потому подбирали тех людей, которые могли легко осваивать новое. Комплекс специалистов, которые собирались вместе, и решал проблему. Мы понимали, что это нужно сделать обязательно, во что бы то ни стало, а потому и работали так. Я принадлежу к особому поколению. Мы закалены войной, нас импульс Победы закалил, и мы понимали, что нельзя ни от чего отказываться. Люди сопротивлялись тяготам и лишениям, сопротивлялись от всей души, как говорится.
— Знающие люди называли вас «отцом космических войн». Но ведь само понятие «космические войны» пришло из-за океана. И СОИ — стратегическая оборонная инициатива, составной частью которой была война в космическом пространстве, всегда связывается с именем президента США Рональда Рейгана. Почему же «отцом» стали вы?
— Дело в том, что именно под моим руководством впервые в мире была создана система противоспутниковой обороны. О многом и сегодня говорить нельзя, но кое-что расскажу.
В США с начала 1960‑х годов очень активно работали по милитаризации космоса, и это исторический факт. Хотя, как потом выяснилось, декларация амбициозных намерений и воплощение их в металл — не одно и то же. Есть пословица: «Гладко было на бумаге…» Однако мы не могли игнорировать то, что Вашингтон взял курс на конфронтацию в околоземном космическом пространстве. И тоже стали работать в этом направлении.
Нам удалось разработать уникальный, даже по нынешним меркам, автоматизированный комплекс, связанный с защитой наших и уничтожением, при военной необходимости, спутников вероятного противника.
Тогда это не афишировалось по той причине, что СССР ни при каких условиях не начал бы войну в космосе первым. Мы разрабатывали средства, которые и сегодня относятся к воздушно-космической защите. Защите, а не нападению.
Первые испытания начались в 1970 году. Тогда наш спутник-перехватчик разнес мишень на куски. Прямо с КП я по телефону доложил о результатах испытаний секретарю ЦК КПСС Д. Ф. Устинову и министру обороны А. А. Гречко. Затем были новые испытания и новые поражения спутников‑мишеней. В 1979 году наш комплекс был поставлен на боевое дежурство. Пока за океаном шумно рекламировали и пытались создать свою СОИ, СССР уничтожил в космосе до десятка спутников‑мишеней. Вот тогда-то меня и стали называть «отцом космических войн».
— Соединенные Штаты смогли поразить цель в космосе только в 1985 году. То есть вы их опередили на 15 лет. Наша страна реально могла вести космические войны или это все-таки преувеличение?
— Я не понимаю, откуда возникло убеждение, что за океаном нас во всем и всегда опережают. Естественно, у нас были технологические проблемы, что-то мы не могли сделать по объективным причинам. Ведь 1970 год — это всего лишь 25 лет после окончания Второй мировой. Из тупиковых, казалось бы, положений мы выходили за счет, как сейчас говорят, креативного подхода. Многие наши конструкторские решения были значительно проще и лучше того, что делали в США. Поэтому мы и опередили их в гонке космических вооружений. Хотя, повторюсь, никогда войну в космосе Советский Союз первым бы не начал.
Однако созданные нами космические информационно-управляющие системы позволили уже в начале 1970‑х годов достичь и по настоящее время сохранять военно-стратегический паритет не только с США, но и со всем блоком НАТО.
— В КБ-1 вы занимались крылатыми ракетами…
— Не только. Первые системы у истребителей «воздух-воздух» мы тоже начинали. А потом мне пришлось перейти на космическую тематику. Сейчас я, в частности, работаю над такой системой, которая делает войну бессмысленной.
Речь идет о неотвратимости ответного удара. В случае массового нападения на нас нужно успеть поднять наши ракеты. Если такая система есть, то любой противник будет понимать, что неотвратимость возмездия существует реально. И он обязательно получит свое, к каким бы ухищрениям ни прибегал. Поэтому воевать в наше время нельзя! Если война начнется, погибнет весь мир. При более или менее серьезной схватке обязательно будет применено ядерное оружие. А оно такой мощности, что две-три бомбы — и таких городов, как Москва, просто нет, они перестанут существовать. Мощность у бомб невероятная…
— А вы умели проигрывать?
— Не знаю. Не пробовал. Так получилось, что ни одного проекта у меня впустую не прошло.
— А чем особенно гордитесь?
— Пожалуй, тем, что все свои работы доводил до конца. Множество систем делал. Они стоили огромных денег, а создавались в кратчайшие сроки.
Первая крылатая ракета. Цена вопроса — 75 миллионов. Срок — всего пять лет. Или система «воздух-воздух», срок — два года. Или системы «море‑море», «земля-земля», «земля‑море»… Сроки создания минимальные, эффективность — высочайшая… Освоенные средства каждого проекта — два миллиарда…
— Да вы истинный олигарх‑миллиардер!
— Думаю, мы освоили средств гораздо больше, чем у всех наших олигархов, вместе взятых. Вот только использовали мы их на благо Родины, а не на покупку яхт, вилл и футбольных клубов.
Беседу вел Владимир ГУБАРЕВ.