Командарм из сорок первого
Столбы черного дыма обозначали границу нагрянувшего горя. Наши войска наступают, отступают, попадают в окружение, прорываются и снова идут в бой.
В этой военной кутерьме пробивается к невидимой линии фронта «эмка» с рисковыми репортерами военной газеты.
Из дневниковых записей К. М. Симонова:
«…Из последней деревеньки, через которую проехали, мы увидели поднимающиеся вдалеке холмы. В той стороне часто и монотонно била артиллерия и вставали далекие столбы разрывов.
Наконец, по нашим расчетам, километрах в восьми или семи от Ельни, когда впереди слышалась уже не только артиллерийская стрельба, но и далекая пулеметная, мы увидели у самой дороги две машины и группу военных.
Загнав свои машины под деревья, мы подошли к военным. Их было всего пять человек. Генерал Ракутин, дивизионный комиссар — член Военного совета и трое пограничников – капитан и два сержанта. Они и составляли весь полевой штаб Ракутина, который мы искали.
Я хорошо запомнил генерала. Он мне понравился. Он был совсем еще молодым, на вид лет тридцати (на самом деле ему, кажется, было значительно больше), белобрысый, высокий, хорошо скроенный, в генеральском френче, с маузером через плечо и без фуражки. Фуражка и генеральская никелированная сабля лежали у него в машине».
На тот момент Константину Ивановичу Ракутину на самом деле было 39 лет, но он оставался одним из самых молодых генералов Красной армии.
Почему вдруг из обширных дневниковых записей Константина Михайловича Симонова мы выбрали строчки именно про этого генерала? Сейчас вам станет понятно.
Генерал‑майор Константин Ракутин был уроженцем деревни Новинки Вачского района, а значит, наш земляк. С семилетнего возраста рос и учился в Нижнем Новгороде. В семнадцать лет стал военным. Отличился в боях на Дальнем Востоке в составе Волочаевского полка. Награжден именным оружием. А дальше он выбирает границу и на момент начала войны возглавляет Управление пограничных войск НКВД Прибалтийского округа.
«Я крещен огнем, испытан боевыми походами. Теперь наступило время для нового испытания, испытания границей», – писал он родным домой.
14 июля 1941 года «в связи с неблагоприятным исходом пограничных сражений и в целях остановки продвижения противника» командованием было принято решение о развертывании фронта резервных армий. Они должны были прикрывать Москву.
В этот фронт вошли шесть общевойсковых армий, в четырех из которых командующими были назначены генералы пограничных войск. Константин Ракутин получил в подчинение 24-ю армию и вступил в ее командование 15 июля.
Его армия оказалась на острие удара немецких войск.
Из дневниковых записей К. М. Симонова:
«…В утренней сводке штаба Резервного фронта за 22 июля сказано, что противник «продолжает удерживать район Ельни» и что командующий фронтом принял решение «окружить и уничтожить противника в Ельне…» Непосредственное руководство операцией возлагалось на командарма
24-й генерал‑майора Ракутина.
…Сама по себе Ельня — всего-навсего районный городок. Но Ельнинский выступ был в глазах немцев важным узлом дорог, плацдармом для будущего наступления на Москву».
7 сентября командующий Резервным фронтом Г. К. Жуков подписал приказ, в котором говорилось:
«После упорных и ожесточенных боев доблестными частями нашей 24-й армии одержана крупная победа. В районе Ельни немецким войскам нанесен сокрушительный удар… За время боев в районе Ельни нашими войсками разгромлено около восьми отборных немецких дивизий, в том числе дивизия СС. Противник потерял не менее 75-80 тысяч убитыми и ранеными. Блестящая победа, одержанная частями 24-й армии, вдохновляет всю Красную армию, весь советский народ на новые подвиги в борьбе за полный разгром и уничтожение ненавистного врага».
В боях за Ельню родилась советская гвардия. Четыре дивизии из состава 24-й армии генерала Ракутина стали гвардейскими.
6 сентября Гитлер в своей ставке подписывает специальную директиву по захвату Москвы. Войсковая операция получила название «Тайфун».
В директиве отмечалось:
«Город должен быть окружен так, чтобы ни один русский солдат, ни один житель – будь то мужчина, женщина или ребенок – не мог его покинуть. Всякую попытку выхода подавлять силой. Произвести необходимые приготовления, чтобы Москва и ее окрестности были затоплены водой. Там, где стоит Москва, должно возникнуть море, которое навсегда скроет от цивилизованного мира столицу русского народа».
На Москву было брошено 1 млн 800 тысяч солдат и офицеров, свыше 14 тысяч орудий и минометов, 1700 танков, 1390 самолетов.
30 сентября началась операция «Тайфун». За несколько дней мощного наступления противник прорвал оборону наших войск под Смоленском и Вязьмой. Один из первых ударов врага приняла на себя армия генерала Ракутина. Но это уже была не та боеспособная армия, которая освобождала Ельню. Ее пополнили свежими дивизиями народного ополчения, но обучить их действовать в бою не успели.
7 октября под Вязьмой попали в окружение пять армий Западного фронта, в том числе и 24-я генерала Ракутина. Казалось бы, в безысходной обстановке армии продолжали драться.
Один из красноармейцев, который находился в батальоне охраны штаба армии, впоследствии вспоминал:
«Рядом с Ракутиным, в 10-15 метрах, мне довелось ходить в атаку на прорыв. Он шел в полный рост, в генеральской форме, в фуражке, с пистолетом в руках. Мы не прорвались, и по приказу командования в больших специально вырытых ямах сжигали штабные документы, предварительно облив их мазутом и бензином. После атаки я больше не видел генерала Ракутина».
Последнее донесение от Ракутина было получено в штабе Резервного фронта 9 октября 1941 года:
«Противник силой 5 танковых дивизий продолжает развивать наступление, стремясь к полному окружению войск 24-й армии… Части 24-й армии, ведя ожесточенные бои в полосе обороны, окружены, атакованы с фронта и флангов. Ракутин, Иванов, Кондратьев».
Донесение поступило 9 октября, хотя было послано двумя днями раньше. Подвезти армии боеприпасы на автомашинах было уже невозможно. Решили сбрасывать с самолетов, а для этого выслали офицеров связи. Но в установленное время сигналов не было, и самолет, летавший на разведку, вернулся ни с чем.
После 7 октября генерала Ракутина никто не видел…
Из списков Красной армии он был исключен только в июне 1943 года как пропавший без вести. После войны, в 1946 году, формулировку изменили: «Погиб в 1941 г. на фронте Великой Отечественной войны». Но точная дата, обстоятельства гибели и место захоронения командарма так и не были выяснены. Все, кто был рядом с ним в те дни, погибли…
Метка пропавшего без вести на командарме осталась. В книгах советского времени, рассказывающих о боях под Ельней, где родилась гвардия, 24-я армия упоминалась, а имя ее командарма, как правило, замалчивалось. Не исключено, что к этому имени с недоверием относились и командармы, прошедшие мыслимыми и немыслимыми дорогами войны. Для них Ракутин был все-таки «чужаком», из пограничников, провоевавшим чуть больше трех месяцев на фронте с хорошо укомплектованной и подготовленной к боям армией. Но скорее всего, его толком никто и не знал, не успели познакомиться.
Пожалуй, имя командарма Ракутина впервые стало известно из дневников Константина Симонова, который взялся восстанавливать военную судьбу генерала.
Из дневниковых записей К. М. Симонова:
«Весной 1942 года, когда я диктовал дневник, до меня дошли слухи, что Ракутин, раненный, застрелился в дни вяземского окружения.
Но сколько я потом ни рылся в архивах, мне так и не удалось найти точных сведений о том, как именно погиб командующий 24-й армией Константин Иванович Ракутин».
Писатель прошерстил все донесения штаба Резервного фронта, который был на связи со штабом окруженной армии.
«О Ракутине никаких донесений не получили. Его радиостанция на вызов… с 14.00 8.10 не отвечает. Высланные сегодня в район нахождения Ракутина на самолете У-2 радист и шифровальщик до сих пор сигнала о своем прибытии не дали».
И наконец последний документ: «В 19.00 вернулся капитан Бурцев, летавший на поиски Ракутина. В районе юго-восточнее Вязьмы самолет Бурцева был обстрелян… Бурцев ранен. Самолет поврежден…»
Со временем к версии о самоубийстве командарма прибавились еще ничем не подтверждаемые догадки – погиб в бою и даже вывезен в Москву на самолете, но тогда бы он объявился. Да и самолет вряд ли бы спокойно сел в ту «кашу»…
Спустя годы появилась еще одна версия гибели генерала. Ее подсказали документы из немецких военных архивов.
В одном из донесений говорилось, что в подбитом тяжелом танке КВ обнаружены тела обгоревших танкистов, при этом у двух из них были изъяты документы на имя генералов К. И. Ракутина и Б. Д. Боброва. Вечером того же дня в присутствии командира 78-й пехотной дивизии полковника фон Ройтнера тела советских офицеров с воинскими почестями были преданы земле на перекрестке дороги Косой Брод – деревня Свиная…
Больше в донесении не было никаких подробностей. Какие документы нашли у обгоревших танкистов? Как определили немцы, что это именно тела генералов, если не упоминается о документах, удостоверяющих личности.
Могли какие-то документы генералов оказаться в танке? Конечно, могли, если речь идет о каких-то штабных бумагах, просто оставленных в танке или переданных танкистам на случай, если тем удастся вырваться из окружения.
Если же тела обгорели, то что можно было найти вообще? Были генералы в танке, но не факт, что они в нем и погибли.
Донесение датировалось 19 октября. Это плюс десять дней к той дате, когда генерала Ракутина видели в последний раз.
В послевоенные годы много поисковых экспедиций выезжали в район Вязьмы и прочесывали леса в поисках захоронения генерала Ракутина и его штабной группы. Но на след так никто и не напал. Ходили слухи, что были найдены какие-то обгоревшие штабные бумаги, но не более.
5 мая 1990 года указом президента СССР № 114 генерал‑майору Константину Ивановичу Ракутину было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).
Генерал Ракутин замкнул список Героев Советского Союза – горьковчан.
Весной 1996 года в розыск места захоронения командарма включился поисковый центр «Судьба» ассоциации»Военные мемориалы».
Поисковики тщательно изучили архивные документы Резервного фронта и те немногочисленные воспоминания, оставленные вышедшими из окружения солдатами и офицерами 24-й армии.
В частности, они обнаружили письменный отчет члена Военного совета 24-й армии Николая Ивановича Иванова. Раненный в окружении, он попал к партизанам и в январе 1942 года был вывезен самолетом в Москву. Вот строки, которые заинтересовали поисковиков:
«… 24-я армия попала в крайне тяжелую обстановку. Штаб, в том числе я и командующий генерал‑майор Ракутин, отходил с ополченческой дивизией. 7 октября мы вышли в район Семлева. Части дивизии, будучи уже к тому времени потрепанные, видя, что кольцо окружения замкнуто, залегли и приостановили движение вперед. Учитывая такое положение, я и командующий армией тов. Ракутин пошли непосредственно в части, чтобы оказать непосредственную помощь командованию дивизией… Во второй половине дня я был ранен…»
Из дневника поисковой экспедиции:
«Исходя из анализа боевых действий и хронологии событий, мы пришли к выводу, что поисковые работы целесообразно проводить на территории Вяземского и Дорогобужского районов Смоленской области. Предварительно нами были составлены схема боевых действий, маршрут перемещения штаба армии, обозначен район предполагаемой гибели командарма Ракутина. Шаг за шагом на протяжении 17 дней наши поисковики изучали район боевых действий: осматривали местность, обследовали множество оплывших воронок, осевших блиндажей и стрелковых ячеек, используя для этого щупы и металлоискатели.
На десятый день поисков, а именно 1 мая 1996 года, на дороге Волочек — Семлево, в районе урочища Гаврюково, в двух метрах от обочины дороги по особенностям грунта на глубине 40 сантиметров нами было обнаружено неизвестное захоронение. В процессе эксгумации, проводившейся 1-3 мая, были обнаружены останки 20 военнослужащих Красной армии и 7 солдатских медальонов».
Но когда сделано захоронение: в ходе осенних боев 1941 года или позже, когда уже врага гнали от Москвы? Выручили солдатские медальоны. По архивным документам все семь солдат числились пропавшими без вести осенью 1941 года.
Из земли извлекли часть нарукавного шеврона шинели, на котором ясно проглядывала крупная вышитая звезда. Этот шеврон мог принадлежать генерал‑майору.
Из дневника поисковой экспедиции:
«Для установления личности генерала, чьи останки были найдены в захоронении, нами был определен круг лиц высшего командного состава 24-й армии, участвовавших в боевых действиях в этом районе в октябре 1941 года, и прослежены по документам их военные судьбы.
После изучения личных дел и штабных документов, карточек учета и потерь офицерского состава мы пришли к выводу, что в районе обнаружения останков могли погибнуть двое генералов – командующий 24-й армией генерал‑майор Константин Иванович Ракутин и командир 139-й стрелковой дивизии генерал‑майор Борис Дмитриевич Бобров.
Для идентификации личности погибшего сотрудниками Центральной судебно‑медицинской лаборатории Министерства обороны было проведено криминалистическое исследование обнаруженных костных останков и их сравнение с прижизненными фотографиями обоих генералов. На основе антропологического исследования эксперты лаборатории пришли к заключению, что в соответствии с учетом выявленных совпадений идентификационных признаков представленные на исследование костные останки не могут принадлежать генерал‑майору Б. Д. Боброву, а являются останками генерал‑майора К. И. Ракутина.
Последний, судя по всему, погиб от осколочного ранения в голову».
Командарма из сорок первого года Героя Советского Союза Константина Ивановича Ракутина перезахоронили на мемориальном кладбище «Снегири» в Истринском районе Московской области.
Вячеслав ФЕДОРОВ.