«Переделать колхозы в совхозы…»

«Предупреждая процесс ограбления имений»
На протяжении своей истории советская власть в крестьянском вопросе множество раз уподоблялась витязю, оказавшемуся на распутье. Правда, былинного камня с описанием опасностей, подстерегающих на каждом из рассматриваемых путей, перед руководством не наблюдалось. Однако муки выбора иногда приобретали вполне эпические масштабы. Так, например, происходило в августе 1926 года, когда на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) рассматривался вопрос об утверждении политики партии в сельскохозяйственном вопросе. Точнее, обсуждалась проблема, по какому из путей и кому в селе выгоднее направлять государственную помощь. Как финансовую — в виде кредитов и налоговых льгот, так и техническую — в виде тракторов.
Крестьян-единоличников, в особенности имеющих достаточно крепкие в экономическом плане хозяйства, а также середняков, хотя они и были главными производителями сельхозпродуктов в стране, из числа получателей помощи исключили изначально. Причем по политическим мотивам.  А потому речь шла исключительно о поддержке чисто советских сельскохозяйственных организаций — совхозов и колхозов.
Чтобы члены Политбюро могли составить представление о предмете рассмотрения, замнаркома земледелия РСФСР и член коллегии наркомата рабоче-крестьян­ской инспекции Алексей Свидерский в начале заседания 2 августа 1926 года доложил:
«Совхозное строительство мож­но разбить теперь на два периода: первый период совхозного строительства надо начинать с 1917–1918 гг., с Октябрьской революции, примерно до нэпа, и следующий период совхозного строительства — со времени введения нэпа.
Разница между обоими периодами заключается в следующем: в первый период, в период со времени Октябрьской революции до введения нэпа, с одной стороны, задача советских земельных органов и иных органов власти на местах заключалась в том, чтобы возможно большее количество бывших имений превратить в совхозы, предупреждая тот процесс ограбления имений, который в процессе революции происходил.
Во-вторых, поскольку страна переживала голод, особенно в фабричных центрах, то совхозам придавалось значение как специальным «хлебным фабрикам», поэтому в области совхозного строительства наблюдалось сильное стремление к приписке совхозов ко всякого рода учреждениям, фабрикам, предприятиям и т. д. Этот период, закончившийся к 1922 г., привел к тому, что мы имели к этому времени 6347 совхозных единиц по всему Союзу. Это количество совхозов имело в своем распоряжении земельной площади 3391 тыс. десятин. Затем, со времени введения нэпа, поскольку в ведение хозяйства стал вводиться хозрасчетный элемент, владение совхозами стало невыгодно для целого ряда предприятий, которые в период голода и военного коммунизма эти совхозы приписывали и забирали в свое распоряжение.
В результате количество совхозов стало сокращаться, часть совхозов, наиболее мелких, стали передавать крестьянам, затем в порядке хозрасчетном многие предприятия стали отказываться от совхозов, и в результате количество совхозов к 1924-1925 гг. оказалось  5700 единиц с земельной площадью  3125 тыс. десятин».
Экономические результаты деятельности совхозов оставляли желать много лучшего.
При этом попытки поправить положение лишь усугубляли экономические проблемы. Так, созданный для руководства совхозами Госсельсиндикат, торгуя продукцией совхозов, за три года получил 1 млн руб. убытка.
О «правильных» и «неправильных» хозяйствах
Существовало и другое направление, по которому можно было пустить потоки финансовой и технической помощи селу — колхозы. Вопреки общепринятому мнению, их начали создавать задолго до сталинской коллективизации. Причем в самых разнообразных формах — от коммун, где обобществлялось хозяйство, до товариществ по совместной обработке земли. О том, чего же колхозам удалось добиться к августу 1926 года, на том же заседании Политбюро докладывал Григорий Каминский, который в то время был замом председателя правления Союза союзов сельскохозяйственной кооперации, объединявшего все колхозы:
«Коллективное движение может быть подразделено в своем развитии на два основных этапа – до введения новой экономической политики и после ее введения. Первый период характеризовался довольно бурным развитием колхозного движения, и притом преимущественно в высших формах — коммун; в меньшей степени развивались артели и товарищества по общественной запашке земли.
В первый период социальный состав колхозов был смешанный: мы имели там наряду с крестьянами также выходцев из города, преимущественно рабочих, отчасти и интеллигенцию. Отношение крестьянства к колхозному движению в этот период было в массе, безусловно, враждебным.
С введением новой экономической политики колхозное движение стало как бы замирать и распадаться. Особенно сильное распадение колхозов наблюдалось в Сибири и на Северном Кавказе, в меньшей степени оно происходило на Украине. В целом первый период нэпа характеризовался несомненным распадом коллективного движения… По вопросу о количестве колхозов общие данные говорят о 22 тыс. организаций. Мы считали лучшим, однако, взять меньшую цифру, это будет правильнее. Мы считаем, что по всему Союзу ССР колхозов имеется 20-21 тыс., по РСФСР колхозов насчитывается 16347, по Украине — 5578. Насчитывается около 1 млн едоков; по отношению ко всему крестьянству этот процент очень незначителен. Тут ни в коем случае увлекаться нельзя».
Получалось, что в среднем на колхоз приходится 50 человек. Причем не работников, а едоков, включая стариков и детей. Большим достижением это не назвал бы даже самый фанатичный большевик. А многие из участников заседания говорили о том, что немалая часть колхозов — настоящая липа. Одни крестьяне договариваются между собой, получают полагающиеся коллективным хозяйствам ссуды деньгами и зерном, а затем благополучно делят их между собой и ликвидируют колхоз. Другие изображают совместную работу, чтобы получить льготы и послабления от советской власти.
Конечно, на заседании говорилось и о существовании «правильных» колхозов. Но вывод напрашивался сам собой: советские формы хозяйствования на земле требуют слишком больших затрат и экономически неэффективны.
Крестьяне-единоличники, если дать им кредиты и технику, могут значительно увеличить производство зерна и всей сельхоз­продукции. На это намекал председатель Совнаркома СССР Алексей Рыков. Но Сталин продемонстрировал, что политика считается концентрированным выражением экономики только в марксистско-ленинской теории. А на практике политическое руководство распоряжается экономикой как ему заблагорассудится.
«Колхозники на трудодни ничего не получают»
Что бы ни планировал в тот момент Сталин, уже через считаные годы оказалось, что не кредитование колхозов, а начавшаяся с 1927 года принудительная коллективизация привела к созданию самых экономически эффективных советских сельскохозяйственных организаций – колхозов. Поставленные в рабское положение колхозники вынуждались трудиться бесплатно. А отсутствие у колхозников паспортов не давало им права сменить место жительства и работы. Причем подобная ситуация не менялась годами.
Однако улучшений колхозники дождались лишь после смерти вождя. Им вскоре начали платить, и сразу выяснилось, что колхозы для советского государства крайне неэффективная форма сельхозпроизводства. На совещании по состоянию колхозов и совхозов 29 декабря 1956 года первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев рассказывал его участникам:
«Совхозы показали себя более экономически эффективными для государства, чем колхозы. Я это говорю по продукции. Это уже доказано сейчас, и не только по зерну, но и по другим продуктам. Объясняется это, конечно, просто. Когда мы колхозникам почти ничего не платили за сдаваемую ими продукцию, тогда совхозы не могли быть рентабельными. Сейчас, когда мы установили соответствующие цены, то колхозы уже продукцию нам дают дороже, чем мы получаем эту же продукцию через совхозы».
При этом Хрущев, как обычно, косноязычно, но весело приводил конкретные примеры и называл цены за центнер зерна:
«Сейчас опыт показывает, что хлеб в колхозах стоит 60 руб., а в совхозах – 31 руб. Одноклассник скажет, что это, дедушка, больше, а это — меньше. Нужно сделать соответствующий вывод… Мы экономику буржуазную насилуем. Там, где меньше затрачивается капитала и труда, там продукция должна быть дешевле. На целинных землях, совхозы об этом говорят, стоимость есть 20-25 руб., а мы колхозникам платили 80 руб. по глупости… Сейчас уже по ряду технических культур мы имеем более дешевую продукцию, через совхозы полученную, чем через колхозы. Взять фрукты — яблоки, виноград. Многие докладывают, что в несколько раз дешевле виноград, полученный через совхозы, чем через колхозы».
Выход из ситуации предлагался, как обычно у Хрущева, предельно простой — переделать колхозы в совхозы.
При этом Хрущев вспомнил о том, что новое преобразование деревни не стоит производить, как в предыдущий раз, в жестко принудительном порядке:
«Я считаю, что надо соблюсти добровольность при организации совхозов… Но не нужно сейчас притеснять. Если вы будете принуждать человека, это политически скажется. Этого делать не нужно».
Самым занимательным во всей истории новой переделки деревни оказался вопрос о собственности. О том, что колхозы начинались с насильственного обобществления личных хозяйств, колхозная собственность была собственностью колхозников, а совхозная будет государственной, почему-то никто в руководстве страны не вспомнил. Или не захотел вспоминать.
Циничным был пункт приложения к постановлению об исчислении трудового стажа колхозников при переходе в совхозы:
«Колхозникам, перешедшим на постоянную работу в совхоз, засчитываются в трудовой стаж время их непрерывной работы в колхозе начиная с 1939 года, служба в рядах Советской Армии, Военно-Морском Флоте, внутренних и пограничных войсках, а также работа на выборных должностях или по оргнабору в промышленности и на строительстве, за исключением тех лет работы в колхозе, когда они не выработали (по имеющимся в колхозе документам) обязательного минимума трудодней без уважительных причин».
Некоторые колхозы создавались в конце 1920-х. Так что у их членов просто украли десять лет стажа.
«Было преобразовано
в совхозы
15,5 тыс. колхозов»
Выгоды для местных властей были очевидными. Колхоз по закону должен был обеспечивать своих членов жильем, заботиться о престарелых колхозниках, учить и кормить молодежь. И если в сталинские времена на нарушения во многих случаях смотрели сквозь пальцы, то теперь, если слабосильный колхоз не справлялся с этими обязанностями, местный бюджет вынужденно оказывал помощь.
В совхозах же рабочим платили только зарплату. Все остальное было их собственным делом. А ко всему прочему многие совхозы входили в объединения республиканского подчинения. Так что в случае неурожаев проблемы убытков и продолжения выплаты зарплаты решались там же, а не на районном или областном уровне. А потому кампания развернулась в полную силу. Благо всегда можно было сослаться на указания «дорогого Никиты Сергеевича», данные в одной из его бесчисленных речей.
25 декабря 1959 года он на пленуме ЦК КПСС снова обрушился на оплату труда колхозников:
«Некоторые колхозы вырвались вперед по оплате труда. Они ушли вперед не только за счет своей работы, но и потому, что государство высоко оплачивает их продукцию. Семилетним планом предусмотрен рост доходов рабочих, служащих и колхозников. Мы должны следить за этим и справедливо регулировать оплату труда. Поэтому я считаю правильной инициативу товарищей, вносящих предложения о пересмотре цен на некоторые сельскохозяйственные продукты… Нам нужно установить такой порядок оплаты труда в колхозах, который бы исключал чрезмерно высокие, ничем не оправданные заработки, но чтобы материальное поощрение оставалось, чтобы не лишить колхозников стимула к дальнейшему развитию общественного производства… »
Партия и правительство сдержали обещание дать бывшим колхозникам в совхозах почти городские условия работы, но позабыли дать им сравнимую с городской зарплату.
Уже в 1962 году Хрущеву пришлось признать, что все его мероприятия в сельском хозяйстве, и особенно в животноводстве, ни к чему не привели и для стимулирования сельхозпроизводителей нужно повышать закупочные цены, а чтобы не углублять финансовый кризис, не прекращавшийся не первый год, повысить розничные цены на продукты.
Тем временем в укрупненных хозяйствах начали ликвидировать неперспективные деревни и бросать малые и потому невыгодные для обработки и использования поля и луга. Новые рабочие совхозов, колхозные дома которых успели разрушить, как рассказывали старики, иногда даже выкапывали себе землянки.
Продовольственные проблемы в стране нарастали из года в год. Однако никто не вспоминал о том, что возможность подобного развития событий была ясно видна еще в 1926 году.

Евгений ЖИРКОВ.
(«КоммерсантЪ-Власть».)