Под крылом ангела-хранителя
Много чего произошло за девять десятилетий в жизни ветерана, но самым суровым испытанием для него стали годы войны. В 1941 году мальчишке из села Нелюбова Васе Ломову было только шестнадцать. Его мать, услышав о начале войны, надеялась, что она закончится раньше, чем сыну исполнится восемнадцать. Но время шло, бои не прекращались. Наступил 1943 год. Василию Ломову, которому еще не было восемнадцати, вручили повестку в армию. 13 января худенький мальчишка уехал вместе с другими мужчинами из родного Нелюбова на призывной пункт. Рыдающая мать перекрестила сына на дорогу.
Василия отправили на военную подготовку на Дальний Восток. Впрочем, может, и не только на подготовку — на Тихом океане воевала Япония, и ее надо было сдерживать от соблазна напасть на СССР. Учился Василий на минометчика. В самом конце 1943 года, когда стало ясно, что Япония ни при каких условиях не нападет, эшелоны с подготовленным пополнением потянулись на запад. 23 дня шел эшелон до города Торопец, где проходило формирование новых подразделений.
— Выстроили нас на плацу, — вспоминает Василий Дмитриевич, — и, что самое удивительное, предложили самим выбрать войска. Я, как и готовился на минометчика, вызвался в дивизион 120-миллиметровых минометов. Уже через несколько дней оказался на передовой. Попали под обстрел немцев. То недолет, то перелет. Но пристрелялись фашисты, взрыв совсем рядышком, двое бойцов убиты, а меня взрывной волной накрыло.
Минометная батарея под командованием комбата Трегубова приняла участие в артподготовке. Мин нужно выпустить десятки. Одна весит пуд, в ящике их две, да и сам ящик нелегкий. Я в батарее был самый маленький и щуплый, чуть справлялся с задачей. Комбат разгневанно кричит: «Спишу в пехоту!»
Служить было очень тяжело. Обстрелы и бомбежки, постоянная сырость, отчего по телу высыпали чирьи. Усталость. Засыпали в окопе стоя, опираясь на винтовку.
— Не знаю, списал бы меня комбат в пехоту или нет, — продолжает Василий Дмитриевич, — но через несколько дней кровопролитных боев нас вывели на переформирование, километров за сорок от линии фронта.
Через день прибегает вестовой: «Ломов! Тебя вызывают в контрразведку». Вызов не самый приятный на фронте. Уж не провинился ли в чем? У блиндажа контрразведки несколько десятков бойцов. Из них отобрали полтора десятка — только что сформированному штабу дивизии была необходима охрана.
— Так до конца войны и прослужил в охране штаба, — рассказывает ветеран. — Но не только штаб и знамя охраняли, доводилось и на передовой бывать. Приходилось усиливать войска в периоды, когда измотанные части выводили в тыл, а замена перед наступлением еще не прибыла. В конце 1944-го стали в армию призывать бойцов из уже освобожденных к тому времени западных районов Украины. Крайне ненадежны были «западенцы», могли и перебежать.
Как-то вернувшись с передовой, Василий получил вызов к начальнику разведки.
— Боец, в карте разобраться можешь?
— Кое-что понимаю, — отвечаю.
— Связного у нас убило, твоя задача — доставить пакет командиру полка, — офицер разворачивает карту. — Пройти нужно вот в эту точку — чем быстрее, тем лучше. А вот этот участок простреливается немцами. Понял?
— Так точно.
— Ну, с Богом.
И Ломов отправился в путь.Опасный участок преодолел стремительными перебежками. А там недалеко и до штаба полка. Передал пакет. Вместо него получил донесение — и в обратный путь. Вновь стремительный бросок — и боец у штаба дивизии.
— Не успел перевести дух — повторение маршрута. Доставил, вернулся, готовлюсь заступить на охрану штаба, но не суждено в этот раз.
— Ломов! — кричит майор. — Ты дорогу знаешь, проводи-ка зам-полита в полк.
Идем с капитаном, подходим к опасному участку. Я по молодости и, наверное, по глупости одним броском преодолеваю его. Офицер — осторожно в обход. Дожидаюсь его на опушке и провожаю в штаб полка. Там меня уже узнают.
— Отдохни, — говорят офицеры, — а то уж совсем забегался.
— Не знаю почему, я от отдыха отказался и в обратный путь, — продолжает фрнтовик. — Наверное, и немцам надоел своей беготней. Открыли огонь. Может, конечно, и не по мне. Стрельба велась по всей линии соприкосновения. Но к себе я добрался в очередной раз невредимым.
У штаба все тот же командир разведки говорит: “Пока ты добирался, полк, куда ты провожал замполита, подвергся артналету, замполит и еще несколько офицеров погибли. А на тебя, солдат, пишу представление к награде — медали “За отвагу”.
На войне как на войне. Кому смерть, кому награда.
Неведомая сила хранила жизнь Василия Ломова и дальше. В страшных боях по взятию Кенигсберга он не получил ни царапины. Город пал 9 апреля 1945 года, за месяц до Победы. Со взятием Кенигсберга война для Василия, можно сказать, тоже закончилась. Его дивизия в бой больше не вступала. Через некоторое время их вывели в Польшу на переформирование. Здесь встретил минометный дивизион, в котором начинал воевать.
— Ого, как вырос и возмужал щуплый мальчишка, — удивлялись знакомые бойцы. — А тебе повезло, — грустно добавили мужики, — весь твой расчет погиб при взрыве мины.
А потом пришла долгожданная Победа.
— Стою, охраняю штаб. Около двух ночи из штаба возбужденный и радостный выбегает капитан Расстегаев, — даже спустя семьдесят лет со счастливой улыбкой вспоминает тот день Василий Дмитриевич. — Победа! Победа! — кричит капитан и палит в воздух из своего ТТ. Я тоже присоединяюсь к нему — все семьдесят патронов диска улетают в небо.
Окончилась война, и ангел-хранитель, видимо, забыл о Василии, не получившем в боях ни царапины.
— Во время шуточной борьбы один сибиряк показал мне бросок, — с иронией вспоминает ветеран. — Результат — тяжелый перелом ключицы, лечение в госпитале, потом месячный отпуск.
Домой! Хоть и кончилась война, после отпуска поехал в военкомат в Бутурлино, просился обратно в часть, но получил направление в Горький на пересылку. Там комиссия. Врач определил, что я глух на правое ухо, нет барабанной перепонки.
— Как же тебя вообще призвали? — удивлялся доктор.
— Чего удивляться, шел еще только 1943 год, а уха у меня два.
Но в 1945-м такого бойца сразу же комиссовали. И вот он дома. Уже совсем.
Алексей ТОЛКАЧЁВ.
р. п. Большое Мурашкино.