Это был вызов
Общая победа — свята
Для разного рода средств массовой информации это был шок. Как, министр иностранных дел и не знает истории? Началась полоса обычного в таких случаях газетного ерничанья. Чего только не советовали министру газетчики. Они обращали внимание Схетыны, «что Красная армия не носила красных мундиров, а Красное море не красного цвета, но при этом трудно не согласиться с тем, что Черное море по ночам действительно черное».
Министру предлагали носить с собой шпаргалки и, прежде чем изрекать официальные заявления, незаметно в них заглядывать.
Российский коллега польского министра иностранных дел Сергей Лавров не понял глубинного смысла, скрытого в высказывании, и прокомментировал его следующим образом: «Господин министр, мы оба знаем, что вы на самом деле не имели в виду украинцев».
Бывает. Может быть, Гжегож Схетына оговорился. Он все-таки министр, вон и президенты оговариваются. Тот же Барак Обама «перебросил» своего двоюродного деда Чарли Пейна освобождать Освенцим, хотя тот принимал участие в освобождении Бухенвальда. Но на эту оговорку президента последовало официальное заявление с признанием ошибки.
Польские власти на оговорку своего министра иностранных дел никак не отреагировали. А через два дня сам министр подтвердил: «Я сказал правду». В подтверждение он сообщил, что ворота концлагеря Аушвиц-Биркенау (Освенцима. — Ред.) снес танк, которым управлял украинец Игорь Побирченко.
Вот тут он и передернул карты. В музее Освенцима всегда значилось, что первым распахнул ворота концлагеря командир штурмового батальона майор Анатолий Шапиро из 100-й Львовской стрелковой дивизии. По национальности Анатолий Шапиро еврей, а если по Схетыне судить о дивизии, то формировалась она из жителей Львова — польского города. Выходит, сами поляки и освобождали Освенцим. Что же Схетына прямо-то не сказал, а все «лавры» отдал украинцам?
Грустно в эти дни усмехнулись в Вологде. Они-то знают точно, что 100-я стрелковая дивизия формировалась в их городе в 1942 году «за счет военнообязанных Вологодской, Архангельской областей и Коми АССР». А Львовской она стала, положив за этот город солдат, которым было не суждено вернуться в родные края.
Обратите внимание на нижнюю фотографию. Долгое время она находилась в музейной экспозиции бывшего концлагеря Освенцим. Я давно там не был и не знаю, в каком состоянии пребывает сегодня музей и есть ли там эта фотография. А главное, сохранилась ли подпись под ней, где можно было прочесть, что на снимке солдаты 322-й стрелковой Житомирской дивизии оказывают помощь узникам Освенцима. Рядом с фотографией в пояснительном тексте значилось:
«Основную роль в освобождении лагеря сыграла 322-я стрелковая дивизия, которая 27 января 1945 года взяла территорию концлагеря под свой контроль».
А теперь, вслед за вологодцами, грустно можем усмехнуться и мы, зная, что 322-я стрелковая дивизия осенью 1941 года формировалась в Горьком. И есть тому доказательства — фотографии, которые были сделаны на главной площади города, когда дивизия получала боевое знамя. Глядя на эти парадные снимки, понимаешь: вряд ли кто из бойцов, запечатленных на них, дошел до Освенцима. Бойцы, может быть, и не дошли, но дошла дивизия. Начав сражаться под Москвой, она шла дорогами самых кровопролитных боев через Орел, Воронеж, Курск, Киев, Житомир, Львов, Краков и почти до Праги.
Ветераны 322-й, приезжая со всех концов Советского Союза, считали город формирования своей дивизии родным городом, даже если они никогда в нем до этого не бывали. Такой был прин-цип боевого братства. Ну а уж собравшихся на встречу ветеранов горьковчане никогда не делили по национальностям. Все были единым советским народом, сломившим фашизм. Общая победа была для нас свята.
«Сделали
что-то хорошее»
Если взглянуть на карту наступления 1‑го Украинского фронта, а точнее, оперативную карту 60-й армии, входившей в этот фронт, то вряд ли на ней отыщешь красную стрелу наступления, упирающуюся в концентрационный лагерь Освенцим. Краков, который стоял на пути, — да. Это была цитадель, которую необходимо было взять. Его взяли.
А Освенцим просто был в полосе наступлений двух дивизий 60-й армии — 100-я дивизия и
322-я стыковались. Они и захватывали всю территорию, на которой располагался гигантский лагерь уничтожения. Никакого специального приказа об освобождении концлагеря не отдавалось. Это не был укрепленный стратегический район, и разведка вряд ли придавала ему большое значение. Не будем даже намекать на то, что командование дивизий могло с трудом представлять, что их ждет впереди.
Одной из пулеметных рот 322-й дивизии командовал лейтенант Иван Мартынушкин. Сейчас ему 91 год, а тогда было чуть за двадцать. Его рота и получила приказ двигаться через городок Освенцим, о концлагере и речи не было. Он рассказывает:
— Мы отбросили немцев из одной деревни, прошли через нее и вышли на какое-то огромное поле, почти полностью окруженное ограждениями из колючей проволоки под током и сторожевыми вышками. За колючей проволокой мы увидели строения. Приблизившись, мы увидели, что там есть люди. Поначалу была настороженность — и с нашей, и с их стороны. Но потом, видимо, поняли, кто мы такие, и стали приветствовать нас.
Зачистив территорию вокруг лагеря, бойцы роты прорезали в колючей проволоке проходы и оказались внутри.
— Мы увидели истощенных людей, очень худых, изнуренных, с почерневшей кожей. Они были одеты по-разному: у кого-то только роба, кто-то накинул на робу пальто, кто в одеяло кутался. Можно было видеть, как светились от счастья их глаза. Для них наступило освобождение. Мы немного понимали немецкий, польский, английский языки, но мы не понимали, на каком языке говорят эти люди. Да было и неважно, мы почувствовали, что сделали что-то хорошее.
Как выяснилось впоследствии, сам лагерь Освенцим состоял из пяти лагерей и тюрьмы. Кроме этого, в радиусе 20‑30 километров имелось еще 18 филиалов концлагеря, в каждом из которых было до 80 бараков. Так что советским солдатам было что освобождать. И ворот хватало, в которые мог протиснуть свой танк украинец Игорь Побирченко или распахнуть, как это сделал еврей Анатолий Шапиро. А вот рязанский парень Иван Мартынушкин со своей ротой проломился сквозь колючку, ворот рядом не оказалось. Можно еще припомнить, что в то время 322-й стрелковой Житомирской дивизией, которая освобождала Освенцим, командовал генерал‑майор Петр Иванович Зубов, латыш по национальности.
Солдаты, погибшие в городе Освенциме (всего 231 человек), обеспечили прорыв передовых подразделений к цели — концлагерю. 66 воинов, включая татарина, подполковника Гильмудина Бараевича Баширова, погибли непосредственно в бою за лагерь.
Еще десять лет назад никто не делил общую победу по национальностям.
Пожалуй, министр иностранных дел Польши Гжегож Схетына сделал это первым и ничуть не усомнился в своей правоте. Жалко, рядом не было американских солдат, он бы мог и им отдать первенство.
В день 60-летия освобождения Освенцима, в 2005 году, президент России Владимир Путин посетил бывший лагерь смерти вместе с лидерами Польши, Израиля, Франции и Германии. Из Великобритании приехал министр иностранных дел, а из США — вице-президент.
Ничто, казалось, тогда не предвещало раскола и разобщенности. Все говорили об общей борьбе с фашизмом и недопустимости его возвращения.
Хотя историки уже тогда уловили нездоровый интерес западных политиков к символу «Освенцим», или, на немецкий манер, — Аушвиц-Биркенау. Польский публицист и историк Анжей Краевский опубликовал статью «Чей Аушвиц?». Он предупредил, что «память об Аушвице не объединяет, а делит народы».
И пояснил: «В мире шел непрерывный спор, у кого право на этот символ. Ставка в этой игре была высокой: преступление давало моральный и политический капитал тем, кто сумел доказать свои связи с жертвами. Битва велась за Освенцим, а сама память о замученных людях уходила на второй план».
А вот теперь не кажется ли вам, что министр иностранных дел Польши Гжегож Схетына ждал момента для своей «оговорки» насчет украинцев, освободивших Освенцим. Нам было хотелось предложить ему взять учебник истории и проштудировать его, а на деле он этот учебник хорошо знает. Да и как не знать? Родился Гжегож Схетына в 1963 году. Школу заканчивал еще в «социалистические» времена, конечно, бывал в музее концлагеря и хорошо уяснил из экскурсий роль Красной армии в освобождении не только Освенцима, но и всей Польши. А дальше был философско-исторический факультет Вроцлавского университета. Там тоже вряд ли учили делить Красную армию по национальным признакам. И то, что 1-й Украинский фронт назывался вначале Брянским, а затем Воронежским, он тоже хорошо знает, и не надо его учить, а тем более ерничать над его как бы оговоркой.
Это не оговорка, это — вызов. Сознательный вброс хорошо продуманной информации. Как мир воспримет ее?
Наверное, глава МИДа еще и гордится тем, что нанес очередной укол России. А что тут скажешь? Раз Красная армия была многонациональной, значит, надо было приглашать и глав тех государств, солдаты чьих национальностей были в составе войск, бравших с боем Освенцим. Русские были всего лишь одними из них. Так что Гжегож Схетына еще и подсказал, в каком направлении можно переписывать историю.
Позади церемонии, которые посвящались освобождению конц-лагеря Освенцим. Западные газеты вышли с отчетами, которые рассказывали об этих мероприятиях. Всегда удивляет твердость Германии, которая извлекла уроки из войны и продолжает твердо следовать им, не пытаясь с годами смягчить свои позиции.
Канцлер Германии Ангела Меркель обратилась к собравшимся со словами:
«Дамы и господа, для меня большая честь выступить перед вами. Завтра (27 января) исполняется 70 лет со дня освобождения концлагеря Аушвиц-Биркенау советскими солдатами.
…Преступления против человечности не имеют срока давности, и я глубоко соболезную всем, кто пострадал в Освенциме. Случившееся наполняет нас, немцев, чувством большого стыда, потому что именно немцы были теми, кто ответственен за смерть и страдания миллионов людей. Мы виноваты перед вами. Мы виноваты в миллионных жертвах».
Казалось бы, Ангела Меркель расставила все акценты в строгом соответствии с мировой историей. Думаете, на этом все и закончилось?
Нет. Глава МИДа Польши выступил с новым сенсационным предложением. Он высказал идею проведения военных парадов, посвященных окончанию Второй мировой войны, в Лондоне и Берлине. Москвы в его устах не звучало. Так что продолжение этой истории еще последует.