Держись, Мильчик!
Судьба испытала его на прочность на самом взлете
Жизнь начиналась ярко
и сурово.
Лежала степь, как чистая
тетрадь,
В которую от слова и до слова
Нам надо было многое
вписать.
Здравствуй, земля целинная
Душа Виктора Харламова пела. За спиной, в кузове грузовика, полным-полно новеньких парт. Такое же богатство в другой машине, идущей за ними по заснеженной дороге след в след.
Ему 23 года, и черт ему не брат! Он своротил такое дело — сумел добыть парты в уже начавшемся учебном году.
Он смотрел на убегавшую под колеса дорогу и вполголоса напевал:
Вьется дорога длинная,
Здравствуй, земля
целинная…
«Здравствуй!» — он впервые сказал целине еще четыре года назад, в 1957 году. И не в казахстанских степях, а на Алтае. Там студенческий отряд Горьковского госуниверситета имени Лобачевского участвовал в уборке урожая. По комсомольской путевке также отправились на Алтай Женя Филатов, Толик Вострилов, Сережа Савельев, Сережа Припоров и другие. Трудились все лето. И все же оказались не готовы к тому, что их наградили медалью «За освоение целинных земель», а также знаком ЦК ВЛКСМ. Приехав, денек пофорсили с ними на факультете. Всю зиму не знали покоя, и только лишь солнышко повернуло на весну, стали паковать чемоданы. На этот раз Виктор отправился по комсомольской путевке в Казахстан. Рабочих рук не хватало, студентов подучили, и Харламову доверили жатку. Работали все лето и часть осени.
Когда выпадала минутка вытереть пот со лба, оглядеться вокруг, еще и еще раз окидывал взглядом бескрайние просторы целины.
— Сегодня к этому относятся по-разному, — размышляет Виктор Алексеевич. — Но тогда мы, студенты, чувствовали, что наше участие востребовано в большом деле.
В 1961 году перед окончанием университета пришла пора распределения в школы. Решение Виктор Харламов принял давно: только на целину! Хотя ему предлагали трудоустройство в Горьком на комсомольской работе.
В апреле на совещании в ЦК ВЛКСМ Виктору вместе с другими подавшими заявления на целину вручили направление.
— Помню, 12 апреля мы переходили площадь Маяковского, и вдруг слышим по громкоговорителю: Гагарин в космосе! — с улыбкой рассказывает Виктор Алексеевич. — Мы остановились посреди площади, разинув рты. Какая-то машина легонько поддела меня бампером сзади, водитель смеется…
Битва
у Тургайских ворот
Меж тем над «автопоездом» с партами закружила лихая снежная метелица.
Валенки, валенки, не подшиты, стареньки… Ох, очень скоро пожалеет наш герой, что в свое время не обзавелся ими и отправился в неблизкий путь в кирзачах и кепке.
Тургайские ворота — это казахский аналог грозного Бермудского треугольника. Сколько путников и автомашин подвергались зимой в этой местности смертельной опасности. Иные, увы, так и не выбрались из снежного плена.
Буран вмиг накрыл автоколонну (всего в одной связке шли три машины).
— Мы по очереди расчищали дорогу лопатами, — с появившейся вдруг тревогой в глазах вспоминает Харламов. — В конце концов потеряли и дорогу, и ориентацию в пути. Конечно, все было на грани. Вот и мотор работает, и фары включены, а шаг назад сделал — не видно ни фар, ни машины. Вперед шагнул — в радиатор уперся. Даже сейчас, по прошествии многих лет, и то жутковато становится…
Водители опытные были, запаслись перед поездкой бензином. У одного из шоферов имелась паяльная лампа, которую по очереди из кабины в кабину передавали, чтобы погреться.
Главным было — не заснуть в холодной кабине. Когда наступила его очередь передохнуть от расчистки дороги, Виктор стал вести записи в тетрадке. Вспомнил «Капитанскую дочку» и «Метель» Пушкина.
А однажды, чуть задремав, вдруг услышал, словно наяву: «Держись, Мильчик!»