Ушел учитель
Три года назад, когда Василию Михайловичу исполнилось 80 лет, наша газета писала:
«Наверное, редкий человек (не считая молодого поколения) спросит: «А кто это такой?» Для одних он писатель, для других — ведущий телепередачи «В мире животных», а для нас, газетчиков, пример служения своему делу».
Подумайте только: почти шесть десятков лет служить одной газете, пережить с десяток редакторов, пройти тяжелые годы, когда даже «Комсомолка» была на грани самозакрытия – не хватало денег на выпуски.
Была ли у Василия Михайловича возможность уйти? Да в одночасье. Закрыл дверь — и с новой зарплатой. А он отказывался и от той, что платили: «Мне хватает, молодым в первую очередь!»
Величайшая преданность одной газете… Можно, конечно, в книгу рекордов Гиннесса занести его трудовой стаж. Но это формальность. В какую книгу вы занесете верность, любовь к делу, постоянство, трудолюбие, вечную любознательность, товарищество, прямоту суждений, крестьянскую хитрость, которая тоже шла в дело, профессионализм, простоту в общении, порядочность? В Книгу Почета? Почетом его не обижали, но он сам лично не обмыл ни одной своей награды – не пил, но щедро угощал коллег. Редакционная традиция требовала того, главное, чтобы она не превратилась в постоянно действующую. Тут он был категоричен и, посидев немного для приличия, уходил по своим делам.
Пишу, потому что видел… И слышал, как он веселил всех анекдотами. Он их как-то запоминал. И в каждом письме обязательный анекдот.
Помню один:
«Ученые скрестили арбуз с тараканами и как только его разрезали, семечки разбегались».
Это сейчас он, может быть, с бородой, а тогда – свежак.
Василий Михайлович никогда никого не учил. Он давал советы.
С нижегородским фотографом улетали мы на Сахалин и Камчатку. Он высказал один единственный совет: «Не суетитесь, соблазнов будет много».
И точно, хотелось попасть и к нефтяникам, и к рыбакам, и попутешествовать по морям… Совет помнили, не суетились и побывали почти везде.
Сейчас, когда за плечами тоже немало журналистских дорог, понимаешь, какой гигантской выносливостью обладал человек. Он проехал и прошел весь мир. Вдумайтесь, весь мир!
Только сейчас в одном из сейфов «Комсомолки» нашли его нераспечатанные письма – завещания. Отправляясь в очередную дальнюю командировку, он расписывал, что надо будет сделать тем, кто останется, если с ним что-то случится. Он не был суеверен, но хорошо знал о хрупкости прогресса.
Я до сих пор хорошо помню основное кредо журналиста, высказанное Василием Михайловичем Песковым на одном из семинаров молодых перьев комсомольских газет:
«Журналист должен быть эгоистом. Прежде всего, он удовлетворяет свое любопытство, а от этого интереса перепадает и читателям». Помню, еще переспросил рядом сидевшего коллегу: мол, я не ослышался – точно, эгоистом? Тот кивнул. Было странно, другие учили быть общественно-активными, жить ради людей, оказывать им посильную помощь… И только сейчас до меня стал доходить смысл этих строк. А разве в основе журналистского профессионализма не лежит эгоизм? Быть первым, обскакать коллег, добыть эксклюзивный материал для газеты… Для газеты!.. Или для себя? А мне-то, лично, он зачем?
Загадочная профессия — журналистика, в ней и эгоизм какой-то особый, неправильный.
У Василия Михайловича Пескова было невероятное чутье.
Как-то ехали мы вдоль Ветлуги. И вдруг он спрашивает, а нет ли где здесь кузни. Причем спрашивает напротив приветлужской деревни Карасихи, в которой эта кузня была. Пришлось «сдать» Михалычу кузню. Мы сюда уже наведывались, но материал еще в газете не вышел.
К столичным журналистам мы тогда привыкли, они бесцеремонно шли по нашим следам, не особо о нас и задумываясь.
А вот Василий Михайлович удивил наповал:
— Ребята, у вас этот материал уже в газете вышел?
— Нет, Василий Михайлович, не успели еще отписаться.
— Тогда вот что, пока у вас не выйдет, я его в «Комсомолку» давать не буду.
Если хотите, это удивительно до сих пор. Одна фраза, и урок журналистской этики дан. Без назиданий, без пышных глупостей, по-простому, на берегу речки, где мы взрезали прихваченный из города арбуз и уминали его с черным хлебом.
Кстати, об этом арбузе.
Это Василий Михайлович подкинул идею взять в дорогу пару-тройку арбузов. Но претворить идею в жизнь было трудно – очередь за арбузами выстроилась солидная. Тогда Василий Михайлович сделал предположение, что у палатки, из которой торговали арбузами, есть с обратной стороны окно, в которое эти арбузы подают. И точно, окно было. Он открыл его. Перед двумя торговавшими девицами предстало лицо в кепке, обрамленное рамой, и проговорило: «Телепередаче «В мире животных» срочно нужны два арбуза».
Подать их смогла только одна из девиц, другая впала в полное онемение.
— А вот теперь уходим, ребята, сейчас могут и побить.
Как приводили в чувство вторую девицу, для нас, к сожалению, осталось тайной.
Он любил в каждой поездке создавать свои приключения.
Ему было невозможно завидовать. А как можно было завидовать человеку с десятиклассным образованием, работавшему в столичной газете. Только представить, сколь долго над ним висел дамоклов меч увольнения. Одно слово «цекашного» работника: как?.. И на улице. А ему Ленинскую премию в неполных тридцать лет за то, что отшагал какой-то жизненный путь по росе. Книга так называлась — «Шаги по росе». И ведь, подписывая документы, вся высочайшая в интеллектуальном величии комиссия по премиям, в сущности, знала, что подписывает документы почти мальчишке за его первую книгу. И ни у кого не вырвалось: «А не велик ли аванс?» Но пленила светлая от начала до конца книга, наполненная людьми, работящей страной, мудрыми стариками и лицами детей, которым предстояло жить… Ее и сейчас можно читать. Только вот почему-то навертываются слезы…
Популярность Василия Михайловича Пескова была чудовищной.
Как-то мы провожали его в аэропорту. Приехали загодя, чтобы без спешки все оформить. И тут вокруг нас стали взад-вперед ходить люди. Мы стояли, разговаривали, как бы ничего не замечая. Наконец один из ходящих осмелился:
— Простите, вы не Песков?
Вскоре поднялись со своих мест все ожидавшие вылета. Мы столько выслушали рассказов о животных, даже предложили Василию Михайловичу поставить здесь стол и отсылать заметки в Москву с попутными самолетами.
Еще была одна совершенно светлая традиция: после каждой поездки мы фотографировались и через несколько дней получали от Василия Михайловича обязательное фото. Ни разу он не забыл прислать памятный снимок.
Да, все, что я написал, к сожалению, в прошлом. Ушел Учитель… Пустовато на земле стало.
И свой жизненный уход он тщательно обдумал. Завещал развеять свой прах на опушке родной деревеньки Орлово в Воронежской области, где он родился и рос. И памятный знак привез заранее — камень, на котором выбито: «Главная ценность в жизни – сама жизнь».
Вот теперь и пойми Учителя… И почести, и награды у него были, книги его читали, знали его в лицо. Уверен, и место на Новодевичьем кладбище нашлось бы. А он ушел к себе в тихую деревеньку подальше от суеты и своей суетной профессии, которая закончилась с жизнью.
Но все-таки с нами остались ценности его жизни, те тысячи километров дорог, которые он открыл для нас, постоянно подпитывая собственный эгоизм, который он проповедовал в журналистике. Совсем запутал, Учитель! Но, дай бог, нам времени, чтобы мы подумали о судьбе человека, всегда казавшегося простым и счастливым.
Вячеслав ФЕДОРОВ.
Последний раз Василий Михайлович Песков приезжал к нам в сентябре прошлого года. Он побывал в Большом Болдине. Об этом была публикация в «Комсомольской правде». Мы познакомим вас с ней на следующей неделе.