Свобода крестьянского значения

С тех пор как в начале XIX века поселился в Быковке новый хозяин Василий Львович Демидов, появилась здесь и сирень. Саженцы ее привозили из Европы и «самого Парижу». Сейчас не различишь эти сорта. Сирень с крупными душистыми соцветиями стала урожденной быковской.

Для гостей села праздник назывался «Демидовская сирень». Это для простоты запоминания. Кто же, вернувшись домой, скажет, что был на юбилее — 150- летии освобождения крестьян демидовской вотчины от крепостного права.

А для Быковки это святое. Крепостные крестьяне сразу же нашли общий язык с новым хозяином. Да и с его потомками в разногласиях не состояли. Демидовы сами работящие были. Завезли в Быковку картофель и одними из первых в Нижегородской губернии стали его выращивать. Строго следили Демидовы за урожайностью, за элитным холмогорским стадом и табуном чистокровных лошадей. Сохранившиеся амбарные книги хранят деловые записи о множестве огородных и садовых экспериментов, вплоть до выращивания ананасов.

Следили хозяева и за крестьянскими наделами, заботясь о том, чтобы и здесь урожаи были высокими. Быковка богатела. Строилась. До сих пор увидеть дома, украшенные редкой ныне домовой резьбой, в уличных порядках можно.

Глухую ненависть к помещикам-угнетателям привили нам учебники истории. Конечно, самодуров во все времена хватало, но ведь были и такие, кто вел свое хозяйство не силой, а разумом.

Демидовы были из таких. А уж где и применяли силу, то в искоренении зла — пьянства. Учредили они в вотчине общество трезвости. Никого силой туда не загоняли и тем более ничего против воли не заставляли подписывать. Первые энтузиасты здорового образа жизни добровольно поставили свои подписи, что пожизненно не притронутся к зелью. Ну а у кого воли такой не хватало, ежегодно продляли сроки пребывания в трезвости. За пьянство же Демидовы учредили наказание — битье розгами. 15 ударов прутом по мягкому месту вреда здоровью не нанесут, зато отрезвят задний ум, который всегда крепче, но чувствительнее к пониманию действительности.

Наш дотошный читатель вправе задать вопрос: почему же в Быковке не сразу после 1861 года, когда было отменено крепостное право, крестьяне бросились врассыпную от своих угнетателей, а выждали два года.

Не так просто было уйти от помещика, даже обретя вольную. А тем более от Демидовых, которые всячески помогали своим крестьянам. Доходы «справных» работников были высокими, их вполне хватало на безбедную жизнь семьи.

Два года ушло на осознание свободы — главного гражданского права, дарованного государством. Надо думать, что разговоров по этому поводу на крестьянских сходках было много.

А надо сказать, что и сам Василий Львович Демидов испытал на себе тяжесть дарования свободы. Женился он на крепостной девушке Неониле. Казалось бы, венчайся и живи в мире и согласии. Пока же она не родила четырех детей и пока Василий Львович не «пробил» ей свободу у самого государя-императора, жили они невенчанные, почитай, чужаками, с детьми-байстрюками.

Поэтому, когда пришла к Василию Львовичу депутация крестьян с просьбой об откупной, он лишь сказал: «Да разве ж я вам в чем препятствовал? Чем вам плохо-то было?»

Но крестьяне стояли на своем. Посмотрел он на просителей и сказал только: «Мне очень приятно, что у меня были такие крестьяне».

Вот и весь повод к празднику. Тихий, мирный, без революционных всплесков. Никто из быковцев не поднял руку на барский дом. И не сожгли его в отместку, когда хозяева упокоились на мест-ном кладбище. Даже погребальные памятники, когда закрывали мест-ную церковь, похоже, свалили и присыпали землей, чтобы сохранить до времени.

Будет этим летом в жизни быковцев еще одна примечательная, но уже скорбная дата. 26 июля 1918 года в селе вспыхнул крестьянский бунт.

А начался он с малого: быковцам предложили провести общеуездную партийную конференцию, на повестке дня которой стоял вопрос: объединение деревенской бедноты для борьбы против кулацкого насилия. В уезде назревала гражданская война. Крестьяне это сразу поняли. Тем, кто победнее, решением конференции разрешалось бы грабить того, кто жил побогаче. Костер этой войны должен был разгореться в Быковке.

Никто из сельчан на конференцию не пришел, не приехали и делегаты из уезда. Это значило, что они поддержали бунт.

За столом, покрытым красным сукном, оказались одни лишь организаторы партконференции. Просто так уезжать из села они не собирались. У чайной завязалась словесная перепалка с крестьянами, которая перешла в драку. Раздались первые выстрелы, взрыв гранаты…

На следующий день из Воротынца прибыли милиционеры. Под их пулями полегло двенадцать жителей села, в основном старики, которые пытались хоть что-то сказать людям с винтовками.

Перед губернскими частями особого назначения была по—
ставлена задача — подавить кулацкий мятеж. Несколько дней шло следствие. И все эти дни на сельчан от церкви была направлена пушка, у которой круглосуточно дежурил артиллерийский расчет.

Еще нескольких человек недосчитались в Быковке, их увезли, и они не вернулись.

Дорого на этот раз заплатили за свободу выбора быковцы. Отныне эта свобода определялась беспощадными революционными законами.

Событие это долгие годы лежало на селе черным позорным пятном. Жертвы бунта только сейчас обрели имена, которые были вымараны, казалось, уже навечно.

Память о них — на черном обелиске, стоящем в центре села.

Писатель и мудрец Михаил Пришвин как раз в то время, когда по всей стране шли подобные бунты, о которых мы до сих пор знаем мало, отметил в своем дневнике:

«Чтобы действовать, революционер должен как бы выйти из себя; чтобы творить красоту, надо прийти в себя. Когда же придешь в себя, то и весь мир тут вместе с тобой, как целое».

Два события сельского масштаба. Разные, но суть их одна — обретение свободы…

А в Быковке от тех времен осталась красота в не сгубленной топорами сирени и аллеях барского парка, который не дали пустить на дрова даже в годы войны.

Вячеслав ФЕДОРОВ.

Воротынский район, с. Быковка.