Иванова гармонь
Нам, мальчишкам той поры, казалось, что только дядя Петя и может так любить лошадей и умело руководить конным двором. Сухощавый, небольшого роста, прихрамывающий при ходьбе, он обладал хриплым, но сильным голосом. Сила его голоса особо проявлялась, когда требовалось воцарить порядок на конном дворе, а что-то противилось воле конюха.
Ушел наш дядя Петя с поста конюха в мир иной, недотянув и до пятидесяти лет. За мужика в доме остался десятилетний последыш Иван, который, несмотря на возраст, мог делать почти все, в чем нуждалась в повседневности сельская семья.
Но как местная знаменитость он показал себя в пять или шесть лет. На творче-ском поприще, за что его и ценила деревня. Она нуждалась в его природном даре и питала почтение к дому, где жил юный талант.
Для меня он был почти ровесником. Мы вращались в одном детском кругу в первое послевоенное десятилетие. Запомнилась мне голова Ивана, напоминавшая насторожившегося ежика. Эта голова наполовину возвышалась над большой черной гармонью. Сидел с ней на скамейке наш «ежик» и играл. И как играл! В общем, в первый класс Ваня Вершков пошел признанным деревенским гармонистом, единственным в наших Вахрамейках. А чуть позже такие ласкающие слух мелодии выдавала его гармонь, что все заслушивались.
И вот тут надо отдать должное незабвенному дяде Пете. Он, полуграмотный сельский мужик, нутром почувствовал, какие способности дарованы его Ваньке (иначе сына не называл). И однажды весной, года за два до смерти, Петр Лукоянович запряг в телегу лошадь и уехал.
Медные планки
Вернулся не один. Привез незнакомого мужика, без ноги, с костылями, скорее всего, калеку-фронтовика. Звали его Аркадием. Приехал он с сундуком, как оказалось, на долгое время. Прожил у Вершковых полгода, а может, и больше. И появилась в доме новая гармонь. Не однотонная черная, а светло-коричневая, узорами отделанная. Для времени полувековой давности — редчайшее творение ручной работы. Как за него рассчитывался колхозный конюх, не знаю. Знаю другое: сделал Аркадий особые голоса той гармони. На этот счет вся деревня говорила с восхищением:
— У Ваньки-то гармонь с медными планками!
В силу особенностей медных планок или чего-то другого, но гармонь действительно рождала особые звуки по чистоте, красоте и силе. Когда Иван играл, деревня замирала, млела…
Я и сегодня, многие годы спустя, нередко бываю под впечатлением далеких тихих летних вечеров. Вот, подуставши за день на колхозных работах, возвращается домой наш деревенский люд. Сделано самое необходимое в своих дворах и огородах, и есть возможность передохнуть перед сном – выйти на улицу посидеть на скамейке. И в это время на крыльце со своим сокровищем появлялся Иван. Касались его проворные пальцы изящных кнопок гармони, и с этого момента вся деревня оказывалась в ее власти. Звучали вальсы, мелодии замечательных песен, плясовых, их сменял полухулиганский «сормач». Это был праздник для души.
«Неблагонадежный»
Дом Вершковых был буквально пропитан мелодиями той звучной гармони. Во всяком случае, много позже, приезжая в родные места и каждый раз проходя мимо уже опустевшего дома, я всегда невольно останавливался. Оживали в сознании звучание гармони Ивана, знакомые мелодии. Стены словно хранили их. Стоило только прислушаться… И зачастую в такие минуты наваливалось сожаление: поживи подольше дядя Петя, может, и смог бы продвинуть даровитого сына дальше по музыкальной части. А так остался он признанным лишь в округе. Ну а деревня своим признанием его и надломила.
О последнем чуть позже. Прежде же надо поведать, что Иван Вершков был не только ярким гармонистом, но и очень хозяйственным пареньком. Казалось, он умел все и везде успевал. Это был мальчишка-скорость. Небольшого роста, с телом, сплетенным из мышц, а потому для своих лет очень сильным, он никогда не ходил нормальным шагом — больше бегал. Никто не мог, даже из числа взрослых, так резво вскочить на спину лошади и промчаться на ней галопом с такой скоростью, что дух захватывало. А как он нырял в реку в летнюю пору! Стремительно разбегался и у крутого берега взмывал вверх, а затем, прижав руки к бедрам, вертикально, головой вперед, рассекал воду. А зимой только он мог прыгнуть на лыжах с наметенных в оврагах снеговых обрывов высотой три-четыре метра.
Иван рос прирожденным лидером. Но удивительное дело, при его разносторонних способностях и природной смекалке ему не давалась школьная учеба. Тошно было энергичной натуре корпеть над тетрадями и учебниками, звало физическое действие, работа, пусть и трудная.
Удивляюсь, как наш деревенский умный взрослый народ легкомысленно проделывал с Иваном то, от чего должен был оберегать?! Гармонист регулярно ходил на праздники. Упевались и уплясывались под гармонь, нередко при этом и упивались. В такие минуты и гармониста принимали за равного себе, подносили один стаканчик водочки, потом другой. И случалось, что с праздника Ивана вели домой под руки, а следом несли гармонь, которая, если б могла, наверняка почувствовала себя виноватой…
И вскоре способный парень Иван Вершков стал выглядеть неблагонадежным. В том числе на предмет возможности создания семьи. И когда он в шестнадцать или семнадцать лет влюбился в сосед-скую девчонку, ее отец горой встал против их сближения. И была драка до крови между подростком и мужиком в расцвете сил. Так оказалось на корню загублено возникшее было светлое чувство.
Где-то там за горизонтом…
Хороший гармонист и «неправильный» парень Ваня Вершков вскоре уехал в края целинные учиться на механизатора. Вернулся года через два, не только механизатором, но и перворазрядником по вольной борьбе. Это опять-таки в подтверждение его многочисленных природных задатков.
Но как метили Ивана на неблагонадежность… Стала его притягивать бутылка. Неудачно женился — словно в отмщение за разрушенную первую любовь. Перестала душа просить музыки, все реже брал в руки гармонь, некогда виртуозные пальцы утрачивали былую подвижность.
Однажды Иван резко снялся с места и уехал в Сибирь. Тешу себя надеждой, что там он пришел в себя и снова потянулся к гармони. И может, в минуты уединения вспоминается ему наша деревенька, ставшая улицей Заречной большого села Пакали в Тонкинском районе. Видит он себя на крыльце родного дома в теплый летний вечер. Играет парень, поет его гармонь. И как поет!..
Виктор КОМАРОВ.