ЦВЕТЫ ПРИНОСЯТ НЕ К ЧЁРНЫМ КРЕСТАМ
Издание, посвящённое милосердию и стойкости госпитальных врачей и медсестёр, собрали активисты
«Кресты чёрной молнией полоснули по глазам. Изгородь из мрачных труб обрамляла их траурной лентой и на фоне пробивающейся апрельской зелени казалась чем-то чужим, инородным» — так начинался материал в нашей газете 21 год назад. Кладбище военнопленных, пояснили тогда местные жители, похоронены немцы, венгры, румыны, итальянцы, югославы. Мы с фотокорреспондентом Анатолием Чепелой были там в самый канун майских праздников, когда прибирают мемориалы, возлагают цветы к памятникам советским воинами, и стоят они, ухоженные, в букетах гвоздик и тюльпанов в центрах сёл и деревень, и веет от них теплом, уютом и чем-то родным. От этой большой могилы без имён было ощущение враждебности и неприятия.
За забором с колючей проволокой
В годы Великой Отечественной войны здесь, в посёлке Уста, за высоким забором и колючей проволокой в три ряда работал специальный госпиталь. Сюда привозили раненых врагов. Сначала это был госпиталь для наших пострадавших в сражениях бойцов, позже его переоборудовали для приёма военнопленных. Вот тогда и появились забор, будка часовых, нары в палатах на 150 человек. В апреле 2002 года мне удалось найти единственного свидетеля тех событий военного и послевоенного времени: медучреждение расформировали только в 1950-м, — госпитальную медсестру Зою Михайловну Худину, и опубликованный в газете материал стал одной из буквально трёх-четырёх дошедших до нас записей о тех событиях в истории посёлка Уста, Уренского края, нашей области. В 1942 году 20-летнюю выпускницу Кологривского медучилища Костромской области направили в только что открытый устанский госпиталь. Зоя Худина ещё не знала, какие испытания приготовила ей война. В марте 1943 года после переоборудования медучреждения первый железнодорожный состав новых постояльцев разгружали трое суток. Трупы — а их было очень-очень много, — сразу увозили на кладбище. Умирали и в приёмном отделении, не дождавшись очереди на оформление. Под чёрными крестами лежат не сотни — тысячи иноземцев. На тех, кто добрались живыми, было страшно смотреть: с открытыми ранами, измождённые, в тифозных вшах, обмороженные. Медсёстры, прибывшие ранее из полевых госпиталей, познавшие ужас боёв, отказывались работать с пленными. Минчанка Инна Мазоркевич каждый день, свободный от дежурства, ездила в уренский военкомат: «Отправьте на фронт. Всё равно не буду здесь работать. Они сожгли мой дом, не знаю, что с родителями. Не могу подходить к этим фрицам». Добилась своего. Когда уезжала, твердила подруге Зое, вместе с которой жила на квартире: «Нас с тобой до кончины судьба свела. Увидимся ещё. Писать буду». Вскоре пришло единственное письмо: «Завтра идём в бой». — Убили они её, убили, — плакала при мне Зоя Михайловна. 60 лет спустя плакала.
Они вели себя, как враги
Немногое рассказала мне госпитальная медсестра, и я не всё записала. Сейчас очень об этом жалею. Вот один из фрагментов той 20-летней давности публикации. — Как-то к нам в Усту француз приехал, показывает фото деда, он, дескать, в госпитале лечился: не припомню ли я. Где там всех упомнить. А француз настойчивый: вы молоденькие были, может, дружили с кем из военнопленных, романы завязывали? Какие романы! Лечили мы раненых хорошо, выполняя свой медицинский долг. Каждый из нас, не хлебнувших той войны, из фильмов, литературы, воспоминаний очевидцев представляет, через какие муки ада проходили наши бойцы, попавшие в плен к противнику, и угнанные мирные жители. В Усте жил солдат, прошедший через горнило фашистских концлагерей. Он на себе испытал обращение гитлеровцев с пленными. Солдат оставил воспоминания. Составители книги о медиках устанского госпиталя решили включить их в сборник. Как контраст, как противовес. — Вот они — милосердие русских врачей, медсестричек и бесчеловечность, жестокость представителей западной идеологии гитлеризма, — говорит одна из тех, кому принадлежит идея издания, Татьяна Большакова. Из разговора с Зоей Михайловной Худиной: — Мы лечили их, но знали: они — враги. Они и вели себя, как враги. Вредили, пакостили, но не открыто, а исподтишка, как трусы. Злые были. Как-то вечером в дежурку зашёл начальник караула: «Девочки, сегодня ночью старайтесь не заснуть. В соседнем лагере военнопленные вырезали всю смену охраны». Две медсестры и санитарочка выполнили все дела и глубокой ночью заперлись в дежурке, накинув крючок. И тут же в коридоре шум, топот. Грохочут в дверь, вот-вот запор сорвут. Не растерялись девушки, сиганули в форточку, побежали вдоль стены барака. Часовые, почуяв неладное, дважды выстрелили в воздух. Третий выстрел — по движущимся мишеням. Но в это время кто-то закричал: «Не стрелять! Сёстры, сёстры!». Через несколько минут всё начальство было в отделении, но вокруг тишина, раненые спят, ни одной складочки на одеялах.
Не надо идти к нам с мечом
— Многое забылось со временем. Но имена врачей помню до сих пор, — записывала я за Зоей Михайловной. — Сёстры Вера Николаевна и Клавдия Николаевна Воронины, присланные из Ветлуги. Фаина Петровна Беляева. Пётр Николаевич Цветаев. Алла Сергеевна Кучеренко, она умерла от тифа и в Усте похоронена. Санитарочка из местных жителей Вера Павловна Загудаева после того, как ушёл на фронт муж, осталась одна с четырьмя малыми детьми и старой бабушкой. Один паёк на шестерых. Голодали. Весной старую картошку в поле искали. Сушили головки клевера, мололи в жерновах, добавляли чуть-чуть мучки и пекли лепёшки. Муж Веры Павловны погиб в 44-м. — Никогда не забуду, как билась она в плаче в День Победы, — говорила мне Зоя Михайловна. Этого нельзя забыть. Это остаётся с нами. И кто бы сегодня ни пытался вытравить из нашей памяти те четыре года горя и побед, Великая Отечественная останется в сердце нашего народа. И советский солдат всегда останется героем-освободителем, а пришлый — завоевателем. А поверженным завоевателям памятников не ставят. Никто точно сейчас не скажет точной даты, когда венгерское правительство через московские структуры выделило средства на обустройство в Усте мемориала. Огородили участок земли, где когда-то были могилы, установили чёрные кресты и гранитную плиту с надписью: «Жертвам Второй мировой войны». Уренские ветераны попросили камень убрать. Прошло время. Может быть, потому, что боль стёрлась или потому, что ветераны уже ушли, камень вернули. Рядом появился ещё один — от румынского правительства. Кто-то, возможно, посчитает это кощунством. Кто-то останется равнодушным. А я, пожалуй, присоединюсь к мнению Игнатия Макаровича Кудрявцева, с которым тоже разговаривала в Усте 21 год назад: — Память о жертвах фашизма надо хранить. Пусть это будет ещё и напоминанием всему миру: «Кто к нам с мечом придёт, от меча и погибнет».
Елена БЕЛЯЕВА.
Фото Анатолия ЧЕПЕЛЫ и Александра ВОЛОЖАНИНА.
Уренский округ.
