ПОСЛЕДНИЙ ЖИТЕЛЬ КИТЕЖ-ГРАДА
Конец сентября на Светлояре. Ещё не наступили холода, небо с просинью, короткие набегающие ситнички пугают, но бояться их нечего — пуганут и тут же сгинут, унесённые теплым, прорвавшимся с ещё неостывших луговин ветерком. Даже солнце, идущее на закат, покажется, но стоявшую на берегу стену сосняка не обогреет, позолотит только. Сидим на береговой скамеечке, молчим. Каждый о своём? Наверное. А может, просто молчим. И только светлоярский сказочник Сергей Васильевич Афоньшин уверял нас, что мы неплохо с озером поговорили. Как поговорили? А вот как каждый сумел. Случалось с нами такое: каждую осень вот об эту сентябрьскую смиренную пору приезжали мы на Светлояр в гости к Сергею Васильевичу и шли с ним на озеро. Уже давненько это бывало. Не стало сказочника, да и нас уже поубавилось… Нижегородский поэт Юрий Адрианов, не раз гостивший в крайней избе села Владимирского, прозвал Сергея Васильевича Афоньшина «последним жителем Китеж-града». Быть тому, как приговаривают в этих местах. Не очень-то богатой разнообразием была его жизнь: вся при «одних местностях» протекала. Не так уж много он нам порассказывал — крупички, а не хочется их терять. Почитайте, удастся ли вам когда в жизни встретиться со сказочником. Вот нам, видите, повезло!
Война один раз в жизни увела его в дальнюю дорогу и, наградив «тяжёлой воздушной контузией», сделала «ограниченно годным к строевой службе». Так и умудрился он прошагать всю войну полуглухим, а музыкального слуха ему и не требовалось: снаряды земной дрожью разрывов о своём прилёте оповещали. Писал он позже: «На войну ушёл я «годным необученным», таким и домой вернулся». В наградных листах значилось другое: «Афоньшин бесстрашно выполнял все приказания, нередко связанные с риском, проявляя при этом находчивость и сметку». Это когда его медалью «За боевые заслуги» наградили. А вот, когда к ордену Славы 3-й степени представили, писали подробнее: «Дисциплинирован и смел, хорошо ориентируется на местности. Благодаря этим качествам обеспечил хорошую работу артиллерии. При его помощи засечено до 500 целей и ориентиров». Орден Славы заменили ему Красной Звездой. На что красноармеец Афоньшин среагировал посвоему: «Красная Звезда на винте крепится, крепче сидит и не болтается на подвеске — того и гляди потеряешь. И вид у неё кажется благороднее. Всё-таки орден первых лет Красной армии».
* * *
А то, что в наградном листе отмечено, что боец «хорошо ориентируется на местности» для Афоньшина может быть и высшей похвалой и, прихваченной внимательным командирским взглядом, отличительной чертой разведчика-топографа. И до, и после войны Сергей Васильевич Афоньшин был заядлым охотником, грибником и ягодником. Он жил всегда в окружении лесов, которые не раз проверили его сметку и умение выходить из трудных положений. Даже, идя сквозь войну, не встречал он таких золотистых сосновых боров, и такой глухомани, как в своём заволжском крае. Одни болота чего стоят, любого заблудят и не выберешься. Пробовал Сергей Васильевич жить в районных центрах. Не по нутру оказалось. Тишины ему всегда хватало: достаточно было отключить слуховой аппарат — война тишиной наградила, а что с видением делать, глаза-то подмечали ужесточающуюся до бессмысленности жизнь. И последним пристанищем для себя он выбрал село Владимирское у Светлояра. Здесь родился — здесь и пригодился. Здесь жили сказы далёкой старины, которые он впитывал с детства. Он признавался: «Здесь, в лесной стороне, легенды, сказы и песни народные сохранились от выветривания и вырождения. Это самые дорогие клады и, пока они совсем не затерлись, надо их разыскивать и поднимать, как драгоценные самородки и самоцветы, отряхивать от пустой породы и показывать людям. Иной раз мне кажется, что сказки рассыпаны по нижегородской земле, как алмазы. И вот я брожу по Заволжью, словно дед-грибник с лукошком и подожком, разыскивая эти невидимые сказки…»
* * *
Мы любили бывать у него. Помнится самая первая встреча, когда мы с нижегородским фотографом Володей Андриановым, поплутав изрядно по лесным весям, попали в самый вечор на Светлояр. И идти нам было дальше некуда, и автобусы в райцентр уже не ходили. Ночевать на Светлояре было не привыкать. Бывало, коротали ночи на крутых светлоярских горах, прислонившись к толщам сосен. А тут мелкий ситничек зарядил. И вынудил он нас податься в гости к Сергею Васильевичу Афоньшину. Неудобно, конечно, было беспокоить занятого человека, но кто как не он поймет попавших в западню ночи путников, да ещё и гонимых мелким осенним дождичком. Понял Сергей Васильевич и разместил нас на полу, постелив зимние тулупчики. Дом был полон гостей — московских поэтов и издателей. Не редкостью они у него были. Как только его сказы дошли до Москвы и открыли заповедный край перед читателями, так литературные гости и стали жаловать.
* * *
Утро выдалось солнечным. Мы проснулись от беготни двух разрезвившихся котят. Они устроились в теплом солнечном квадратике посреди избы. Было еще раненько, но уж коль проснулись, то жалко упускать неспешное свежее деревенское утро, и мы тихонечко выбрались на крыльцо. По прогону шло стадо. Заспанные коровы мерно качали головами, и глухие звуки ботал чужаками вплетались в утреннюю тишину. Проводив стадо, мы вполне проснулись и захотелось подразмяться, благо было чем. И мы принялись с усердием колоть дрова. Приятно осознавать свою богатырскую силушку, когда одним ударом разваливаешь сосновую или осиновую плаху. Ах! Ах! Была — и нет, подбирай дровишки! Сергей Васильевич Афоньшин долго себя ждать не заставил. Он, щурясь, вышел на крыльцо в неизменной своей кепочке блинчиком, теплой поддевочке и сапогах. — Что же вы наделали? Зачем же вы все-то покололи! Что я теперь делать-то буду? У меня же норма — три плахи в день, больше ни-ни, голова болит. Я же рассчитал, что до осени управлюсь, а вы все разом… Сбили вы меня с жизненного круга. Пойдемте, горюшко мое чайком зальем. Фу ты, отлегло, а то мы подумали, что и впрямь сотворили неладное. Вот ведь он какой — то ли всерьез, то ли в шутку говорит.
* * *
Когда после своих семидесяти он подал заявление «в писатели», то в обязательные и строгие строчки ввернул: «Кажется мне, что я не буду там лишним…» Не удержался, «шутканул», и говорят, что эта фраза все и решила – приняли единогласно.
* * *
Мы пили чай с колотым сахаром вприкуску, а Сергей Васильевич рассказывал нам о селе Владимирском, что стоит при озере Светлояре и в котором он живёт, о речке Люнде, о которой он знал столько легенд, что если никто ее не видел, то воображение расплещет ее, будто Волгу, а так с трудом отыщешь в осоке светлую речную дорожку.
* * *
Всю жизнь Сергей Васильевич Афоньшин был учителем. Работал в самых глухих местах, считая, что только там он может быть свободным человеком. А любил он свободу больше всего. Его считали чудаком. Чужих детей учил, а свою дочку не смог уберечь. Умерла она совсем маленькой от простуды. Школы, где он учительствовал, закрывали за неимением детей. Он держался в них до последнего ученика. Из глухоманных мест люди уезжали. Советовали и ему — учителя хорошие везде нужны. А он не мог свои места бросить, будто ктото невидимый в них его удерживал, да и сам чувствовал, что предательство какое совершает. А соблазн, «впасть в беспечную жизнь», что греха таить, был.
* * *
Он ждал… старости. В этом он сам, не скрывая, признавался. Писательство его привлекало, но сдерживал себя — не время ещё. В редакциях газет он появлялся по осени в неизменном ватничке, кепке, сапогах и, как сам говорил, с «запасом продуктов на один день». Подпитывался молочком и краюшкой хлеба на станциях в ожидании электричек и попутных автобусов. Когда он исполнил главный жизненный долг — отработал своё, будто гора с плеч сдвинулась, и теперь он мог заняться делом, о котором мечтал всю жизнь — писательством. «А как мне хотелось писать! Писать так, как Гюго, Чехов, Короленко и Марк Твен. Но так писать я не сумел бы, а писать хуже мне тогда не хотелось».
* * *
Старая, неведомого происхождения пишущая машинка не выдерживала его трудового порыва и всё чаще давала буквенный сбой. — Опять «логопеда» надо звать, заикаться что-то машинка стала. Мастер припаивал отлетевшую буквицу, и писательство продолжалось. Каждый день он устанавливал себе норму. И не поднимался из-за стола, пока её не выполнит. — Без плана не могу, привык в школе.
* * *
Он торопился, понимая, что время, отведённое ему, с каждым днём таяло. Спасибо издателям, они не тянули с выпуском его книг. Он оказался удачлив не только в охоте и рыбалке. Но кто видел его труд. В одном из писем в редакцию молодежной газеты он написал: «…После удачного сидения над сказкой так устаю «мозгами», что совсем не могу спать. А это плохо. Иной раз только во сне и увидишь решение «загвоздки», что тщетно пытался обдумать и написать, сидя за столом». Потом вдруг письмо заканчивалось. «Ну вот: рассыпался горох на семьдесят дорог, кончаю и прошу прощения за болтовню».
* * *
Писать ему было в радость. Он ведь свои сказы всю жизнь складывал, а тут только записать осталось. Оживала дикая лесная сторона. Срубил здесь себе избу пришедший неведомо откуда Семен-ложкарь, хоронил в темноте лесов клады разбойник Сарынь Позолота, добывал зверя охотник Чур, встал крепостью Китеж-град… Не так уж и дика была лесная сторонка, если родилось здесь столько сказов и сказаний. Сергей Васильевич Афоньшин всю жизнь берег лишь одну драгоценность — детский взгляд на мир. Это он хитрил, когда говорил, что шел на рыбалку или охоту. Он шел разговаривать с миром, который его всегда удивлял. Ведь в этом мире неспешно несли свои воды его любимый Керженец и вольная Ветлуга, небесным зеркальцем сверкал Светлояр, петляли по лесам древние батыевы тропы, волжской крепостью стоял белоснежный Макарий, треща летали сороки, разнося лесные вести, лежали в берлогах медведи, сторожа несметные богатства, о которых знал только он. И он жил этим миром. Он видел его детскими глазами мудрого человека. Он был учителем и остался им навсегда: в памяти и в книгах.
* * *
Так что, когда соберётесь на Светлояр, достаньте с полки книгу сказов «последнего жителя Китежграда» и начинайте своё путешествие. Мир для себя вы откроете удивительный. И больше в вашей жизни никогда не будет расставаний со Светлым озером, загадочным Китежем и людьми, которых вы здесь встретите. И не стоит беспокоиться, что не откроется вам лесная сторона. Она строга, но приветлива. А без строгости здесь нельзя. Слабины эта земля не терпит. А коль познаете вы лесное Заволжье, то непременно и благодарственное слово его писателю скажете и имя его запомните — Сергей Васильевич Афоньшин. Может, имя его не столь и известно в писательском мире, но в наших библиотеках, к счастью, есть его книги.
Вячеслав ФЕДОРОВ.
#газета #землянижегородская #афоньшин #светлояр #китеж #сказки #книги
