ИСТОРИИ ДЕТСТВА
Мы обещали нашим самым маленьким читателям, что без занятия их не оставим. Ведь задан же на лето список книг, с которыми хорошо бы познакомиться. В списке есть и произведения писателя Георгия Скребицкого. Сегодня это малоизвестный автор, а бабушки и дедушки зачитывались его лесными историями. Понравятся вам эти рассказы, вернётесь в школу и поспешите в библиотеку за продолжением.
Георгий СКРЕБИЦКИЙ. Рассказы
Пушок
В доме у нас жил ёжик, он был ручной. Когда его гладили, он прижимал к спине колючки и делался совсем мягким. За это мы его прозвали Пушок. Если Пушок бывал голоден, он гонялся за мной, как собака. При этом ёж пыхтел, фыркал и кусал меня за ноги, требуя еды. Летом я брал Пушка с собой гулять в сад. Он бегал по дорожкам, ловил лягушат, жуков, улиток и с аппетитом их съедал. Когда наступила зима, я перестал брать Пушка на прогулки, держал его дома. Кормили мы теперь Пушка молоком, супом, мочёным хлебом. Наестся, бывало, ёжик, заберётся за печку, свернётся клубочком и спит. А вечером вылезет и начнёт по комнатам бегать. Всю ночь бегает, лапками топает, всем спать мешает. Так он у нас в доме больше половины зимы прожил и ни разу на улице не побывал. Но вот собрался я как-то на санках с горы кататься, а товарищей во дворе нет. Я и решил взять с собою Пушка. Достал ящичек, настелил туда сена и посадил ежа, а чтобы ему теплей было, сверху тоже сеном закрыл. Ящик поставил в санки и побежал к пруду, где мы всегда катались с горы. Я бежал во весь дух, воображая себя конём, и вёз в санках Пушка. Было очень хорошо: светило солнце, мороз щипал уши, нос. Зато ветер совсем утих, так что дым из деревенских труб не клубился, а прямыми столбами упирался в небо. Я смотрел на эти столбы, и мне казалось, что это вовсе не дым, а с неба спускаются толстые синие верёвки и внизу к ним привязаны за трубы маленькие игрушечные домики. Накатался я досыта с горы, повёз санки с ежом домой. Везу — вдруг навстречу ребята: бегут в деревню смотреть убитого волка. Его только что туда охотники привезли. Я поскорее поставил санки в сарай и тоже за ребятами в деревню помчался. Там мы пробыли до самого вечера. Глядели, как с волка снимали шкуру, как её расправляли на деревянной рогатине. О Пушке я вспомнил только на другой день. Очень испугался, не убежал ли он куда. Сразу бросился в сарай, к санкам. Гляжу — лежит мой Пушок, свернувшись, в ящичке и не двигается. Сколько я его ни тряс, ни тормошил, он даже не пошевелился. За ночь, видно, совсем замёрз и умер. Побежал я к ребятам, рассказал о своём несчастье. Погоревали все вместе, да делать нечего, и решили похоронить Пушка в саду, закопать в снег в том самом ящике, в котором он умер. Целую неделю мы все горевали о бедном Пушке. А потом мне подарили живого сыча — его поймали у нас в сарае. Он был дикий. Мы стали его приручать и забыли о Пушке. Но вот наступила весна, да какая тёплая! Один раз утром отправился я в сад: там весной особенно хорошо — зяблики поют, солнце светит, кругом лужи огромные, как озёра. Пробираюсь осторожно по дорожке, чтобы не начерпать грязи в калоши. Вдруг впереди, в куче прошлогодних листьев, что-то завозилось. Я остановился. Кто это — зверёк? Какой? Из-под тёмных листьев показалась знакомая мордочка и чёрные глазки глянули прямо на меня. Не помня себя, я бросился к зверьку. Через секунду я уже держал в руках Пушка, а он обнюхивал мои пальцы, фыркал и тыкал мне в ладонь холодным носиком, требуя еды. Тут же на земле валялся оттаявший ящичек с сеном, в котором Пушок благополучно проспал всю зиму. Я поднял ящичек, посадил туда ежа и с торжеством принёс домой.
Лесное эхо
Мне было тогда лет пять или шесть. Мы жили в деревне. Однажды мама пошла в лес за земляникой и взяла меня с собой. Земляники в тот год уродилось очень много. Она росла прямо за деревней, на старой лесной вырубке. Как сейчас, помню я этот день, хотя с тех пор прошло более пятидесяти лет. День был по-летнему солнечный, жаркий. Но только мы подошли к лесу, вдруг набежала синяя тучка, и из неё посыпался частый крупный дождь. А солнце всё продолжало светить. Дождевые капли падали на землю, тяжело шлёпались о листья. Они повисали на траве, на ветвях кустов и деревьев, и в каждой капле отражалось, играло солнце. Не успели мы с мамой стать под дерево, как солнечный дождик уже кончился. — Погляди-ка, Юра, как красиво, — сказала мама, выходя изпод веток. Я взглянул. Через всё небо разноцветной дугой протянулась радуга. Один её конец упирался в нашу деревню, а другой уходил далеко в заречные луга. — Ух, здорово! — сказал я. — Прямо как мост. Вот бы по нему пробежаться! — Ты лучше по земле бегай, — засмеялась мама, и мы пошли в лес собирать землянику. Мы бродили по полянам возле кочек и пней и всюду находили крупные спелые ягоды. От нагретой солнцем земли после дождя шёл лёгкий пар. В воздухе пахло цветами, мёдом и земляникой. Потянешь носом этот чудесный запах — будто какой-то душистый, сладкий напиток глотнёшь. А чтобы это ещё больше походило на правду, я срывал землянику и клал её не в корзиночку, а прямо в рот. Я бегал по кустам, стряхивая с них последние дождевые капли. Мама бродила тут же неподалёку, и поэтому мне было вовсе не страшно заблудиться в лесу. Большая жёлтая бабочка пролетела над полянкой. Я схватил с головы кепку и помчался за ней. Но бабочка то спускалась к самой траве, то поднималась вверх. Я гонялся, гонялся за ней, да так и не поймал — улетела куда-то в лес. Совсем запыхавшись, я остановился и огляделся кругом. «А где же мама?» Её нигде не было видно. — Ау! — закричал я, как, бывало, кричал возле дома, играя в прятки. И вдруг откуда-то издали, из глубины леса, послышалось ответное: «Ау!» Я даже вздрогнул. Неужели я так далеко убежал от мамы? Где она? Как же её найти? Весь лес, прежде такой весёлый, теперь показался мне таинственным, страшным. — Мама!.. Мама!.. — что было сил завопил я, уже готовый расплакаться. «А-ма-ма-ма-ма-а-а-а!» — будто передразнил меня ктото вдали. И в ту же секунду изза соседних кустов выбежала мама. — Что ты кричишь? Что случилось? — испуганно спросила она. — Я думал, ты далеко! — сразу успокоившись, ответил я. — Там в лесу кто-то дразнится. — Кто дразнится? — не поняла мама. — Не знаю. Я кричу — и он тоже. Вот послушай! — И я опять, но уже храбро крикнул: — Ау! Ау! «Ау! Ау! Ау!» — отозвалось из лесной дали. — Да ведь это эхо! — сказала мама. — Эхо? А что оно там делает? — Ничего не делает. Твой же голос отдаётся в лесу, а тебе кажется, что кто-то тебе отвечает. Я недоверчиво слушал маму: «Как же это так? Мой же голос — и мне отвечает, да ещё когда я уже сам молчу!» Я опять попробовал крикнуть: — Иди сюда! «Сюда-а-а-а!» — откликнулось в лесу. — Мама, а может, там всётаки кто-нибудь дразнится? — нерешительно спросил я. — Пойдём-ка посмотрим. — Вот глупый какой! — засмеялась мама. — Ну пойдём, если хочешь, только никого мы с тобой не найдём. Я взял маму на всякий случай за руку: «Кто его знает, что это за эхо!», и мы пошли по дорожке вглубь леса. Изредка я покрикивал: — Ты здесь? «Зде-е-е-сь!» — отвечало впереди. Мы перебрались через лесной овраг и вышли в светлый берёзовый лесок. Тут было совсем не страшно. Я отпустил мамину руку и побежал вперёд. И вдруг я увидел «эхо». Оно сидело на пеньке спиной ко мне. Всё серое, в серой лохматой шапке, как леший с картинки из сказок. Я вскрикнул и бросился назад к маме: — Мама, мама, вон эхо на пеньке сидит! — Что ты всё глупости говоришь! — рассердилась мама. Она взяла меня за руку и храбро пошла вперёд. — А оно нас не тронет? — спрашивал я. — Не дури, пожалуйста, — ответила мама. Мы вышли на полянку. — Вон, вон! — зашептал я. — Да это же дедушка Кузьма коров пасёт! Услышав мамин голос, «эхо» обернулось, и я увидел знакомую белую бороду, усы и брови, тоже белые, как из ваты, будто их нарочно приклеили к загорелому, сморщенному, как печёное яблоко, лицу. — Дедушка, а я думал, ты — эхо! — закричал я, подбегая к старику. — Эхо? — удивился тот, опуская деревянную дудочку-жалейку, которую он выстругивал ножом. — Эхо — это, милый, не человек. Это лесной голос. — Как «лесной голос»? — не понял я. — А так. Ты крикнешь в лесу, а он тебе и откликнется. Каждое деревце, каждый кустик отзвук даёт. Вот послушай, как мы с ними переговариваемся. Дед поднял свою дудочкужалейку — и заиграл нежно, протяжно. Он играл, словно напевал какую-то грустную песенку. А где-то далеко-далеко в лесу ему вторил другой такой же голос. Подошла мама и села на соседний пенёк. Дедушка кончил играть, и эхо тоже кончило. — Вот, сынок, слыхал теперь, как я с лесом перекликаюсь? — сказал старик. — Эхо — это самая душа леса. Что птица свистнет, что зверь закричит — всё тебе передаст, ничего не скроет. А ты ходи по лесу да слушай его. Оно тебе всю лесную тайну откроет. Так я тогда и не понял, что же такое эхо. Но зато на всю жизнь полюбил его, полюбил, как таинственный голос леса, как песню жалейки, как старую детскую сказку. И теперь, через много-много лет, только услышу эхо в лесу — сразу вспоминается мне: солнечный день, берёзы, полянка и посреди неё на старом пне чтото лохматое, серое. Может, это наш деревенский пастух сидит, а может, и не пастух, а сказочный дедушка-леший. Сидит он на пеньке, строгает кленовую дудочку-жалейку. А потом будет играть на ней в тихий вечерний час, когда засыпают деревья, трава и цветы и медленно из-за леса выбирается рогатый месяц и наступает летняя ночь.
#газета #землянижегородская #проза #рассказы #домашнеечтение