Гений пилотажа
Имя Александра Фроловича Анисимова, к сожалению, сегодня почти забыто. Упоминается оно разве что в мемуарах летчиков. А при жизни его не боялись называть «гениальным летчиком», потому что так это и было. «Лучший истребитель страны». А кто мог это оспорить?
Чкалов и Анисимов были друзьями и продолжительное время работали вместе. А еще они были соперники и ни в чем друг другу не уступали.
АЛЕКСАНДР Фролович Анисимов был старше Чкалова на семь лет. Но не возраст стал дистанцией для почитания, а опыт. Анисимов в Первую мировую войну обслуживал самолеты. В воздушных боях, которые становились все ожесточеннее, стремительно уменьшалось количество летчиков, и царское правительство милостиво разрешило готовить пилотов из наиболее одаренных солдат. Так Александр Анисимов стал курсантом Петроградской летной школы.
Его учеба прервалась другой войной, Гражданской, на которую он ушел добровольцем и тоже в качестве моториста. Воевал, естественно, на стороне красных, так как имел бедное крестьянское происхождение и мечтал о светлом будущем.
Уже после войны заметным переростком он оказался в летной школе вместе с молодыми «салажатами», которые самолеты видели или издалека, или на картинках в иллюстрированных журналах. Он сразу же оторвался от однокашников, быстро обрел свой неповторимый летный почерк, и его стали называть «истребителем милостью божьей».
Служить он начал в 3-й Киевской истребительной эскадрилье. В архивах сохранился журнал боевой подготовки, строки которого красноречиво характеризуют Анисимова как истребителя.
«Стрельба в полете по мишени Р-1 – из 65 патронов 55 попаданий. Атака с высоты 250 метров, огонь с высоты 180 метров и выход с высоты 80 метров».
Лихо для строевого летчика.
Когда Анисимова перевели в Москву на испытательную работу, он тут же стал корифеем Центрального аэродрома. Вся аэродромная служба оставляла работу, когда красный И-5 выруливал на взлетную полосу. Замирали, когда самолет взлетал, и ахали, когда летчик прямо от земли уходил на «мертвую петлю», переворачивался в ее верхней точке и уже в противоположном направлении. На посадку Александр Фролович, как правило, заходил, летя вниз головой, и только у самой земли, едва не чиркая ее крылом, приводил самолет в нормальное положение и тут же садился.
Такие трюки, такой «цирк» всегда нравились тем, кому хотелось пощекотать свои нервы.
Но не только за летное мастерство и удаль любили Анисимова. Летчик Михаил Каминский вспоминал, что его прежде всего любили за то, «что он ни перед кем из нас не заносился, хотя незримая дистанция между нами, без всяких усилий с его стороны, существовала».
Взгляните на фотографию двух друзей – Чкалова и Анисимова. Она лучше всего иллюстрирует эту «незримую дистанцию». Никаких вольностей в обращении, никакого панибратства, похлопывания по плечу. На снимке, скорее, командир и его подчиненный. А ведь в сущности так оно и было. К тому же Чкалову нравилось быть ведомым у Анисимова.
Чкалов был молод и бесшабашен, но его всегда тянуло к людям с жизненным опытом. Анисимов был мудр. У него было свое философское понимание летного дела. Воспитанный старой школой, друживший с первыми русскими авиаторами, он считал, что полет – это искусство, которое служит рыцарскому воздушному бою, а летчик – артист. Он должен беззаветно служить искусству и не унижать его ничем, кроме работы в воздухе.
Александр Фролович никуда и никогда не рвался, ему чужды были чины, ранги, награды… Он всячески отбивался от любого начальственного поста: «Я летчик, а не командир!»
Но как старшему в отряде, ему иногда приходилось заменять командира, и все сослуживцы не отказывали себе в удовольствии посмотреть, как он это делает.
Вот как описывает одну из сцен Михаил Каминский:
«Я построил личный состав отряда и доложил Анисимову:
– Товарищ командир! Личный состав отряда построен для получения указаний.
– Становись в строй, и без тебя вижу: построен, – отмахнулся он от доклада и, обращаясь ко всем, сказал: – Тут пришел один приказ по Центральному аэродрому, сейчас прочитаю.
Читал Анисимов, что называется, «вслух про себя», и мы только слышали невнятную скороговорку: «бу-бу-бу». Огласив параграф, он тут же его комментировал:
– В общем, тут говорится, что в столовую ходить строем. Но мы не дети, будем ходить так… А еще говорится, чтобы по утрам делали зарядку. Ну, я человек здоровый, мне это не нужно, а вы как хотите…
Однажды наш парторг штурман Филимонов проводил общее собрание личного состава. Помнится, обсуждались обязательства по соцсоревнованию. Первый пункт гласил: «Не опаздывать на службу». Анисимов подал реплику: «А мы и без соревнования не должны опаздывать».
Филимонов, не смущаясь, зачитал остальные пункты, в которых шла речь о бережном отношении к технике, об экономии горючего и т. п. По всем пунктам Анисимов делал язвительные замечания. Когда обескураженный Филимонов предложил высказаться по проекту, Анисимов поднялся и, направляясь к двери, пробурчал: «Ну, я уже высказался!»
Георгий Филиппович Байдуков, хорошо знавший Анисимова и Чкалова, утверждал, что Чкалову в Анисимове прежде всего нравилось стремление к поиску новых путей в испытании машин.
«Сашка может такое сотворить, что даже Чаплыгин с Туполевым ни за что не сумеют обосновать, как это могло все получиться, да к тому же и кончиться благополучно».
Многие из летчиков считали, что Анисимов боится конкуренции и всегда старается скрывать свои секреты выполнения пилотажных фигур, прикидываясь простачком. Со стороны так и могло показаться. Но ведь и своему другу Чкалову он ничего не показывал и не рассказывал. Нет, Александр Фролович считал, что летчик сам до всего должен доходить. Летный почерк должен быть у каждого свой. Странно будет, если начинающий артист в театре примется подражать знаменитости. Кроме смеха, это ничего не вызовет.
Пилотаж – это и есть почерк летчика, и он должен быть свой. А летчик, по-анисимовски, – артист, творящий искусство в небе. Научить ему подражать, конечно, можно. А если у него дальше этого дело не пойдет и он где-нибудь сорвется, на чьей совести будет его гибель?
Для молодых летчиков Анисимов был недоступен, а глядя на его поведение, они и сами не особо приближались к нему.
Михаил Каминский вспоминал, что Анисимов «был вспыльчив, самолюбив, агрессивен в споре, мог даже ругаться, как боцман».
Но вот как описывает свои впечатления летчик-испытатель Петр Стефановский:
«Летным искусством Анисимова восхищался даже Чкалов. Он был действительно непревзойденным мастером техники пилотирования. Летал легко, непринужденно, фигуры высшего пилотажа выполнял исключительно чисто. Чкалов старался подражать Анисимову, стремился освоить его приемы, но преуспеть в этом так и не смог. Не давалась ему анисимовская плавность, нежность полета. Характер был, видать, круче».
Ему вторит еще один летчик-испытатель Александр Чернавский:
«Оба необузданные, широкие, неистовые, особенно в своей любви к полетам… Да и вообще. Оба за пилотаж на низкой высоте отсиживали на гауптвахте не раз. И все же Валерий завидовал Саше: так мягко, плавно, изумительно чисто выполнять фигуры, как это получалось у Анисимова, он не мог… Кряжистые были оба, чем-то мне напоминали героев Мамина-Сибиряка. Время тогда, конечно, было какое-то пронизанное своеобразной романтикой авиационной зари. На виртуозов, таких как Анисимов и Чкалов, смотрели, как на отмеченных десницей бога. Все им прощалось».
Летчик на земле и летчик в воздухе… Вас не удивили эпитеты, которыми опытнейшие пилоты охарактеризовали летный почерк Александра Фроловича Анисимова? Его пилотаж отличался «мягкостью», «плавностью» и даже «нежностью», что и вовсе неожиданно.
Удивляться этому не стоит. Таким был Анисимов в жизни, и чужой роли в небе он не играл.
Говорят, что опытные авиационные психологи могут по пилотажу определить характер летчика даже в нюансах. Как видим, летчики тоже это подмечают.
Чкалов стал достойным ведомым у Анисимова. Помните, говоря о его летной юности, мы читали в его характеристиках: «груб с товарищами», «высокомерен», «не признает замечаний»… О Чкалове зрелом этого уже никто не скажет.
Да, мы поступили несправедливо, вырвав нелицеприятную характеристику Анисимова из контекста воспоминаний Михаила Каминского. А вот что он отмечает дальше:
«…Но это было лишь способом выражения эмоций и не носило оскорбительного характера. Чтобы выразить недовольство в чей-то адрес, он пользовался единственным словом «вантя». В зависимости от интонации оно могло означать огорчение, раздражение, осуждение, презрение…»
И еще об одном. Действительно, Анисимов и Чкалов были отмечены десницей бога, но вот все ли им прощалось?
Конечно, нет, и мы это уже хорошо знаем. Они были рекордсменами по пребыванию на гауптвахте, сполна прошли «академию Алксниса» и в дальнейшем находились у него «под колпаком».
Однажды, наблюдая воздушный бой «вечных» противников – Чкалова и Анисимова, Алкснис сказал:
– Вместо того чтобы выгнать из ВВС этих воздушных хулиганов, я, начальник ВВС, завидую им и горюю, что так на И-5 я не летал никогда.
Александр Фролович Анисимов не смог вынести лишь одного наказания, когда его сняли с ведущего пятерки истребителей на воздушных парадах. Он стал много пить, не являлся на службу…
Как-то сослуживцы спросили его, что он будет делать, когда закончит летать.
Ответ последовал мгновенно, будто летчик давно думал об этом:
– Летать буду до пятидесяти лет, а там посмотрю: жить или застрелиться.
Этого не потребовалось.
Аврал на аэродроме. Суета. Только что сообщили, что едет итальянская делегация и ей надо показать высший пилотаж на новом истребителе И-7, а также полеты бомбардировщиков.
На истребителе летать некому. Чкалов на гауптвахте.
– Срочно за Чкаловым! – дает распоряжение командир летной группы Адам Иосифович Залевский.
Вячеслав ФЕДОРОВ.
(Окончание следует.)
Через какое-то время по снежной целине в распахнутом комбинезоне бежит Чкалов, догоняя летчиков, идущих к своим самолетам.
– Амнистия вышла! Но Батя сказал, что в другой раз он в случае чего прибавит пару-тройку суток! Шевелись, бомбовозы! Покажем иностранцам, на что русские способны.
Сколько раз бывало так и у Чкалова, и у Анисимова: с гауптвахты – в небо. Надо показать! И показывали. Стирали с лиц иностранных «смотрителей» надменные улыбки.
Ну а на следующий день в обычной рабочей обстановке их за выполнение точно такого же пилотажа, который они показывали иностранцам, наказывали и даже подкидывали те самые обещанные пару-тройку лишних суток.
«Начвоздух», как называли начальника ВВС Якова Ивановича Алксниса, продолжал пристально следить за Чкаловым и Анисимовым. Ему докладывали о малейших их прегрешениях. Он в свою очередь возмущался, как могут такие талантливые люди, профессия которых требует абсолютной трезвости и спартанского образа жизни, позволять себе азартные денежные игры в карты, быть завсегдатаями ипподрома и часто употреблять там солидные порции крепких напитков.
Причем каждый раз, когда «начвоздух» спрашивал об этом Александра Фроловича Анисимова, тот честно во всем признавался, считал, что свободное время он может проводить так, как ему вздумается, а не согласно уставам.
Так стала достоянием гласности история, которую рассказал Георгий Филиппович Байдуков на закате своей жизни.
«Как-то Алкснис услышал, что на семейной вечеринке Анисимов в пьяном угаре выстрелил в своего друга Чкалова из пистолета. При встрече он спросил: «Верно ли рассказывают?»
Александр Фролович смутился, но спокойно ответил:
– Был такой глупый вечер. Я осатанел, приревновав его к своей жене… Очень получилось глупо… Откровенно говоря, Яков Иванович, мы в тот вечер крепко выпили, и, видимо, я потерял самообладание…
– Хорошо, что вы промахнулись.
– Полсантиметра от левого уха прошла пуля… А главное, Чкалов не шевельнулся ни до выстрела, ни после него. Только посмотрел мне в глаза и побледнел. Это мне рассказали на следующий день товарищи…
– Счастливец Чкалов! Теперь он, конечно, и не приходит в ваш дом?
Анисимов удивился:
– Нет, Яков Иванович! Мы с ним друзья до гроба.
– Ну а если бы убили своего друга?
Анисимов коротко ответил:
– Меня бы не нашли в живых. Пулю в висок!..»
Обрастали легендами и карточные игры друзей. Играли они, как правило, в гостях у своего коллеги, тоже азартного картежника, летчика-испытателя Александра Чернавского. Этих легенд было бы великое множество, если бы не цензура. Она бдительно дозировала присутствие их в мемуарных книгах. Летчику и писателю Игорю Шелесту дали возможность воспроизвести одну из них.
«Как-то Чкалов, Чернавский и Анисимов затеяли карточную игру на небольшой денежный интерес. Сперва Чернавскому везло. Анисимов проигрывал и попросил взаймы три рубля. Чернавский дал, и Анисимов стал выигрывать. С этой минуты ему пошла карта, и через некоторое время у Чернавского не осталось «ни цента». Тогда он стал просить у Анисимова свои три рубля обратно. Но тот наотрез отказался возвращать долг, сказав, что сделает это позже.
Вставая из-за стола, Чернавский бросил с обидой:
– Жадный ты, Сашка!
Анисимов вскочил как ошпаренный:
– Смотри, какой я жадный!
И не успели они с Чкаловым понять, в чем дело, Анисимов хватил о батарею серебряные карманные часы – только винтики-колесики брызнули в стороны.
– Вот какой я жадный, ― уже спокойно сказал Анисимов».
Легендарными стали и воздушные бои, которые вели между собой Анисимов и Чкалов. Мы уже знаем, что впервые бой друзей в воздухе Сталин увидел летом 1931 года. Тогда он, погруженный в свои мысли, холодно отнесся к летчикам и лишь бросил на ходу, что их следует поощрить. А вот 2 мая 1935 года Чкалов и Анисимов стали его любимцами. Но если любовь Александра Фроловича к вождю народа ограничилась лишь рукопожатием и благодарной улыбкой, то Чкалов принял Сталина за «отца родного» и всячески его боготворил.
Казалось бы, мы можем только сожалеть, что у нас сегодня нет возможности увидеть воздушные схватки двух «гениев пилотажа» – так называли Анисимова и вслед за ним Чкалова. Но это не так, есть такая возможность. По распоряжению «начвоздуха» на аэродром по первой же просьбе допускались кинооператоры, снимавшие эпизоды к документальным и художественным фильмам. Яков Иванович Алкснис считал, что это способствует популяризации ВВС страны, и сам присутствовал во время этих съемок.
Снятый материал должен где-то храниться. Установить авторов воздушных боев – ведь снимали не только Чкалова и Анисимова – будет трудно, но можно.
Думалось, что эти кадры отыщут телевизионщики, готовясь отметить 100-летний юбилей Валерия Павловича Чкалова, но они ограничились «пережевыванием» общеизвестных фактов.
Где-то в спецхранах лежит и съемка самого последнего полета Александра Фроловича Анисимова, закончившегося катастрофой…
Представить воздушные бои двух друзей сегодня можно разве что по оставшимся воспоминаниям летчиков.
Вот, например, как «мерялись силами» Чкалов и Анисимов в описании бывшего командира летного соединения НИИ ВВС Александра Туржанского.
«Однажды они одновременно получили приказ испытать по самолету. Первый – истребитель И-4, второй – истребитель И-5. У каждого из них была своя зона для выполнения задания. Вместе они завершили полет, и оба планировали к аэродрому на посадку. Внезапно самолет Чкалова резко изменил режим планирования, круто, с полным газом, дал «горку» и оттуда спикировал на Анисимова, но тот, очевидно, зорко наблюдавший за Чкаловым, быстрым маневром вышел из-под удара и решительно перешел в атаку. Начался воздушный «бой» на высоте двести метров. Самолеты свечой поднимались в небо, оттуда низвергались, и казалось, что они вот-вот врежутся в аэродром, но буквально у земли они снова крутыми виражами «ввинчивались в небо» и там продолжали сумасшедшую карусель. Заходящие на посадку машины шарахались в сторону и уходили на второй круг… Комендант аэродрома Райвичер с испугом повторял: «Сейчас столкнутся, сейчас погибнут!» «Бой» продолжался шесть-семь минут, после чего истребители пристроились друг к другу, парой сделали отличную посадку…»
На подобные показательные бои любили приезжать «начвоздуха» Яков Алкснис и занимавший этот пост прежде Петр Баранов. Они с футбольным азартом наблюдали за воздушной схваткой, а потом долго спорили, кто же из летчиков одержал победу. Определить было действительно трудно. Чкалов все меньше уступал в мастерстве Анисимову.
В жизни каждого летчика случается последний полет. Хорошо, если он после этого уходит на заслуженный отдых и может предаться воспоминаниям о былом. Но случается и так, что последний полет летчика заставляет других все больше укрепляться в мыслях о фатальной неизбежности судьбы. Кому что на роду написано… Появись возможность прочитать книгу судьбы, первыми от этой возможности отказались бы летчики. А если бы даже и прочитали – не поверили бы.
Александр Фролович Анисимов мечтал летать до пятидесяти, но книга судьбы захлопнулась на 37-й странице.
Последний полет Александра Фроловича был публичным, под стрекот кинокамеры…
Французская фирма «Ше-Нуар» («Черная кошка») снимала документальный фильм «Авиатор». По предварительной договоренности, должны были снимать именно Анисимова. Французы считали, что это один из лучших асов-истребителей, воздушных акробатов, равных которому нет в мире. Был заключен контракт на съемку.
Но кто знал, что Анисимов будет к этому времени в опале. Командование ВВС пробовало отговориться:
– Анисимову в данное время запрещены демонстрационные полеты, но мы выполним обещание, предоставив в распоряжение киногруппы другого летчика. У нас блестящих акробатов много.
На выбор были предложены имена летчиков, в числе которых был и Чкалов.
Французы запротестовали. Представитель кинофирмы Луи Шабер сказал, что они могли бы найти хороших летчиков во Франции, Англии, Германии, в Америке, наконец, но им нужен именно «мсье Анисимов»: «Он птица, остальные люди – просто люди».
Пахло уплатой неустойки, и командование ВВС смирилось.
Для полетов Александр Фролович выбрал свой любимый И-5 – легкий, маневренный истребитель.
Перед объективами камер Анисимов работал на предельно малой высоте. Струей воздуха от винта у Луи Шабера сбило шляпу, которую так и не нашли.
Вечер первого съемочного дня закончился обменом подарками. Француз подарил Александру Фроловичу швейцарские часы, которые пришлись как нельзя кстати, а тот в свою очередь – краги, в которых летал, и вилкой начертал на них свое имя.
Второй съемочный день, 17 октября 1934 года, закончился трагедией. Александр Фролович Анисимов погиб. На малой высоте не выдержала педаль руля поворота, сломалась. Самолет чиркнул крылом землю и брызнул осколками.
Летчик Михаил Каминский, воспоминания которого мы неоднократно цитировали, напишет:
«Мне выпал печальный жребий быть распорядителем на похоронах своего учителя.
На долгие годы запах кумача стал непереносим для меня как запах смерти и тлена. Запомнился Чкалов в белой вышитой косоворотке под синим пиджаком. Горестно понурясь, он стоял в почетном карауле, ничего не видя.
В глазах этого отважного человека стояли слезы…»