Мы есть, чтобы есть?

В следующем году исполнится 100 лет самой грандиозной реформе русской орфо­графии. 5 января 1918 года был опубликован декрет наркома просвещения Луначарского, который обязывал все печатные издания Советской России «печататься согласно новому правописанию».

Ключевым решением стало удаление из алфавита букв «ять», «фита», «ижица», i («и» десятеричное), а также исключение твердого знака на конце слов и частей сложных слов. Вероятно, у такого решения было много причин, но главная — экономическая. Большевики получили страну с 80-процентным уровнем безграмотности. Они знали, что залог их власти — в правильной пропаганде, а главное оружие — печатное слово. Кроме того, сокращение букв в алфавите делало текст короче, что экономило тысячи тонн бумаги, краски, металла.

К тому же среди лидеров большевиков было не так много людей с безупречной грамотностью. По легенде, некие послабления реформы были связаны с частными просьбами «вождей революции»: например, допускалось слитное и раздельное написание в наречиях, составленных путем сложения существительных, прилагательных и числительных с предлогами (втечение и в течение, впустую и в пустую, вдвое и в двое).

Появилась немыслимая ранее приставка бес-, из-за чего современники и ревнители старой веры назвали реформу «сатанинской». Из всех типографий исчезли литеры с буквой «ъ», вместо нее наборщики использовали апостроф (под›ем, с›езд).

После ликвидации ряда букв некоторые омофоны (одинаковые по звучанию, но разные по написанию слова) превратились в омонимы (одинаковые и по звучанию, и по написанию). Многие представители русской интеллигенции, например философ Иван Ильин, видели в этом злой умысел большевиков: дескать, одинаковое написание «есть» (потреблять в пищу) и «есть» (существовать) будет создавать с самого детства у людей установку на грубую материальность.

Однако реформа правописания не была изобретением большевиков. Еще в 1912 году «царская» академия наук подготовила проект реформы с целью сделать орфографию удобнее, и прежде всего для школьников, но из-за радикальности была свернута.

В первые годы совет­ской власти было много идей по дальнейшему развитию реформы языка. Большевики бредили мировой революцией, а большинство пролетариев в мире воспринимали только латинское письмо. К тому же в латинице всего 26 букв — чудесная экономия в бумаге и типографском наборе! Однако после того, как одна за другой захлебнулись революции в Европе, власти потеряли интерес к языку.