Бунтующий капитал
Эта выставка дала промышленный толчок России и показала народившееся к тому времени сословие купцов-промышленников. Один из них — Савва Тимофеевич Морозов. Он шесть лет был связан с Нижним Новгородом, являясь председателем ярмарочного комитета. Большую роль сыграл в организации Всероссийских смотрин.
Работаю — значит, существую
Нам интересно будет узнать, как складывались отношения Саввы Морозова с нижегородскими купцами. И прежде всего с «удельным князем нижегородским» Николаем Александровичем Бугровым. Все крупные купцы Нижнего Новгорода были старообрядцы, и «древляя вера» равняла Савву Морозова с ними.
Владимир Гиляровский пишет, что Бугров здорово недолюбливал Савву Морозова… Вот тут уж можно всяких фантазий навести, за что выстроилось такое отношение. Товарищ ли Бугрову купец с «ниверситетским» образованием и либеральными речами. За которые, собственно, Бугров и не жаловал любовью Савву. Не понимал всесильный волжский купец, что есть еще политика и Морозов в ней разбирается лучше, чем он.
А уважать Бугрова Савва был по вере обязан. Чуть не вдвое Бугров был его постарше, в отцы годился. Тут если и спор возникнет, то незлобивый. Савва не уступит — он горяч и азартен, на мировую уходил Бугров. Свидетели их разговоров донесли до нас, увы, только обрывки слышанного. Вот окончание какого-то спора между словесными соперниками:
«- Все ты знаешь, — вздохнув, сказал Бугров.
Морозов откликнулся:
— А вот такие, как ты, сидят идолами на своих миллионах и ничего не хотят знать о нуждах земли, которая позволяет им сосать ее. У нас химическая промышленность не развита, работников для этого дела нет, нам необходимо устроить исследовательский институт химии, специальные факультеты химии нужны… А вы дикари…
— Ну, начал ругаться, — примирительно и ласково сказал Бугров. — Ты ешь, добрее будешь…
— Есть выучились, а когда работать начнем?»
И философские темы в разговорах о жизни им были не чужды. Бугров тоже искал смысл в жизни. Деньги, азарт, удача не особо его и прельщали на склоне лет. В этом он преуспел, а вот в жизни разобраться бы.
Как-то Бугров сказал Савве Морозову:
«Очень много ты, Савва, требуешь от людей, они от тебя меньше хотят. Не мешал бы ты им жить».
На что Морозов отрезал: «Если бы им не мешать, они бы до сих пор на четырех лапах ходили».
Грубовато, конечно, сказано, может показаться — и высокомерно. Да что — может показаться, так и есть. И обидеться на эти слова легко, но ведь правда в них присутствует.
Сам Савва Тимофеевич себе спуску не давал. На своей фабрике, управление которой он взял в свои руки в двадцать пять лет, в кабинете не сидел. Один из инженеров вспоминал:
«Возбужденный, суетливый, он бегал вприпрыжку с этажа на этаж, пробовал прочность пряжи, засовывал руку в самую гущу шестеренок и вынимал ее оттуда невредимой, учил подростков, как надо присучивать оборванную нитку. Он знал здесь каждый винтик, каждое движение рычагов».
Не согласен был Савва Морозов с философом Декартом. «Мыслю — следовательно, существую» — было не для него.
— Работаю — значит, существую. Работаю! Только работа расширяет, обогащает мир и мое сознание.
И Бугров мыслил так же, но изъяснялся проще:
«В человеке одна годность: к работе! Любит, умеет работать — годен! Не умеет? Прочь его! В этом вся премудрость, с этим безо всяких конституций можно прожить».
Резковато? Но вот уже помягче:
«Народ у нас хороший. С огнем в душе. У него, брат, есть эдакая девичья мечта о хорошей жизни, о правде».
Хотевшие
перемен
В недавней нашей истории «на плаву» оставались считанные имена купцов, которые имели реальные заслуги в деле свершения пролетарской революции. Савва Морозов в этом списке числился первейшим. Правда, основная помощь купечества революции была в ссуживании денег. Тут всегда возникал вопрос, на который ответа не находилось: зачем купцы копали сами себе яму? Что, они не догадывались, что революция сметет их как класс и национализирует все их заводы и фабрики? Об этом же открыто говорилось. Историки этот деликатный вопрос умело обходили. Только сейчас и можно сказать, что эти «сознательные» купцы ни о какой революции и не мечтали. Они хотели перемен в стране.
Сергей Юльевич Витте в своих «Воспоминаниях» отмечал, что Савва Морозов произносил «самые крайние речи о необходимости покончить с самодержавием». И, заметим, никто не бежал в полицейский участок доносить на него. Многие так думали. Для Саввы Морозова примером была английская королева, только обозначающая власть. Примерно того же он хотел и для России.
В свое купеческое сословие он не верил. Не та сила. Не сможет она завоевать власть, а вот подстроиться к готовенькому может. Хотя бы так.
«Политиканствующий купец нарождается у нас, — с горечью говорил Савва Тимофеевич. — Не спеша и не очень умело он ворочает рычагами своих миллионов и ждет, что изгнившая власть Романовых свалится в руки ему… Когда у нас вспыхнет революция, буржуазия не найдет в себе сил для сопротивления, и ее сметут как мусор».
И он сделал ставку на большевиков. Хотя и в них не верил.
«Очень вероятно, что, когда революция придет, Ленина и его группу вздуют, истребят, но это уже дело второстепенное».
Все работы Ленина, которые он читал, относил к «курсу политического мордобоя».
Взгляды Саввы Морозова на власть разделял и нижегородец Бугров. О царе он рассказывал:
«Не горяч уголек. Десяток слов скажет — семь не нужны, а три — не его… Ласков, глаза бабьи. А царь до той минуты владыка, покуда страшен».
И Бугров спонсирует революционеров, хотя к возможности самой революции относился отрицательно. Он не понимал, как можно разрушить весь мир насилья, а затем строить новый мир. Откуда возьмется это новое? Каким оно будет? Его это страшило, хотя он прекрасно понимал, что свой век прожил и даже свои миллионы ему передать некому. Одинок. Как-то раз сказал Морозову:
«Если бы ты был, Савва, настоящий старообрядец, я бы тебе оставил все свое состояние, а то тебя не поймешь, ты не церковник и не старообрядец, а Бог знает, кто ты».
Какое еще состояние? Говорили, что Морозов тяготился своим домом-дворцом на Спиридоновке, стоящим 1,5 миллиона. Он же раз заявил, что воспитывать детей в таком доме — сущий разврат. Хотел продать свой дом за треть цены, но покупателя не нашлось.
Ошибался Николай Александрович Бугров — истинным старообрядцем был Савва Тимофеевич, быть может, только с московской особой отметиной.
Был купцом,
им и умру
За проведение Всероссийской выставки в Нижнем Новгороде его пожаловали орденом Св. Анны 2-й степени. Орденский девиз — «Любящим правду, благочестие, верность». Награда завидная. Жаловали ею тех, «кто всецело отдавался делу не ради карьеры, а из чувства долга перед Отечеством». Кавалеры ордена Св. Анны 2-й степени автоматически получали права личного дворянства. Савва Морозов дворянство не принял. «Был купцом, им и умру».
Что же случилось в 1905 году, который стал для Саввы Морозова трагическим? Историки считают, что это был год первой русской революции.
Савва Морозов выразил свое политическое кредо, направив целое послание С. Ю. Витте, ставшему к тому времени премьер‑министром:
«…Отсутствие в стране, лишенной возможности говорить о своих нуждах верховному носителю власти, прочного законодательства, опека бюрократизма, распространенная на все области русской жизни, выработка законов в мертвых канцеляриях, далеких всего того, что происходит в жизни, оковы, наложенные на свободный голос страны… все это задерживает развитие хозяйственной жизни и порождает в народе глухой протест против всего того, что его гнетет и давит…
Попытки приглушить политическое брожение среди рабочего класса на деле его обострили и усилили».
Сколько он ни старался на своей Никольской мануфактуре внедрить все самое передовое как в технологиях, так и в деловых отношениях с рабочими — все пошло прахом.
Однажды ночью пришедшая группа рабочих подняла его с постели:
«Что, испугался? Не бойся! Возьмем фабрику, тебя без куска хлеба не оставим, будешь служить, жалованье сто рублей положим!»
Сколько раз от него слышали слова, которые он говорил о рабочих:
«Я — их старший богатый брат и могу спокойно спать с ними в одной казарме!»
Как оказалось, на деле все было не так…
Нижегородский «Волгарь», газета, которую он любил и помогал редакции, сообщала:
«29 мая (1905 года. — Авт.) в восьмом часу утра траурный вагон с телом покойного С. Т. Морозова был подан на запасные пути к платформе Курского вокзала».
…На Рогожском кладбище, где хоронили его, можно было прочесть вот такое объявление:
«Ввиду сохранения древнего обычая, контора старообрядческого рогожского богадельного дома и кладбища покорнейше просит всех лиц, присутствующих при отпевании, их родственников и близких не произносить как на могиле, так и в гостинице при поминовении никаких речей».
Полиция сообщила, что на кладбищенском дворе собралось свыше 15000 человек. В акте о смерти, который прислала французская полиция, значилось, что умерший был «инженером С. Т. Морозовым».
Горький свои воспоминания о Савве Тимофеевиче заканчивает вот такими словами:
«После смерти Саввы Морозова среди рабочих его фабрики возникла легенда: Савва не помер, вместо него похоронили другого, а он «отказался от богатства и тайно ходит по фабрикам, поучая рабочих уму-разуму». Легенда эта жила долго, вплоть до революции…»
Позволим себе дополнить Алексея Максимовича. Эта легенда живет и поныне.
Неразгаданный детектив
Продолжение этой легенды детективнее некуда.
Вернемся в 29 мая 1905 года. Похороны Саввы Морозова на Рогожском кладбище с отпеванием. Чего не должно было быть. У старообрядцев самоубийство считается самым страшным и непростительным грехом. Самоубийц обычно хоронили за кладбищенской стеной или на старых заброшенных кладбищах. В момент похорон Саввы Морозова речь о самоубийстве не шла. Протокол был составлен французской криминальной полицией со слов лица, пожелавшего остаться неизвестным. Фотография тела отсутствовала, свидетельства о смерти тоже нет. При отпевании гроб не вскрывался.
А вот дальше история становится вовсе загадочной. Металлический гроб с телом был доставлен на яхте в Ревель, а оттуда в Москву. Доставил его троюродный брат Саввы, купец 3-й гильдии Фома Пантелеевич Морозов.
Интересно то обстоятельство, что Савва и Фома были очень похожи, почти близнецы. Бывало даже так, что Фома подменял Савву на заседаниях Нижегородского биржевого комитета. В финансовых делах Фома не был новичок. Ему принадлежала брокерская фирма на Нижегородской ярмарке.
В соответствии с завещанием все свои счета, включая заграничные, Савва Морозов отписал все тому же Фоме, а не своим детям и не брату.
Есть, конечно, что-то удивительное в этом, но это мелочь в сравнении с тем, что вы сейчас узнаете.
На календаре у нас 1905 год, а Фома Пантелеевич… умер в 1903 году и был к этому времени похоронен близ местечка Лахти на деревенском кладбище.
Тогда кто же привез тело Саввы Морозова? Сам Савва Морозов по поддельным документам. А скорее всего, заранее переделанным и подогнанным. Так что получается, Савва Тимофеевич Морозов планировал свой «уход из жизни» и к нему загодя готовился. Тогда кто же был в гробу, привезенном из Канн для похорон в Москве? Да он мог быть пуст. И тот же Савва-Фома стоял в сторонке и наблюдал за церемонией своих похорон. Куда же он исчез потом? А вот это загадка.
Известно только, что брокерская контора полноценно действовала на Нижегородской ярмарке до самой революции и управлял ею Фома Морозов.
Кто же был этот загадочный Фома Пантелеевич Морозов? Мы уже знаем, что они с Саввой был поразительно похожи, что он был купцом 3-й гильдии. А родовой его след теряется в Ардатовском уезде Нижегородской губернии. Может быть, кто-то из любопытствующих краеведов и поможет найти его корни и дополнит фактами эту историю с подменой. Да и была ли она?
Вячеслав ФЕДОРОВ.