Под грифом «совершенно секретно» работать очень непросто
В свой рабочий кабинет Чазов приходит ежедневно ровно в восемь утра, и весь его день расписан до самого вечера. Именно этот человек отвечал за здоровье лидеров Советского Союза — Брежнева, Андропова, Черненко, неоднократно спасал жизни главам других государств. Насколько непросто было академику Чазову нести груз ответственности, понимают все. А вот какой Евгений Иванович в жизни, что для него значат семейные ценности, дружба, любовь, знают немногие.
— Евгений Иванович, вы врач с мировым именем. А вот о вашей семье, о «домашней» жизни почти ничего не известно. Расскажите, пожалуйста, об этом.
— Когда-то у меня была семья. Женился трижды. Но все мои жены умерли, после ухода каждой из них мне было очень тяжело. И единственный способ сохранить себя в таких случаях — уйти в работу.
Зато у меня прекрасные дочери, внучка и правнучка. Обе дочери пошли в медицину. Татьяна и Ирина стали профессорами. Младшая, Ирина, руководит Институтом клинической кардиологии имени Мясникова, который находится на территории нашего комплекса, он включает в себя и поликлинику, и стационар.
— У вас целая династия врачей. Не пытались отговорить дочерей от этой профессии?
— Мы с Ириной считаем, что для семьи очень важно правило: никогда не надо тянуть за собой ребенка, тем более взрослого. Каждый должен выбрать свой путь сам. Ирина все делала сама, я ей ничуть не помогал.
И в России, и за рубежом ее знают как хорошего специалиста. Во времена СССР у нас с американцами было соглашение о сотрудничестве, обмен научным опытом между нашими странами никогда не прекращался. Их специалисты работали в Советском Союзе, а наши — в Америке. Ирина тоже провела после института год в Штатах, а потом вернулась работать в Россию.
Что касается старшей, Татьяны, она почти всю жизнь работала врачом-эндокринологом, защитила диссертацию, занималась научной деятельностью. Сейчас Таня уже сама в почтенном возрасте. Да и я немолодой!
— Глядя на вашу активность, о возрасте поневоле забываешь. Что вас поддерживает, кто помогает?
— Господь Бог помогает. Ведь бывает так, что мы применяем к человеку все возможные методы, и его здоровье потихоньку улучшается. А бывает, что практически ничем помочь не можем, люди уходят. Для себя я давно выработал формулу долголетия: работать, работать и работать! Ну и, конечно, надо не уставать радоваться жизни, быть оптимистом.
— Значит, не желаете уходить на заслуженный отдых?
— Ото всех это скрываю… И потом, работы много! Последние три года вообще не отдыхал. Да и раньше как-то не стремился «на каникулы» — выделял себе на отпуск максимум две недели. Зато всегда предпочитал активный отдых: ходил в горы и даже считал себя охотником. Хотя, как я понимаю, охота — это просто один из способов прогуляться по лесу. Мне это необходимо, я вам скажу, ведь моя жизнь во все времена была очень-очень сложной.
— Помимо огромной ответственности — лечить первых лиц страны, в чем еще было непросто?
— В 1982 году случилась такая история: наехала на меня машина. Повредил ногу, но, тем не менее, ходил на работу на костылях. А как раз в это время в Ташкенте случилась нехорошая история с Брежневым: генеральный секретарь упал и получил перелом. Мне сразу позвонил председатель КГБ Юрий Владимирович Андропов, а Леонида Ильича тут же доставили в Москву. Это было правило: всегда лечиться на Родине. Кому бы из моих пациентов ни довелось заболеть за границей, их немедленно доставляли в Москву. И вот приехал я тогда к генсеку. Захожу на костылях, вижу лежащего Брежнева. А он смеется и говорит: «Евгений Иванович, что, и ты тоже?» Оба хохотали.
Помню, долбанули меня еще раз — в 1988 году, в Польше. Я тогда очень спешил в Краковский университет. Со мной, как всегда, была машина с охраной, а сам я — в специальном бронежилете. И вдруг навстречу откуда ни возьмись вылетело авто, произошло столкновение. Я решил выползти из моей машины — боялся, что она взорвется. Но понял, что правая рука у меня не работает. Потом уже подоспела охрана, и я им скомандовал: «На носилки и первым же самолетом в Москву!» Летел и думал: «Господи, почему же на меня это все наваливается? Я же не генерал, не военный…»
Это я вам рассказал не для хвастовства, а для примера, чтобы вы поняли, что значит работа под грифом «совершенно секретно». Около тридцати лет я проработал в таком режиме: не знал ни дня ни ночи — были только наука и служба. Поэтому и семье моей оказалось сложно все это выносить. А когда умерла мама, я даже не смог с ней проститься. В тот момент мне по долгу службы пришлось находиться в другом месте. И все равно, как бы ни было трудно, я всегда старался сохранять хорошее настроение и с оптимизмом смотреть вперед.
— Вам приходилось бывать в местах боевых действий?
— Приходилось. Вообще, я себе всегда хорошие места выбираю! Когда был молодым и работал при первом мединституте, меня отправили на Кубу. Там в то время как раз шла война. Американцы авиационными бросками высаживали свои отряды на Остров свободы, а мы вдвоем с еще одним русским парнем летели на кубинском самолете. Кругом взрывы грохочут, пули свистят. А главный по чину кубинец встал тогда и сказал: «Сейчас тяжело, но все равно мы победим! Венсеремос!» И вот это «венсеремос» — «мы победим» — я до сих пор вспоминаю.
— Первые лица страны были дисциплинированными пациентами?
— У меня были не только первые лица. Были и дворники, и всякие-всякие — «скорая помощь» привозит кого угодно! А во времена СССР я лечил руководителей пятнадцати стран мира.
В кабинете висят мои портреты кисти трех известных художников, а работа Ильи Глазунова раньше находилась в любимой мною Третьяковской галерее. Художники тоже были моими пациентами, вот и уговорили дать им возможность написать эти портреты, как я от них ни бегал.
Но я, повторю, спасал и самых простых людей. Ну и самое главное — создавал препараты, занимался наукой.
— В вашей практике наверняка были случаи, когда помощь приходилось оказывать срочно, на месте. Расскажите о них, пожалуйста.
— Однажды меня пригласили на Шаболовку, раньше только оттуда велось телевещание, «Останкина» еще не существовало. И прямо во время записи у какого-то политработника случился сердечный приступ. В коридор выбежал побледневший ведущий: «Доктор, спасите, спасите!» Человек лежал на полу, и я сделал ему то, что в таких случаях положено, — непрямой массаж сердца. А еще более интересный случай произошел со мной на вручении Нобелевской премии в 1985 году…
— Это когда вручали премию за организованное вами международное движение «Врачи мира за предотвращение ядерной войны»?
— Да. Мы получили премию вместе с моим американским другом и коллегой Бернардом Лауном. Отношение к русским тогда было очень агрессивным, поносили нас ужасно, но и я не отставал, не молчал в ответ. Руководил церемонией министр иностранных дел Норвегии. Там было множество журналистов, среди которых один советский корреспондент, и как раз ему никак не предоставляли слово. Вижу, парень сильно разнервничался по этому поводу. И в какой-то момент направился прямо ко мне — но не дошел, упал. Я тут же вскочил, кинулся к нему через стол, начал откачивать. Сразу понял, что с ним произошло. Момент, когда он поднял голову, засняли десятки телевизионных камер.
— Наверное, это счастье — оставаться всю жизнь в любимой профессии. А вообще любить — это счастье?
— Любовь — самое прекрасное, что есть на свете! И одновременно — самое тяжелое. Когда твои любимые уходят…
Все три мои супруги были особенные, прекрасные и гораздо лучше меня. И всем я уделял меньше внимания, чем было нужно. В семь утра уезжал на работу, а возвращался зачастую около полуночи.
Жены, правда, тоже много работали. В советские времена как-то было не принято отдыхать. Первая супруга, Рената Николаевна, стала создателем целого направления реанимации в хирургии, работала у профессора Петровского. Вторая, Лидия Викторовна, занималась профилактической медициной. Третья супруга, Лидия Михайловна, была моей ровесницей, прошла всю войну, а потом работала в Кремле.
Я был с ними счастлив! А то, что пережил, дало много пищи для размышлений.
— Ходят легенды о секретных «кремлевских таблетках», с помощью которых вы поддерживали жизнь ваших известных пациентов.
— Для поддержания активного статуса мы использовали биоэнергетики, заграничные препараты, повышающие жизненную активность. Названия я упоминать не буду. Этими препаратами очень интересовался в свое время Юрий Андропов, он тогда возглавлял Комитет госбезопасности. С Юрием Владимировичем мы вообще дружили, часто созванивались и подолгу разговаривали. При своем довольно слабом здоровье он очень много работал. Хороший был человек, что там говорить.
Именно Андропов как-то попросил меня привезти эти лекарства для Леонида Ильича. Речь не шла о каких-то запретных, секретных препаратах — просто в СССР их в то время не существовало. И когда Юрий Владимирович увидел результат, он меня спросил: «Слушай, Евгений Иванович, а давай попробуем дать эти препараты нашим футболистам! Можешь для них тоже выписать?» Андропов был заядлым болельщиком «Динамо». И по моей просьбе препараты для футболистов доставили в страну — такая вот история.
— А лично вы принимаете какие-либо БАДы, витамины или специальные средства для продления жизни?
— Нет, ничего такого я не употребляю. Просто живу активной жизнью и работаю. И, как видите, действует!
— В 2005 году по телевидению показывали четырехсерийный фильм режиссера Сергея Снежкина «Брежнев». Вы его смотрели?
— Нет, не припомню.
— Кроме всего прочего, там рассказывалось о том, что Леонид Ильич в течение примерно десяти лет в больших количествах принимал успокоительные и снотворные препараты. Это было на самом деле?
— Нет, конечно. Как-то раз во время мучившей его бессонницы Брежнев действительно принял снотворное. А все седативные препараты, если вы помните, отпускались во времена СССР без рецепта, и в каждом доме их было множество. Но мы сразу об этом узнали и немедленно это дело прекратили: никаких снотворных! Сделали Леониду Ильичу искусственные пилюли-плацебо и в точно таких же настоящих упаковках приносили, отдавали родственникам. Отсюда, наверное, киношники и взяли этот факт. Честно говоря, пока не видел ни одного правдивого фильма о руководителях нашей страны. А вот мифов и легенд о них ходит множество!
— Скажите, пожалуйста, что на данный момент вас радует — и в жизни, и в медицинской науке?
— На стенах моего кабинета, в моих шкафах есть множество наград, книг и фотографий. Вот, к примеру, на этой фотографии мы с Михаилом Сергеевичем Горбачевым в Крыму. Сначала очень дружили, а потом разругались. Но ладно, дело прошлое, как говорится… А сейчас я вам покажу, кто меня радует: вот оно, мое чудо — любимая правнучка!
Расспрашивала
Марина ДОЛГОРУКАЯ.
(moya-semya. ru)