Владимир АВЕТИСЯН: Карачун
Такова уж истина из первых рук, и привели мы ее здесь к сведению заезжих и захожих гостей. А уж своито на этом зубы съели! Что, мол, скажешь, кум Исакич? – А что спросишь, кум Абрамыч! И выдадут тебе про карачун с три короба – за Боже ты мой!
В наших краях задают медведю карачуна ни много ни мало два раза в год: зимой и летом. Только зимний карачун дороже летнего!
Вопервых, подпадает он аккурат на Спиридонасолноворота, когда, по народному календарному выражению, солнце идет на лето, зима – на мороз, а мужик, стало быть, – на медведя!
В Спиридоньев день, минута в минуту, косолапый переворачивается в берлоге с одного бока на другой. Никто не видел и не проверял, да мы и спорить не будем!
Вовторых, как ни крути, а зимний карачун – из другого теста: мужики ходят на него с верным расчетом на успех. Ведь предмет охоты сидит в берлоге, что тебе фриц в окопе, – обложи его со всех сторон да и выкуривай помаленьку, куда он денется?!
У летнего же карачуна, брат, иная подоплека.
2
Медведь летом на воле ходит барином, жирок себе нагуливает. Слухом чуток, глазом востер, нос по ветру держит – охотника учует за версту! Мудрено взять его с маху. Если только бить издали, да чтобы рука не дрогнула. Тут попотеешь, хоронясь на засидках.
Когда спадут малина, черника, голубика, брусника и прочие ягоды, косолапый переключается на молочные, еще не созревшие овсы. В сумерках он тихо выходит из леса. Остановится в зарослях, послушает, стоя против ветра, щупает черными ноздрями вечерний влажный воздух, стараясь угадать, нет ли поблизости человека; выходит на овес, загребая лапой метелки, – чмокает, обсасывает их…
А в это время ты затаился, сидишь на лабазе – ну, такой самодельный помост для засидки на дереве: ни кашлянуть, ни курнуть, ни шевельнуться, даже если тебя всего облепили комары, – медведь чуток и крайне осторожен. Дождешься удобного момента, тогда и спускай курок – ни пуха тебе, ни пера!
Легко сказать: на деле сплошь и рядом бьют очертя голову да закрывши глаза – авось, какнибудь да зацепит, а потом, если что, можно догнать лайками и добить…
Бывает зачастую, что медведь сам тебя на пушку возьмет: поманит в сторону, обойдет кругом да в чащобу глухую заведет – и будешь ты заблудшим фофаном по лесу плутать…
Умеет, чертяка, напускать мару на глаза! А нашего брата, охотника, хлебом не корми, дай только языком почесать про эту мару! Ну ладно, можно бы и проглотить байку, как его там косолапый за нос водил да по лесу кружил… Но когда он впаривает тебе небылицы про медвежий гипноз и как при этом медведь испаряется прямо у тебя на глазах – ну, это уже, с позволения сказать, не для компанства, а ради приятства!..
И ведь ХристомБогом клянется, мол, с ним ровно такой случай и вышел: стоит медведь аккурат перед глазами, а он, веришь ли, в упор не видит зверя! Мара, и все тут! Потом чтото проклюнулось из тумана… Пригляделся – ба! – родная теща, да со скалкой в правой руке!..
– Во хмелю, братец, увидишь и черта! – резонно замечают рассказчику трезвые на голову слушатели. – Пить надо меньше! А уж выпил, так закусывай!..
3
На Воздвиженье, едва птица двинется в отлет, косолапый начинает кочевряжиться; все думы – о берлоге, оттого керкает да муташится, ровно капризное дитя перед сном. И хвастливому охотнику кажется, будто зверь сам в руки лезет: опасности не чует, рассеян, на глазах туман – бери его врасплох, не прогадаешь!..
Ан нет! Медведь – думец и хитрован: где надо, лисой прикинется, а где и стремглав рванет в атаку! Не приведи Бог кому в эту пору задеть его неумелым выстрелом: чума на всю округу от шатуна! Бывалый охотник спокойно ведет зверя до самой берлоги, тайно наблюдая за ним со стороны; по разным приметам, какие оставляет за собою полусонный керкун, наметанный глаз охотника определит его силу и вес, а заодно и время, когда он уж верно отойдет ко сну…
Обычно с Егория, когда декабрьские сугробы улягутся, медведь в берлоге крепко засыпает. Наконецто! Охотникследопыт посылает медвежатникам заветную весточку: «Наши спят…» А значит, уж близок Спиридоньев день – пора расчехлять ружья, набивать патроны, укладывать снаряжение… Грядет большой зимний карачун!
Особые хлопоты у главного чарника, Ферапонта Костина, – ему, как главному «алхимику», в очередной раз готовить традиционное ритуальное зелье «карачун». Вот уже тридцать лет он готовит для охотников круговую чару.
В доме у него как у старинного знахаря: на полках и стеллажах баночки с мазями, кулечки с травами и пряностями, скляночки с эфирными маслами, спиртами, настойками…
Повсюду книги с рецептами по изготовлению лекарственных напитков, зелий, коктейлей; стены облеплены этикетками от винных и водочных бутылок…
Его дед, Михей Костин, был чарником карачуна еще при царе, оставался им и после Октябрьской революции; с тех пор этот крест несут все его потомки по прямой линии. Какие новые символические добавки окажутся в старинном рецепте на этот раз? Перед началом охоты круговая чара с волшебным зельем поочередно обойдет участников карачуна, очерчивая вокруг охотничьего застолья обереженный круг, чтобы с пищей и мыслями в кровь не проникла нечистая сила, а из круга не вздумала бы улизнуть охотничья удача!
4
Про наш карачун не слыхал разве что глухой! И в газетах о нем писали, и по телевизору казали…
Слух о нем перешагнул в иные земли и, веришь ли, достучался до одного немецкого миллиардера по имени Отто Бухлер!
С давних времен охота на медведя в лесах Баварии была главным родовым пристрастием Бухлеров.
У всех мужчин этого старинного рода проявлялась охотничья косточка, а с нею сильна была и заповедь: не довольство, а охота человека тешит. А уж охоту тешить – не беда платить! И они на эту страсть денег не жалели. У них были самые дорогие охотничьи ружья; их родовой коллекции завидовал сам рейхсмаршал Геринг, который также был страстным коллекционером стрелкового оружия.
Родовое поместье Бухлеров было сплошь увешано охотничьими трофеями – неоспоримыми знаками охотничьей славы представителей рода. И как только прошел звон про карачун на Узоле, взыграло ретивое у богатого отпрыска – глаза разгорелись, и брюхом захотелось.
Так захотелось, что вынь да положь: хочу, говорит, в Россию – посмотреть своими глазами на этот русский карачун! И чтобы там – полный натюрлих: с мужиками водочки попить, в русской баньке попариться, а уж потом всею ордою в лес – медведя карачунить!..
Во, брат, дела! Это без денег ты червяк, и звать тебя никак, а при деньгах – Отто Бухлер! И самому Богу можешь ответ дать! Тут еще и сорока на хвосте принесла, дескать, сей немец Отто – чуть ли не родной племянничек ихнему канцлеру!.. Смекаешь, какого полета птицато?! И кто ж от такого клиента откажется просто так! Да наши за него в доску расшибутся, если надо, – рельсы ему до самой реки проложат и живого медведя на прицел выведут: будь добр, герр Бухлер, только пальчиком нажми на курок!..
Решился Отто Бухлер: попытка не пытка, и уж что ни будет, а поставлю на своем. И посылает он к нам своего доверенного человека разведать это дело. Приезжает немецкий посланец сюда, к местным властям, выкладывает им на стол необычайно выгодное коммерческое предложение: один миллион евро за настоящий зимний карачун с прямым участием господина Отто Бухлера!
Такого случая тут ждали, как Христова Рождества: районто весь в долгах как в шелках, без денег нынче как без мази – все кругом скрипом скрипит. Видно, мол, сам Господь решил послать нам этого благодетелямиллиардера!
Только вот незадача: с марта приняли закон о запрете охоты на медведя в берлоге – видишь ли, каждый год в стране гибнет от рук охотников не одна сотня медведиц и маленьких медвежат. Ведь раньше разрешалось отстреливать всех животных, которые находились в берлоге, в их числе и новорожденных медвежат. И надо же такому случиться! – приняли закон именно перед тем, как у нас нарисовался этот миллиардер Отто Бухлер!
По совести сказать, деньги нынче переваляют любой закон! Чай, они и есть высший закон! Предложение приняли с маху – мол, добро пожаловать, герр Бухлер! Мечтаем с вами познакомиться и сказать друг другу приятное! Любой ваш каприз – за ваши денежки! Мир, дружба, френдшафт!!!
Да, брат, ушли те времена, когда немец воевал… Теперь он может все купить за деньги. Покаялись отцы и деды его за прошлый смертный грех свой, что мировую бойню развязали да несметно народу в землю положили. Покаялись, присмирели, призадумались: с русскими воевать – себе дороже. А не лучше ли с ними дружбу водить! Стали в гости наезжать да и нас к себе в гости звать!
– Как гофорят у фас ф России, кто старое фспомянет, тому глаз фон!..
– А кто забудет, тому – оба! – сурово отпихиваются наши. Мы, русские, мол, народ прямой, по простоте живем: говорим в лицо, без обиняков!
– О, я, я, зер гут! Прафильно! – соглашается немец, а сам небось думает: «Ну и черти эти русские: такое скажут – хоть стой, хоть падай…»
5
По случаю приезда в наши края важного немца доблестное охотобщество созвало на чрезвычайную сходку всех своих членов. Вопрос стоял ребром: как бы не осрамиться перед Европой – принять и обслужить «чуть ли не родного племянничка ихнего канцлера»?! К сходке подъехали глава района и начальник местной полиции.
– Клиент состоятельный! Он этой охотой бредит, не пожалеет никаких денег, если ему потрафить! Обещает подарить районной больнице дорогое немецкое оборудование и, уж конечно, даст на развитие вашего охотоведческого хозяйства!..
Мужикам такие посулы – бальзам на душу. Выслушали они районное начальство со всей своей любовью и зуб дали, что карачун гостю будет обеспечен – мама, не горюй! Есть, мол, тут у них «в разработке» два «президента» – так они окрестили предмет охоты, чтобы не спугнуть удачу! «Пасут» эту парочку еще с прошлого года!
Уж доподлинно замечено, что залегли они в своих старых берлогах, где, никем не потревоженные, перезимовали предыдущую зиму! Считай, оба у них на мушке!
– Ай да молодцы! – похвалил глава района. – Видишь, Иваныч, каковы у нас орлы! – обратился он к начальнику полиции.
– Подтверждаю, – неласково буркнул главный полицейский, но тут же сделал охотникам деликатное внушение: мужики, вы, мол, аккуратнее со словамито – называть медведя «президентом»…
– На что намекаете, начальник? – был резонный вопрос.
– Ясное дело, на что… – Иваныч многозначительно ткнул пальцем в небо, дожидаясь, пока проявится нужная реакция.
– Ааа, – дошло до охотников. – Упаси нас Бог, – засмущались они, – мы так высоко и в мыслях не взлетаем. Просто думали, раз уж медведь у нас теперь официальный тотем президентской партии, то и решили, без всякой задней мысли, такую кличку ему и подобрать: Президент!
– Логично, – снова буркнул в своей манере начальник полиции. – Будем считать это устным народным творчеством…
На том и разошлись.
6
Сегодня миллиардеру из Германии шагнуть прямиком в нашу лесную глушь – как два пальца об асфальт! Его с почетом доставили на российском военном вертолете! Для встречи важного гостя подняли на уши всю новоиспеченную полицию района. Согнали лучших гармонистов и частушечников округи. Встречали хлебомсолью, блинами да медом, под задорные частушки, наспех состряпанные по такому случаю народными острословами:
За рекою на полянку
Вертолет военный сел.
К нам в деревню на гулянку
Отто Бухлер прилетел!
Он – любитель форсмажора,
Парень бравый и ващще…
Мне б такого ухажера –
С вертолетом и в плаще!..
Черта лысого! На парня бравого, любителя форсмажора, он не тянул – так себе, невысокий толстячок лет пятидесяти, рябой, белобровый, с пивным брюшком да в очках с большими линзами от близорукости. Шут с ним, будь он хоть обезьяной, никто бы в упор не заметил: важнее очевидного тот покоряющий факт, что у этого мерина денег немерено! Ведь нынче по деньгам и почет. А кого почитают, того и величают.
Бухлер сносно говорил порусски, так что в переводчике не было надобности. Более того, он отправил в отпуск личную охрану, советников и обслугу. Зато прихватил свою верную зверовую овчарку Грету, натасканную на медведя. И, конечно, отборное охотничье снаряжение от германской оружейной фирмы «Зауэр».
Как показали первые шаги знакомства, гость очень быстро нашел язык с охотниками. Из вертолета выставили два ящика водки с хорошей закуской – поддержать церемонию знакомства!
Толстячок Бухлер оказался «свой в доску мужик»: даже фамилия по звучанию прямо намекала на русский глагол «бухать» в его алкогольном значении, реально отражая склонность хозяина к выпивке. На такой радости для дорогого гостя зажарили кабанчика на вертеле.
«Бухал» Отто решительно, засучив рукава… И наши – черт возьми! – старались не отставать. Когда градус теплой встречи стал зашкаливать, поднялся председатель охотобщества и торжественно запечатлел на мясистых губах Бухлера братский засос, повторив известный по документальной фотографии исторический братский засос Брежнева и Хоннеккера. И на этом решили поставить точку. Все, мол, камрад Бухлер, ты, брат, бухай, да не ухай! А мыто свою меру знаем… Дальше у нас по программе – банька! Готовься, мол, будем из тебя жирок сгонять!..
7.
Банные процедуры – прямая привилегия самого председателя охотничьего общества: ни у кого другого не поднялась бы рука хлестать березовыми вениками живого миллиардера, допекая его паром до самых печенок! Лежа на банных полках, бедняга Бухлер то стонал и охал от блаженства, то вдруг истерично выкрикивал, не помня себя:
– Арбайтен, шнеллешнелле!!!
Пока проходило банное «чистилище», полицейская машина доставила в Дом охотника очередную партию «бухла», и сладкие тосты «за знакомство» продолжались на пленере у костра…
Да, что ни говори, а нашей русской готовности и уменью обласкать заезжего и захожего гостя могут позавидовать другие народы: здесь наша слава, честь и хвала безраздельные и беспримерные!
Кажется, русское радушие оттого велико и сильно, что в этой бесприютной северной стране, среди бесприветной природы люди научились ценить чужую нужду в приюте. Особенный «градус» этому доброму и высокому чувству добавляет модное нынче «платное гостеприимство». Тут уж широко раскрыты наши ворота для званых и незваных, как бы подчас ни были неудобны последствия…
Лишь после третьих петухов гостя удалось дотащить до постели. В горницу сложили всю его германскую амуницию и охотничье снаряжение. Рядом на коврике уснула его овчарка Грета. У дверей караулить сон высокого гостя взялись два авторитета из местного охотничьего кичмана – Исакич и Абрамыч. Поскольку обоих звали Петрами, охотники окликали их по отчеству, чтобы не путаться.
– Теперь нашего немца и пушкой не добудишься! – мечтательно заключил Исакич.
– Твои бы слова да Богу в уши, – отозвался Абрамыч, укладываясь на топчан у порога.
Едва в Доме охотника прикорнули, и часа не прошло: чу! – вдруг шум да грохот, ровно земля взошла по камню, да громкий лай собаки, прерываемый истерическим воплем:
– Арбайтен! Арбайтен! Шнеллешнелле!!! Дранг нах карачун!!!
Караульщиков как шилом подняло: что? где? кто?! Глядь, стоит в дверном проеме Аникавоин Отто Бухлер: на нем трусы в красный горошек, на голове походный котелок, а в руках винчестер «Зауэр» с вертикальными стволами и оптическим прицелом…
Исакич ни жив ни мертв: поджилки трясутся, язык отнялся. Рядом торчком стоит Абрамыч, держит руки по швам, в глазах мольба застыла, дохнуть не смеет.
– Битте, битте!!! Фстафать!!! – глаза у немца налились кровью, мечут громымолнии.
– Мил человек, и чего тебя так припеклото! Уж не торопи умирать, дай состариться, – взмолился Исакич, осеняя себя крестным знамением.
– Я софсем готофф! Нах карачун!!!
Тут Абрамыч, ровно бесплотный ангел, сошедший с небес, робко пошаркал к горячему баварскому парню и прошептал ему на ухо пару ласковых:
– Мужик, ну че ты землю роешь, кукушка еще не прилетела…
Бухлер с минуту соображал, переваривая странную весть о том, что кукушка задерживается с прилетом…
– Яволь, – кивнул он. – Дать мне знать, когда прилетит кукушка…
– Сделаем, только не входи в амбицию!
Охотники взяли гостя под белы ручки и повели к кровати; сняли с него «экипировку», уложили, накрыли одеялом… И сон в один мах перевалял Бухлера.
8.
Вот наконецто грянул долгожданный день преподобного Спиридона, епископа Тримифунтского, известного в народе как «Поворот – Спиридон», – онто, сердечный, и знаменует возврат солнца с зимы на лето, а мужика поднимает на медведя!
Неяркое декабрьское светило робко вскарабкалось на кромку леса и лениво повисло, не проявляя никакого желания играть в солноворот.
На опушке выстроились наготове лучшие представители охотничьего товарищества. Завершены приготовления – не к теще на блины, а на грозного зверя готовится поход. Уже в который раз проверено содержимое чехлов, патроны, ножи. Ружья подобраны самые надежные, которые не дадут осечек и резкого боя, хорошо пристреляны: с десяток двуствольных штуцеров, две двустволки 12го и 16го калибра с хорошей отлитой свинцовой пулей, три карабина «Сайга».
Патроны заряжены бездымным порохом с капсулем Жевело. Словом, предел всего лучшего, что было у охотобщества!
Конечно, куда нам до Бухлера! У него самозарядный винчестер с оптическим прицелом знаменитой оружейной компании «Зауэр»! Своему оружию сам хозяин приписывал какието особенные качества: мол, десять медведей уложил, и ни одной осечки – каждый выстрел разил наповал! Во всяком случае, из такого ружья медведя можно свалить даже при самом неудобном раскладе охоты!
Своих собак решили не брать: таково было условие Бухлера. Он привез с собой немецкую зверовую овчарку – верную и надежную Грету. Ей исполнилось три года, и у нее имелись собачьи медали, подтверждающие талант признанной медвежатницы – смелой, сильной и вязкой, которая могла не только преследовать убегающего зверя, но и задержать его. Тем не менее распорядитель охоты решил, что будет не лишним привлечь Гаврюшу Библикова – матерого берложника, который как нельзя лучше поддержал бы собачку Грету в ее трудах. Ведь нюх у Гаврюши чисто волчий: он отыщет тебе медвежье логовище хоть под колодой, хоть в пещерке, хоть в ямке под снегом и буревалом!.. Нечеловеческий нюх, одним словом, истинный Христос! Соваться без Гаврюши Библикова в зимний бор – ковать на себя крамолу: кому, брат, охота ненароком свалиться сонному зверю в лапы…
Кажется, продумали все. На опушке леса стояла вызванная на крайний случай дежурная бригада «скорой помощи», наряд полиции, локальная радиостанция для связи. Более того, на голове Бухлера была закреплена миниатюрная видеокамера, передающая сигнал на один из немецких телеканалов… Голова варит у этого Бухлера – из всего умеет извлекать выгоду!
– У нас готовность номер один, герр Бухлер! – доложился ему распорядитель охоты.
– Хорошо! Как гофорят у фас ф России, дафайте уже с Богом!
Охотничья дружина из двух десятков человек и одной немецкой овчарки длинной цепочкой вошла в бор. Впереди на широких лыжах по глубокому снегу торил дорогу Гаврюша Библиков. Заметив на пути малейшие ямки или шероховатости, он останавливался и глубокомысленно изрекал:
– А вот и верный след…
Шедший за ним председатель охотобщества тут же одергивал его, мол, побойся Бога, Гаврюша, это же заячий след! На что невозмутимый Гаврюша отвечал, что путный охотник и по заячьему следу доходит до медвежьей берлоги.
Вклинившись в глубь леса на довольно большое расстояние, охотники вышли на чистую поляну. Здесь Исакич с Абрамычем огляделись и в один голос заключили: до предполагаемых берлог двух «президентов» остается всего километра два!
Приняли решение: значит, будем распивать ритуальную круговую чашу прямо на этой поляне!
Сбросили лыжи, притоптали снег, сложили в кучу зачехленные ружья и вещмешки со снаряжением. По условиям заключенного контракта, заказчик должен был своими глазами увидеть весь процесс приготовления ритуального напитка «карачун». Пока Ферапонт Костин готовил свой нехитрый инвентарь, собачка Грета начала прочесывать дебри вокруг поляны.
Разделили охотников на четыре группы, и каждая из них получила свои определенные задачи. Безопасность гостя обеспечивали два лучших стрелка, которые к тому же мастерски владели кинжалами. Даже если зверь будет свален без промаха, у него все равно хватит еще сил кинуться и когонибудь изувечить; и тут как раз нужно остановить его точным ударом острого клинка!
Хотя следопыты и утверждали, что до медвежьих берлог еще далеко, Бухлер доверял только своей Грете и потому, на всякий случай, дал ей покружить вокруг поляны. Чутьистая и понятливая овчарка осмотрела буревал, перелазила по заснеженным зарослям вокруг поляны, но почуять и облаять никого не удалось – даже не пикнула.
– Грета дала нам гарантию, что медведя мы не подшумим раньше, чем подойдем к «челу» берлоги, – сказал председатель охотобщества, – Что ж, пришел черед Ферапонта Костина. Попросим его замутить для нас ритуальное зелье. Давай, Михеич, свое «круговое зелье для веселья», а то куражу ни в одном глазу!
9.
В записях династии потомственных узольских бытописателей Красильниковых прослеживается подробнейшая история рецептов приготовления «карачуна» за более чем триста лет! Поначалу напиток готовился из дикого лесного меда. Богатые бортные ухожья на Узоле сделали мед основным составляющим ритуального зелья.
Традиционный рецепт «карачуна» изменился сразу после церковного раскола, когда в наших лесах обосновались беглые раскольникистарообрядцы. Они привнесли новое дыхание в устоявшиеся нормы и традиции местных жителей. Отныне в медовую основу «карачуна» добавляли выжатый сок хрена, по определенным меркам – льняное масло, ржаной солод, анис, хмелевые шишки, рябиновый настой. Для улучшения вкуса и цвета старообрядческие «друиды» выжимали сок из зрелых вишен и подливали его в мед. Напиток, брат, получался настолько крепким и бодрящим, что у охотников появлялись силы необъятные, легкость и задор, и мороз их не брал!..
С появлением русской водки из ржи, пшеницы и ячменя, – в нашей сельской глубинке ее всегда называли не иначе как «вино», – «карачун» стали готовить «поновому», на основе «вина», настаивая его на редких пряностях, душистых травах, кореньях, плодах и эфирных маслах, которые придавали напитку неповторимый аромат.
После череды русскотурецких войн в «карачуне» появились масло столепестковой турецкой розы и толченые абрикосовые косточки из Армении. Теперь такая мода пошла – из года в год добавлять в рецептуру какиенибудь новинки. В старинных записях братьев Красильниковых отмечалось, что уже к началу империалистической войны в «карачуне» использовалась молотая гвоздика – по вкусу, щепотка измельченного мускатного ореха, малиновый сок…
Октябрьская революция перевернула русский мир с ног на голову, раскатала исподние жернова, порушила сдерживающие плотины русского уклада и традиций. В потемках окаянных дней был утерян и рецепт «карачуна».
В середине 30х годов, накануне войны с Германией, Михей Костин, изучая старые записи Красильниковых, возродил позабытый ритуальный напиток: его вновь стали подавать охотникам, но теперь уже как теплое питье вроде чая. Зелье варили на меду, настаивали на зверобое, шалфее, лавровом листе, имбире и стручковом перце; перед началом охоты напиток подогревали на костре, заливали в круговую чару и передавали расположившейся по кругу дружине охотников.
После Великой Отечественной войны основным сырьем для «карачуна» снова стала водка. Вернувшиеся с фронта солдаты принесли с собой из Европы горький миндаль, и он, измельченный, пополнил список уже известных добавок.
Словом, состав ритуального зелья менялся вместе со временем; как и всякое живое творчество, «карачун» активно откликался на знаки времени, вбирая в себя и радость побед, и горечь поражений, сплавляя их какимто мистическим образом в ритуальный чудодейственный напиток, приносящий удачу в охоте!
В советские времена для «карачуна» в самый раз подходила водка «Столичная». После распада Союза узольские «друиды» перепробовали для своего зелья все – от «Ройала» до «Абсолюта» – и в конце концов остановились на «Путинке».
Прямое участие в предстоящей охоте немецкого миллиардера обещало самые интригующие и невероятные дополнения в рецептуру «карачуна».
Поначалу заказчику предложили: мол, если вы пожелаете, мы готовы «замутить» специально для вас ритуальный напиток на основе немецкого шнапса с добавлением желудей и верескового меда. На что Бухлер ответил отрицательно: «Ничего не менять! Я еду в Россию ради русских традиций!»
Правда, кроме этого, у него было одно пожелание: весь процесс приготовления традиционного охотничьего зелья показать ему на открытом воздухе, в походных условиях…
Что давал людям этот ритуальный напиток «карачун»? Как можно было объяснить тот благоговейный трепет, какой испытывали охотники, передавая друг другу круговую чару, расписанную яркими хохломскими узорами и заполненную до краев волшебным зельем?!
Тут, брат, не просто чара, а самый что ни на есть древний объединяющий символ – магический «славянский круг»! Он придавал русским людям высокое сознание того, что они еще живы и еще вместе, и что в этом единстве – залог их силы и безопасности, источник вольного русского духа! Они молча передавали по кругу большую деревянную братину, приникали губами к закругленной кромке расписного бортика и вкушали мелкими глотками этот приятный на вкус, бодрящий напиток на морозном воздухе! С каждым глотком их посещали добрые мысли со всех сторон: вспоминались имена лучших охотников – их отцов и дедов, погибших на войне, метких стрелков, что с любого расстояния попадали белке в глаз, с одного выстрела валили медведя, били птицу на лету… И с этими мыслями через напиток в их кровь проникал вечный и неистребимый дух охотничьей вольницы, дух родного окоема, знакомого с колыбели! Нет, брат, не измерить эту ценность по ушлой и циничной шкале валютных курсов!
10.
Названный Ферапонт Костин, главный чарник «карачуна», старательно утоптал снег на середине поляны, расстелил брезентовую скатерть, разложил на ней свои баночки и скляночки, готовясь к таинству приготовления ритуального зелья. А пока он еще не начал, распорядитель охоты решил не терять времени зря, а провести обязательный инструктаж по безопасности перед охотой.
– Подход к берлоге – самая ответственная минута! – начал он. – Стараемся не шуметь, снимаем лыжи, выбираем чистое, ничем не загороженное место для оперативного простора, держим ружья наготове и внимательно следим за поведением собачки Греты. Она должна облаять зверя, наступая с той стороны, куда повернута голова спящего медведя; «чело» берлоги направлено чаще всего на восток. Теперь о ружьях. Снимаем рукавицы и держим ружья наперевес. Успех зависит от первого правильного выстрела. Каждый из вас хорошо знает возможности своего оружия. Основные правила стрельбы пулей по вставшему из берлоги зверю: быстрота, меткость, выдержка! Целимся зверю прямо в голову – между ухом и глазом. Если он выскочит из берлоги и не поднимется на лапы, а станет уходить боком, бьем под лопатку! Если зверь убегает по прямой линии, нажимаем на спуск ружья, выцеливая по хребту. Ясно? Самое убойное место – мозг зверя. Мы все помним те печальные случаи, когда с простреленным пулей сердцем медведь пробегал еще десятки шагов, успевая изувечить стрелков.
Рассевшись у холмистого заснеженного буревала под ветвистой сосной, охотники слушали главного и одновременно следили за приготовлениями Ферапонта Костина.
11.
Это была волнующая церемония: впервые за всю историю карачуна главный чарник открыто, на глазах у охотников и высокого гостя, показывал таинство приготовления старинного ритуального зелья «карачун»!
На середине самобранного стола красовалась большая хохломская чаша, расписанная орнаментом с золотыми хмелевыми шишками. Рядом выстроились разноцветные флакончики, баночки, кулечки, свертки.
Ассистировать главному чарнику вызвались Исакич и Абрамыч. Они развязали вещмешки и выставили на брезентовую скатерть бутылок двадцать водки. Потом со знанием дела принялись расторопно откупоривать их и подавать Ферапонту Костину. Тот, величественно засучив рукава, принимал бутылку за бутылкой и грациозно выливал булькающее содержимое в деревянную братину, сопровождая свои действия подробным комментарием:
– Основу нашего зелья составляет известное всем «стратегическое сырье» – из расчета по бутылке на нос! Добавим сто граммов льняного масла, чтобы создать на поверхности защитную пленку! Далее нам понадобятся три щепотки молотого красного перца для нейтрализации горечи и подъема общего тонуса – хорошенько помешиваем; забрасываем двести граммов молотых абрикосовых косточек – для отбиву дурного запаха! Хорошенько помешаем, добавляя тринадцать капель святого миро – против сглаза и нечистой силы…
– Михеич, побойся Бога, пока ты мешаешь, она же вся выдохнется…
– Не учи сороку вприсядку плясать, – одернул охотников главный. – За тридцать лет наш Михеич, небось, успел наблошиться в этом деле!
– И то верно, Михеич у нас – обожженный кирпич! – подобострастно добавил Исакич.
Но главный чарник невозмутимо следовал пушкинскому завету: хвалу и хулу приемля равнодушно, он не оспаривал глупцов.
Продолжая вдохновенно «химичить», он доставал из своего вещмешка все новые и новые составляющие рецепта магического зелья:
– Прибавим горсть сушеных лепестков шиповника, растертого с полынью, – для аппетита, хорошенько перемешаем; и, наконец, поверх всего рассыпаем зверобой – для удачи в бою со зверем!.. Вот теперь, кажется, все: только нужно дать зелью немного настояться…
«Экспедиция» завороженно уставилась на ритуальную чашу, молча запасаясь терпением. Но уже через минуту не выдержали нервы у Абрамыча:
– Хоть бы чемнибудь отвлечься, пока эта штука настаивается, – посетовал он и посмотрел на Бухлера. – Друг Отто, дайка нам хоть раз пальнуть из твоего винчестера, что ли…
Главный одернул Абрамыча:
– Не приставай к гостю! Зачем патроны зря переводить – вся охота еще впереди!
– Вовсе и не зря! – настаивал Абрамыч. – Вон сколько пустых бутылок образовалось – будем по ним на спор палить!.. Зараз чуток разогреемся перед охотой!..
– Хорошо, – согласился Бухлер, – даю каждому по одному патрону!
Чувствуя себя на голову выше других, гость вальяжно расчехлил свой винчестер, заглянул в окуляр оптического прицела, проверил заряды, продемонстрировал серебряное узорочье по бокам, явно испытывая гордость за немецкое оружие, которое, как видно, служит предметом зависти для русских.
– Постафить бутылку на холмик у сосны! – с деланной бравадой предложил Бухлер.
– Эй, Отто, покажика нам кузькину мать! – подбодрил его главный.
Грянул выстрел, и почти мгновенный хруст разлетевшейся вдребезги бутылки вызвал у охотников бурю восхищенных эмоций.
– Да уж, задиристое ружьецо, как прореху рвет!
– Ты его наверняка в крови убитых зверей обмывал, признайся, Отто!
– Не иначе кровью ворона вымазал дуло!..
Винчестер пошел по рукам: бах! бах! бах! Бутылка за бутылкой…
– Ну и ружье, братцы, – подумать только, не особо и целился, а, гляди, попал! – радовался Исакич, как малое дитя новой игрушке.
– Ставьте, ставьте еще бутылку!.. – кричали со всех сторон.
И снова – бах! – вдребезги. Жаль, бутылки очень быстро закончились. В компании разгорелся оживленный диспут о качестве немецкого охотничьего оружия. Уж ктокто, а охотникимедвежатники – это элита, эталон охотничьего мастерства. И как раз у них немецкие ружья всегда пользовались успехом. Довольно большая часть российских медвежатников до сих пор склонна считать, что именно их немецкое ружье происходиттаки из коллекции рейхсмаршала Геринга! А этот бухлерский «Зауэр» – не ружье, а песня! Что говорить, если даже такая удачная отечественная модель, как ИЖ54, и та имеет своим прототипом ружье «Зауэр»!..
Тема была до того захватывающей, что никто и не заметил, как шевельнулся холм под бутылочными осколками, как изпод снега высунулась сонная медвежья морда и беззвучно повела черными ноздрями, вдыхая тревожные запахи человека.
12.
Внезапный медвежий рев застал всех врасплох. Охотники оцепенели от ужаса: в двух шагах от них из берлоги вывалилось огромное косматое чудище, матерый хищник…
Как тут не сказать, что, находясь в лесу, надо чаще вспоминать, кто здесь хозяин! Вот он! Грозный, непредсказуемый хищник, при виде которого ноги сами бежать хотят, а не бегут…
И «Отче наш» тут не поможет и не спасет!..
Первым опомнился Бухлер. Он ловко вскинул свой винчестер и, уж точно, размозжил бы медведю череп… Но – увы! – вместо выстрела раздался лишь безобидный щелчок: все патроны ушли на бутылки, а зарядить по новой не хватило времени…
– Уноси ноги, братцы! – панически бросил главный.
– Капут! – простонал Бухлер, метнул винчестер в сторону и с обезьяньей ловкостью вскарабкался на сосну у берлоги.
Овчарку Грету, а вместе с нею и всю «экспедицию» с поляны как ветром сдуло.
Хозяин леса заставил себя уважать! Минутудве он отчаянно протирал лапами сонные глаза, стараясь привыкнуть к дневному свету. Но вот, оклемавшись, внимательно оглядел поляну. Перед ним лежал накрытый «стол» с яствами. А вокруг – зачехленные ружья, вещмешки, лыжи…
Зверь медленно обошел все, принюхиваясь, дотрагиваясь, облизываясь. Его внимание особо привлекла яркая братина – от нее исходили загадочные и манящие запахи… Медведь долго обнюхивал чашу, потом из любопытства запустил в нее лапу, вытащил, облизал, фыркнул, но отходить и не подумал. Немного постоял, причмокивая и качая головой, потом не стерпел – сунулся в чашу носом!..
Видимо, зверю захотелось пить, а тут была какаяникакая, а все ж таки жидкость… Отодвинув лапой зверобой с поверхности, медведь жадно приник к чаше и, захлебываясь, стал заглатывать крупными глотками ритуальное зелье…
Время от времени он отрывался, отчаянно мотал головой и рычал.
Отто Бухлер с замиранием сердца наблюдал эту картину и глазам своим не верил: медведь вылакал почти все из чаши, как заядлый выпивоха… Милое дело, нечего сказать! Чтото будет дальше…
Зверь вскоре обмяк и стал икать, как это бывает у алкашей после обильного возлияния. Малопомалу его начало качать и гнуть к земле. Громко фыркая, с тяжелым хрипом он завалился на бок и застонал…
– Майн гот!.. Майн гот!.. – повторял дрожащими губами Бухлер, наверняка уже трижды пожалев о том, что ввязался в этот русский форсмажор, где недолго и шею себе свернуть.
А «карачун» продолжал делать свое губительное дело. Медведь то скулил, как побитый щенок, то отчаянно бился в конвульсиях, до крови расцарапывая себе живот когтистыми лапами… Наконец его сиплый скулеж перешел в долгий и почти человеческий стон, хотя трудно было себе представить, что это громадное косматое чудище способно так жалобно стонать! Агония продолжалась около получаса. Зверь в последний раз дернулся и затих…
От напряжения у Бухлера сильно затекли руки и ноги. А ослабить их означало упасть вниз, прямо на лежащего под деревом медведя. Бухлер невольно подал голос, окликнув единственно близкое ему германское существо в этой чужой и неприветной стране:
– Гретхен!.. Гретхен!..
Ему почудилось или это было на самом деле – гдето рядом залаяла собака.
– Гретхеееен!!! – заорал на весь лес Бухлер, на радостях неосторожно разжал руки и полетел вниз…
Через некоторое время, когда охотники с опаской подкрались и ступили на притихшую поляну, их изумленному взору предстала невероятная картина: веришь ли, Отто Бухлер лежал верхом на медведе, крепко обняв его, и при этом ни он, ни медведь не подавали признаков жизни…
– Подойдем поближе…
– Мужики, не дрейфь, им обоим, видать, карачун…
– Ай да Бухлер! Неужели медведя задушил и сам пал…
– Нет, постойте, зверюга может прикинуться… – остановил всех главный.
– А что, задушил одного, а теперь прикинулся мертвым, чтобы своим манером и нас того…
Главный, улучив минуту, успел расчехлить свой карабин и, подойдя к зверю со стороны головы, внимательно посмотрел на его уши: так и есть, они были прижаты к голове!.. А охотники хорошо знают: это верный признак, что медведь еще жив. Не теряя времени, Куландин резко подошел, приставил дуло карабина к косматой медвежьей голове и выстрелил… Зверь дернулся и затих, уши медленно выпрямились…
– Уух! – облегченно выдохнул распорядитель охоты. – Вот, теперь у нас полный карачун.
Охотники переключились на Бухлера, подняли и переложили его на снег. Тут и Грета объявилась и, словно извиняясь за проявленную трусость, принялась старательно облизывать лицо хозяина, чтобы заслужить его прощение.
– Эй, герр Бухлер, а герр Бухлер, ты живой? – слегка похлопал главный по пухлым щекам миллиардера. – Лицо у него чистое, вроде не помятое, и крови не видно…
– У него шок, – заключил Гаврюша Библиков. – Надо натереть снегом, он очнется…
И в самом деле, как только потерли снегом, Бухлер открыл глаза, отрешенно уставился в холодное зимнее небо и наверняка подумал, что уже оставил этот земной мир… Собака Грета продолжала радостно облизывать ему лицо.
– Майн гот… Гретхен… – пролепетал он, крепко прижав к себе голову любимой овчарки.
– Урааа!!! – дружно закричали охотники, подняли Бухлера на руки и несколько раз высоко подбросили вверх, как это делают на радостях с героямипобедителями!
Когда радость улеглась, мужиков озадачил вопрос: как же медведь оказался поверженным? Ведь никто не стрелял! Признайся, мол, Отто, уж не ты ли задушил бедного зверя? В ответ Бухлер грустно показал на пустую ритуальную чару:
– Этот сфинья фсе вылакал!
– Как?.. Медведь… Наше зелье?!
Удивление и потрясение были настолько сильными, что охотники долго не могли найти слов. Не видали такого чуда… Матерый исполин лежал у их ног, поверженный уже до того, как распорядитель охоты пустил ему пулю в череп! Глаза у зверя повылазили из орбит, оскалившаяся морда застыла, а обильная белая пена все еще пузырилась на острых клыках, свидетельствуя о недавних страшных мучениях.
– Ай да зельце, братцы, ай да «карачун»! – воскликнул Исакич, переворачивая пустую братину.
– Герр Бухлер, а вот и твои очки нашлись, – подошел Ферапонт Костин. – Скажи, ну, ты видел, как этот зверь пил зелье?
– О, я, я, очень хорошо фидел! Он фыпил фсе!
– Дааа! – почесал затылок Ферапонт Костин. – Жаль, что мне самому не удалось попробовать. Интересно было бы узнать, что получилось. Я так старался…
– Не отчаивайся, брат Ферапонт, ты действительно большой мастер: зелье у тебя вышло похлеще нейтронного оружия, ейбогу! Гляди, какую силищу завалило!
Охотники окружили поражающую своими размерами медвежью тушу.
– Черт побери, а федь этот коктейль был готоф для нас, – многозначительно заключил миллиардер Бухлер и грустно оглядел своих русских коллег.
Воцарилось философское молчание.